Ничего святого.Смерть на брудершафт. - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Он обращался вроде бы ко всем, но смотрел в глаза Гиршу. Взгляд у пруссака был холодный и острый.

— Хватит так хватит, — сказал Гирш. — Против дисциплины возражений нет.

Так что последнее слово все-таки осталось за ним.

Начальник подошел к окну и с минуту постоял, о чем-то размышляя. Все неотрывно смотрели на его прямую спину.

Обернулся.

— Ну так. Распределяю обязанности. Ворон будет связным. Финн, Кмициц, Чуб и Маккавей — группа силовой поддержки. Балагур отвечает за техническую сторону дела. Вьюн — специалист по мануальной терапии.

Румяный полячок переспросил:

— Co jest «manualna terapija»?

Гирш тоже слышал этот термин впервые. То есть, «терапия»-то понятно, а «мануальная» означает «ручная», но в каком смысле?

— Объясню позже. Будет инструктаж — для каждого в отдельности и для всех вместе. — Он вдруг улыбнулся, и оказалось, что у прусского сухаря очень славная, компанейская улыбка. — Ну что, интернационал? Как поется в популярной песне, «это есть наш последний и решительный бой, с интернационалом воспрянет род людской»

Купе № 5

— Минутку, Георгий Ардалионович…

Поручик жестом попросил Назимова немного подождать. Надпись на карточке была длинная и мелкая:

— Начальник канцелярии в литерном «А», а Штернберг здесь, он ведает придворной перепиской, — с ноткой нетерпения объяснил Назимов. — Птица-секретарь. Составляет депеши в министертво Двора. Ну что, стучу?

— Да? — послышалось с той стороны.

— Полковник Назимов. Можно войти?

— Да.

Это купе выглядело иначе: не жилое помешение, а маленькая контора. Приватная часть — койка — была закрыта чопорной шторой, то есть выключена из сугубо делового интерьера. Между шкафами располагались полки, тесно заставленные папками. Идеальный порядок царил на столе и на соседствующей с ним этажерке: стопки бумаг, бланки телеграмм с императорским орлом, канцелярские принадлежности.

Под стать антуражу был и обитатель. Тонкий, прямой, в строгом темно-сером костюме и стальном пенсне, он показался Алексею похожим на канцелярскую скрепку.

Сухая рука (запястье стиснуто идеально белым манжетом) раздраженно жала на кнопку, встроенную в стену. В других купе Романов тоже видел такие кнопки — они предназначались для вызова прислуги.

— Как несносен этот вечный бардак! — Костлявое, нездорово серое лицо барона подергивалось. — Черт-те что! Свитский поезд, а лакея не дозовешься! Я что, сам должен депеши на телеграф носить? Между прочим, полковник, вся прислуга подчиняется вашему ведомству. Неужели нельзя наладить элементарный…

— Вы же знаете, барон, мы существуем в походных условиях. На весь вагон только два лакея. Степан в это время помогает буфетчику. Федор занят у генерала. Мы вот с поручиком тоже будем обходиться одним денщиком на двоих. Да, позвольте представить: поручик Романов, барон Штернберг.

Барон хмыкнул.

— Дубовский коньяком лакомится, а я, знаете ли, работаю. Срочные сообщения задерживаются! Потрудитесь, полковник, навести порядок в поезде, иначе я буду жаловаться министру.

— Да жалуйтесь, ради бога, — рассердился и Назимов. — Сколько угодно! Мне не привыкать.

Алексей тем временем писал в блокнотике: «Присл.» Нужно будет спросить, из какого контингента набирается поездная прислуга. Судя по Федору с его опереточными бакенбардами, гладкой рожей и немолодцеватой осанкой, он из штатных дворцовых лакеев. Но здесь каждый человек на счету. Правильнее использовать на всех возможных должностях не обычный придворный штат, а сотрудников охраны.

