небольшой кожаный чехольчик, рывком раскрыл его и показал золоченый жетон.
Шоссон уставился на значок.
— ФБР?
Пендергаст кивнул.
— Совершено какое-то преступление?
— Да.
На лбу управляющего выступили капельки пота.
— Вы что, намерены… арестовывать кого-то в моей гостинице?
— Я имею в виду нечто другое.
Шоссон несколько успокоился.
— Речь идет о преступлении?
— С гостиницей оно не связано.
— У вас есть ордер или предписание?
— Нет.
К управляющему вернулось самообладание.
— Боюсь, мистер Пендергаст, прежде чем отвечать на ваши вопросы, мне придется проконсультироваться с адвокатами. Такова политика компании. Сожалею.
— Какая жалость, — заметил Пендергаст, убирая жетон.
Шоссон вновь принял самодовольный вид.
— Мой помощник вас проводит. — Он нажал кнопку. — Джонатан!
— А верно ли, мистер Шоссон, что здание гостиницы — бывший особняк хлопкового магната?
— Да-да, — подтвердил управляющий и обратился к вошедшему молодому человеку: — Будьте добры, проводите мистера Пендергаста.
— Хорошо, сэр.
Пендергаст не двинулся.
— Как вы думаете, мистер Шоссон, как отреагируют ваши гости, если узнают, что в этом здании на протяжении многих лет располагалась лечебница?
Лицо управляющего моментально вытянулось.
— Понятия не имею, о чем вы.
— Лечебница для инфекционных больных. Холера, туберкулез, малярия, желтая лихорадка…
— Джонатан! Мистер Пендергаст пока не уходит. Пожалуйста, закройте за собой дверь.
Молодой человек покинул кабинет, а Шоссон повернулся к Пендергасту. Отвислые щеки управляющего тряслись от негодования.
— Как вы смеете мне угрожать?
— Угрожать? Какое скверное слово. Правда, мистер Шоссон, делает человека свободным. Я вовсе не желаю угрожать вашим гостям, я просто собираюсь открыть им путь к свободе.
Шоссон напряженно замер, затем медленно откинулся на спинку кресла. Прошла минута, другая.
— Что вам нужно? — тихо спросил он.
— Причина моего визита — лечебница. Я хочу посмотреть все архивы, особенно имеющие отношение к одному пациенту.
— И кто этот пациент?
— Джон Джеймс Одюбон.
Шоссон сморщился и с нескрываемой досадой шлепнул ухоженной ладошкой по столу.
— Господи, так вы из этих?!
Пендергаст с удивлением смотрел на него.
— Простите?
— Как только я думаю, что про этого несчастного наконец-то позабыли, является очередной любопытствующий! Про картину тоже будете расспрашивать?
Пендергаст промолчал.
— Я скажу вам то же самое, что и прочим. Со времени пребывания здесь Джона Джеймса Одюбона прошло почти сто восемьдесят лет. Леч… медицинское учреждение закрылось больше века назад. Никаких записей — и уж точно картин — тут нет и в помине.
— Вот так?
— Вот так! — Шоссон кивком дал понять, что разговор окончен.
— Что ж, весьма прискорбно. Всего хорошего, мистер Шоссон, — сказал Пендергаст, с опечаленным видом поднимаясь из кресла.
— Минуточку! — встревоженно заметил управляющий. — Вы ведь не расскажете гостям, что…
Пендергаст стал еще печальнее.
— Весьма, весьма прискорбно, — повторил он.
Шоссон сделал останавливающий жест.
— Погодите, не торопитесь. — Он вынул из кармана платок и утер взмокший лоб. — Может, кое-какие бумаги и остались. Идемте со мной. — С длинным прерывистым вздохом управляющий вышел из кабинета.
Пендергаст последовал за ним — мимо изысканно обставленного ресторана, мимо сервировочной — в огромную кухню. Мрамор и позолота сменились белым кафелем и прорезиненными ковриками. За металлической дверью в дальнем углу кухни обнаружилась старая железная лестница, ведущая в холодный, сырой, едва освещенный подвальный коридор, который, казалось, пронизывал насквозь всю Луизиану. С потолка осыпалась штукатурка, кирпичный пол покрывали щербины.
