Ничего святого.Смерть на брудершафт. - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Совсем другая особь — Кмициц (это, кажется, какой-то рыцарь из произведений писателя Сенкевича). Ходячая иллюстрация на тему «Jeszcze Polska nie zginęła». Русских не выносит до такой степени, что все время молчит, потому что говорить на этом гнусном наречии не желает, а немецкого, как, впрочем, и других иностранных языков, не знает. Молоденький, хорошенький блондинчик с девичьим румянцем. Но не слюнтяй. В четырнадцатом году застрелил помощника пристава. Кадр безусловно ценный. Такому лишь бы пасть за нашу и вашу свободу, что Зеппа отлично устраивало. Но на какой участок определить романтика свободы? Что-нибудь несложное и героическое.

Последний член команды — боевик из украинской националистической организации по кличке Чуб, которая вступала в противоречие с бритым наголо черепом. В разделе «полезные навыки» было написано, что меткий стрелок. По собственным наблюдениям про Чуба Теофельс мог сказать пока только одно: поразительно владеет собой. Невозможно представить, чтоб этот скуластый человек неопределенного возраста в какой-нибудь ситуации утратил присутствие духа.

В общем и целом букет подобран со вкусом. Специалисты из агентурно-кадрового отдела хорошо поработали. Главное, все пятеро прикомандированных — явные альтруисты. С таким контингентом разведчику приходится иметь дело нечасто. И прелесть не в том, что люди работают бескорыстно (на это-то плевать, казенных денег не жалко), а в том, что каждый готов положить ради великого дела голову. Это очень кстати.

Потому что положить головы этой пятерке, вероятно, придется. В таком деле гораздо приятнее работать не с марионетками, которые не знают, на что идут, а с настоящими беззаветными психопатами.

Неплохое у майора фон Теофельса было впечатление от состава группы, очень неплохое.

На доске мелом были нарисованы семь прямоугольничков. Первый, с дымящейся трубой, обозначал паровоз, остальные — вагоны.

Зепп тыкал указкой, объяснял, слушатели сосредоточенно внимали. Записывать было нельзя. Кмициц немного морщил гладкий лоб, звуки русского языка терзали его слух. Вьюн, кажется, дремал, но черт с ним. Китайца в любом случае придется инструктировать индивидуально. Бедный Тимо шевелил губами и, конечно, половины не понимал. Ничего, его дело — быть на подхвате.

— …Это поезд литеры «А», с которым нам предстоит работать. Сразу за локомотивом вагон свиты. Второй отведен под царскую квартиру. Это наш непосредственный объект, им потом займемся подробно. Затем идет вагон-столовая. Потом царская кухня с буфетом…

Знакомство с объектом продолжалось…

— …В пятом вагоне часть походной канцелярии его величества. Там же размещается дежурная смена личной охраны. — Алексей шел за полковником, внимательно глядя на окна с занавесками. Записал в блокнот: «Бронир.? Эл. свет в ноч. время». — …В последнем, шестом вагоне — купе инженеров железнодорожного ведомства и гараж для царского автомобиля. Вопросы есть?

— Если позволите, я задам их позднее.

— Хорошо, поручик. Теперь милости прошу в наш с вами литерный «Б».

В поезде-дублере два вагона было отведено под казарму для чинов охраны, еще два под конюшню для лошадей конвоя, один — для машин сопровождения и только вагон за номером 2 был весь отведен под купе.

— Внешне каждый вагон нашего состава является точной копией соответствующего номера из литерного «Б». Второй, пассажирский, с которого мы начнем, абсолютный близнец царского. Только отсеки, конечно, устроены несколько иначе. Сейчас я вам всё покажу.

Через обшитый дубом тамбур офицеры вошли в нарядный коридор, устланный синей ковровой дорожкой. Двери купе (числом шесть) сверкали начищенными медными ручками. В дальнем конце, кажется, располагался небольшой салон, откуда доносились звуки пианино. Кто-то весьма недурно исполнял первый этюд Шопена — произведение сложное, не для дилетанта. Алексей чуть приподнял брови, но ничего не сказал. Подойдем ближе — посмотрим, кто это там музицирует.