Збышек

…А когда станет известно, кто истребил тирана, она поймет, какого человека променяла на заурядного шаркуна, умеющего только танцевать вальсы с мазурками да острить за столом. Рядом с ней был новый Гриневицкий, мученик вольности, а она не разглядела за его молчаливой застенчивостью героя. Пусть рыдает. Потому что есть люди, которые только краснобайствуют о свободе, и есть другие — кто за нее идет на смерть.

Збышек немного отвлекся на всегдашние свои мысли и, кажется, пропустил важное.

— Несчастный случай? — был вынужден он повторить по-русски. — Dlaczego несчастный случай?!

Он же специально изучил динамитное дело! Царя Николая нужно взорвать, так же как Гриневицкий взорвал царя Александра!

Про взрыв тоже пришлось сказать по-русски, иначе немец бы не понял. Тот мотнул головой:

— Нет, взрыв исключается.

— Dlaczego?!

Если несчастный случай, то как же она узнает, что царя убил Збигнев Красовски?

Збышека поддержал Финн:

— Почему?

Немец сказал, как отрезал:

— По кочану. Исключается и всё. Требуется нормальное, убедительное крушение, безо всякого динамита. Это более трудная задача. За час до проезда литерных поездов по всему маршруту расставляют цепь железнодорожного жандармского полка, по солдату через каждые сто шагов. Проезжает дрезина с техниками-смотрителями, они проверяют состояние рельсов и стыков. Но, конечно, каждую гайку осматривать они не могут. На это весь расчет. Внимание! Балагур, покажи, что у нас есть.

Круглолицый человек, похожий на циркового клоуна, вышел к доске.

— Атансьон, мсье и медам! Оп-ля!

Произвел руками манипуляцию, и на пухлой ладони появился самый обыкновенный болт, какими соединяют рельсы.

— Выступает силач «Железные Пальцы»!

Шутник легко переломил болт пополам. Достал еще несколько таких же, высыпал на парту.

Збышек с любопытством взял один. Болт как болт, по виду совсем новый. Попробовал согнуть — в руке осталась шляпка.

— В специально рассчитанной точке пути, на крутом изгибе, мы заменим несколько крепежных болтов на свои, специального изготовления. — Немец нарисовал мелом дугу, в одном месте поставил на ней крестик. — Состав полетит под откос. Простенько и чистенько.

И всё? А как же единоборство с Молохом зла? Бой с охраной? Героическая гибель? Посмертная слава? Беатины слезы?

Збышек был потрясен, он не знал, что и сказать.

Хорошо, Маккавей, умный человек, сумел сформулировать все вопросы.

— Спросить можно? Дисциплина позволяет? — едко осведомился он. Дождавшись кивка, стал загибать пальцы. — Вы говорите «простенько». А если рельсы выдержат? А если Николай при крушении уцелеет? В восемьдесят восьмом году на станции Борки царский поезд слетел под откос. Вагоны всмятку, множество жертв, а император остался целехонек. И потом, зачем вы нас призвали? Подумаешь — заменить болты на нескольких стыках. Для этого довольно двух-трех человек. Странный план. Неубедительный.

— Tak! Zgadzam się z panem! [11]

— Вопросы резонные. И на каждый имеется ответ.

Немец стер с доски, начал рисовать что-то другое.

Музыка звучала всё ближе

Звуки музыки, интриговавшие Романова, были уже совсем близко. До салона, где играл невидимый пианист, оставалась еще одна дверь — последнее, шестое купе.

На нем надпись:

— Татьяна Олеговна. Единственная дама на два поезда.

— Зачем нужно, чтобы здесь находилась фрейлина?

Действительно странно. Ведь Ставка верховного главнокомандования, а не дворец.

— Представляет особу государыни, — официальным тоном ответил полковник.

Но Алексей не отстал:

— В каком смысле? Извините, Георгий Ардальонович, но я должен понимать, кто здесь чем занимается.

Тогда Назимов понизил голос:

— Официально госпожа Одинцова здесь по линии Красного Креста, над которым шефствует ее величество. А на самом деле — присматривает.

Последнее слово он произнес почти шепотом.

— За кем?

От военной жизни Романов одичал и в делах мирных, семейственных стал туповат. Именно это выразил укоризненный взгляд полковника.