Наконец управляющий остановился перед обитой железом дверью. Шоссон толкнул ее — раздался скрип — и шагнул в темноту. В спертом воздухе пахло гнилью и плесенью. Шоссон повернул старинный выключатель по часовой стрелке; взорам вошедших открылось огромное помещение. Тараканы с шорохом разбежались по замусоренному полу, покрытому обломками асбестовых труб и пыльным, заплесневелым хламом.
— Здесь раньше была бойлерная, — пояснил Шоссон, пробираясь среди крысиных экскрементов и прочей дряни.
В углу лежали развалившиеся связки бумаг — отсыревших, обгрызенных, потемневших от времени. С одного боку устроили себе гнездо крысы.
— Вот все, что осталось от архива лечебницы, — торжествующе объявил Шоссон. — Я же говорил: обрывки и клочки. Понятия не имею, почему это не выбросили много лет назад — верно, потому, что сюда никто исходит.
Пендергаст опустился на колени и стал внимательно изучать бумаги — брал каждую, перевертывал и разглядывал. Прошло десять минут, двадцать. Шоссон несколько раз нервно смотрел на часы, но Пендергаста это не смущало. Наконец он поднялся, держа в руках небольшую стопку документов.
— Можно их забрать?
— Берите. Все забирайте.
Пендергаст сложил бумаги в желтый конверт.
— Вы упоминали, что Одюбоном и его картиной, интересовались и другие.
Шоссон кивнул.
— Картину называли «Черная рамка»?
— Да.
— А эти люди? Кто они были и когда приходили?
— Первый… дайте подумать… дет пятнадцать назад. Вскоре после того, как я стал главным управляющим. А второй раз — примерно через год.
— Значит, я третий, — заключил Пендергаст. — А по вашему тону мне показалось, будто их было больше. Расскажите мне о первом.
— Какой-то владелец художественного салона, — со вздохом начал Шоссон. — Совершенно отвратительный тип. За долгие годы в гостиничном бизнесе я научился определять характер человека по его манерам, по тому, что и как он говорит. Этот визитер доверия к себе не вызвал, напротив, мне стало жутковато. Его интересовала картина, которую Одюбон предположительно написал, пока находился здесь. Негодяй даже намекнул, что, мол, вознаградит меня за потраченное время. Однако я не смог ему сказать ничего вразумительного, и он вышел из себя, мерзкую сцену устроил.
— Бумаги он видел?
— Нет. Я тогда сам про них не знал.
— Как его зовут, вы запомнили?
— Да. Трапп. Такое имечко не забудешь.
— Понятно. А второй?
— Женщина. Молодая, темноволосая, худенькая. Очень симпатичная. Она разговаривала гораздо любезнее — и убедительнее. Только я мало что мог ей сообщить — как и Траппу. Бумаги она просмотрела.
— Взяла какие-нибудь?
— Я не разрешил, думал, вдруг они важные. А теперь сам не знаю, как от них избавиться.
Пендергаст задумчиво кивнул.
— А имени женщины вы не помните?
— Нет. Забавно — она так и не назвалась. Я это сообразил, только когда она уехала.
— Она говорила с таким же акцентом, как и я?
— Нет, выговор у нее был северный, как у Кеннеди. — Управляющий вздрогнул.
— Ясно. Спасибо, что уделили мне время. — Пендергаст повернулся. — Я сам найду дорогу.
— Нет-нет, — быстро сказал Шоссон. — Позвольте, я провожу вас до машины.
— Не волнуйтесь, мистер Шоссон, вашим гостям я ни слова не скажу.
С легким поклоном и еще более легкой печальной улыбкой Пендергаст быстро направился по коридору к внешнему миру.
Сент-Фрэнсисвилль, штат Луизиана
Д’Агоста остановился перед особняком, гордо возвышавшимся над высохшими клумбами среди голых деревьев. С зимнего неба брызгал дождь, на асфальте стояли лужи. Д’Агоста