— Стекла, как и в царском вагоне, пуленепробиваемые. — Назимов на ходу постучал костяшками по окну, и поручик вопрос про «Бронир.?» у себя в блокноте вычеркнул. — Тут моя берлога. — Полковник показал на купе с табличкой «№ 1». — Видите: вставлена карточка, такой у нас порядок.

На двери в специальной ячейке действительно белела карточка с типографской вязью:

— Вы разместитесь во втором. Оно как раз предназначено для лиц, временно состоящих при ОЖО.

При чем, при чем? А, при Особом железнодорожном отряде, сообразил Романов. Не слишком благозвучная аббревиатура.

Купе, в котором ему предстояло разместиться, было обставлено со всем возможным комфортом. Кроме дивана и стола два шкафа до потолка, крошечный, зато собственный ватерклозет и даже телефонный аппарат.

— Это связь с вагонами охраны, на экстренный случай. Я потом познакомлю вас с людьми. У вас будет возможность побеседовать с каждым. Интересно знать ваше мнение.

Задерживаться не стали. Алексей только снял шинель и фуражку, повесил на крючок шашку, а чемоданчик, где среди прочего лежала коробочка с шпионскими реактивами, запер в один из шкафов.

Дверь следующего купе была нараспашку. Изнутри слышался стрекот пишущей машинки.

гласила карточка.

— Новая у нас должность. И человек новый. Там, — полковник показал пальцем на потолок, — принято решение считать связь между престолом и общественностью стратегической задачей первой важности.

«Спохватились, — подумал Алексей. — Не поздно ли?»

— А почему дверь открыта?

— У господина Сусалина всегда так. Образ жизни и принципиальная позиция, — слегка усмехнулся Назимов. — Он здесь единственный не из дворцового ведомства, а из журналистской братии. Сторонник открытости. Входить к нему можно запросто. Что мы сейчас и сделаем.

За столиком точно такого же купе, как Алешино, сидел энергичный господин в вязаной жилетке, с дымящейся трубкой в зубах. Роговые американские очки и свисающая на лоб длинная челка, а в особенности валявшийся на диване клетчатый пиджак с авторучками в нагрудном кармане демонстрировали, что человек это в высшей степени современный, от придворной жизни далекий.

— На минуту, — сказал ему Назимов. — Хочу представить моего помощника, поручика Романова. Ваш новый сосед.

Не прекращая печатать, начальник пресс-службы что-то промычал. Вдруг швырнул трубку на стол, выдрал из каретки лист, скомкал и вышвырнул в приспущенное окно.

— Хреновина какая-то! С утра всё через задницу!

— Господин Сусалин! — Полковник посуровел. — Сколько раз предупреждать: выкидывать бумаги из окон, даже самые пустяковые, строжайше запрещено!

— Что? — Журналист рассеянно посмотрел на офицеров. Хихикнул. — Не «Государь выслушал доклад министра внутренних дел», а «Государь в Ставке: высоко сижу, далеко гляжу». Вот именно! То, что нужно! Цепляет глаз, вызывает теплую улыбку. — Поправил очки и только теперь огрызнулся. — Послушайте, не мешайте, а? У меня срочная статья, пойдет во все агентства. Ступайте, господа, ступайте!

Теперь Алексей его вспомнил: ну как же, тот самый Н. Сусалин, который придал репортажам о жизни царственной особы новую тональность. Вместо прежней всеподданнейшей сиропности слегка дерзновенная, чуть-чуть кощунственная неофициальность, этакая ироническая задушевинка. Кое-кто в интеллигентских кругах прозирает в этой игривости предвестье либеральных перемен. Ну-ну.

Шло знакомство и в училище

— Задача, ради которой мы здесь собрались, вам известна. Вижу, что люди вы серьезные, поэтому разглагольствовать про историческое значение акции не буду…

Зепп обвел взглядом аудиторию. Кажется, поляк и еврей были бы не прочь послушать про мировое значение — у обоих по лицам пробежало разочарование. Русский, финн и украинец кивнули. Балагур подмигнул. Вьюн сонно похлопал ресницами. Тимо одними губами попробовал воспроизвести загадочное слово «разглагольствовать».