может продолжать в том же духе.
– Оно того не стоит.
– Он потратил столько времени, чтобы туда попасть, и теперь просто все бросит? Возьмет и вышвырнет? Конечно, я переживаю.
– Ему нужна предсказуемость, что-то устойчивое. Он слишком много времени проводит в одиночестве.
Они говорят о Джейке? Я кладу руку повыше на стену и поднимаюсь на цыпочки.
– Ты все время говорила ему, что он может делать все, что захочет.
– А что я должна была сказать? Нельзя изо дня в день оставаться таким застенчивым, замкнутым… таким…
Что она говорит? Я ничего не могу разобрать.
– Ему нужно выбраться из собственной головы, двигаться дальше.
– Он ушел из лаборатории. Таково было его решение. Ему вообще не следовало идти по этому пути. Дело вот в чем…
Дальше ничего не понятно.
– Да, да. Я знаю, что он умен. Я знаю. Но это не значит, что он должен был пойти по этому пути.
– …Работа, которую он сможет сохранить. Удержаться на ней.
Покинул лабораторию? Так они говорят о Джейке? Что это значит? Джейк все еще работает там. Слова уже не разобрать. Если бы я только могла подняться немного выше, ближе.
Банка с краской опрокидывается, и я врезаюсь в стену. Голоса смолкают. Я замираю.
На секунду мне кажется, что я слышу, как кто-то движется позади. Мне не следовало здесь находиться. Я не должна была подслушивать. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на лестницу, но там никого нет. Только полки, забитые коробками, и льющийся сверху тусклый свет. Я больше не слышу голосов, совсем не слышу. Здесь тихо. Я одна.
Меня охватывает ужасное чувство клаустрофобии. Что, если кто-нибудь закроет люк, закрывающий лестницу? Я застряну здесь, внизу. Будет темно. Не знаю, как бы я поступила в таком случае. Я встаю, не желая больше об этом думать, и потираю колено, которым ударилась о стену.
На обратном пути замечаю щеколду на люке, который перекрывает путь на лестницу. Пластина ввинчена в стену рядом со ступеньками, но сам запорный механизм находится с нижней стороны. Казалось бы, ему полагается быть сверху, чтобы люк запирался снаружи. Его можно открыть или закрыть двумя способами: толкнуть вверх, если находишься в подвале, или потянуть на себя, если стоишь на лестничной площадке. Но запереть можно только снизу.
– Официальная причина смерти известна?
– Большая кровопотеря от колотых ран.
– Ужасно.
– Мы думаем, что он несколько часов истекал кровью. Крови было очень много.
– Должно быть, это был настоящий кошмар – наткнуться на него.
– Да, наверное, так оно и было. Жуть. Такое не забывается.
Когда я возвращаюсь из подвала, в столовой никого нет. Со стола убрали все, кроме моей десертной тарелки.
Я заглядываю на кухню. Грязная посуда сложена стопкой, но не вымыта. Раковина наполнена сероватой водой. Из крана капает вода. Кап-кап.
– Джейк? – зову я. Где он сейчас? Где все остальные? Может, Джейк убирает объедки со стола в компостную яму в сарае.
Я замечаю лестницу на второй этаж. Мягкий зеленый ковер на ступеньках. Стены обшиты деревянными панелями. Еще фотографии. На многих одна и та же пожилая пара. Это все старые фотографии, ни одной фотографии Джейка, когда он был моложе.
Джейк сказал, что покажет мне верхний этаж после ужина, так почему бы не пойти проверить его сейчас? Я направляюсь прямо наверх, где есть окно. Выглядываю, но снаружи царит мрак.
Слева от меня дверь, отмеченная маленькой стилизованной «J». Старая спальня Джейка. Я вхожу. Сажусь на кровать Джейка и озираюсь по сторонам. Много книг. Четыре полных шкафа. Свечи на каждом книжном шкафу. Кровать мягкая. Одеяло сверху именно такое, какое я ожидала увидеть в старом фермерском доме – вязаное и самодельное. Кровать маленькая для такого высокого парня, односпальная. Я упираюсь ладонями и покачиваюсь вверх-вниз, как яблоко на поверхности воды. Пружины немного скрипят, демонстрируя возраст и износ. Старые пружины. Старый дом.
Встаю. Иду мимо сильно потрепанного, удобного на вид синего кресла к столу у окна. На нем почти ничего нет. Какие-то ручки, карандаши в кружке. Коричневый чайник. Несколько книг. Большие серебристые ножницы. Я выдвигаю верхний ящик. Там обычные канцелярские принадлежности – скрепки, блокноты. А еще коричневый конверт. На нем снаружи написано печатными буквами: «МЫ». Похоже на почерк Джейка. Я не могу просто взять и уйти. Беру его и открываю.
Внутри – фотографии. Наверное, мне не следовало этого делать. Совать нос куда не просят. Я пролистываю их. Штук двадцать или тридцать. Все сделаны крупным планом. Части тела. Колени. Локти. Пальцы. Много пальцев на ногах. Временами – губы и зубы, десны. Несколько экстремальных крупных планов, только волосы и кожа, возможно, прыщи. Не могу сказать, принадлежат ли они все одному человеку или нет. Я кладу их обратно в конверт.
Никогда не видела таких фотографий. Это что, разновидность искусства? Например, для шоу, или показа, или какой-то инсталляции? Джейк как-то сказал мне, что увлекается фотографией и что единственным его занятием вне школы были уроки рисования. У него есть очень хорошая камера, на которую пришлось копить, так он говорил.
В комнате много фотографий: сцены, какие-то цветы и деревья, люди. Я никого не узнаю. Но снимков Джейка нет во всем доме, если не считать того, что висит внизу, у камина, детской фотографии, если верить словам Джейка. Но это не так. Я уверена, что это не так. Получается, я вообще не видела ни одной его фотографии. Он застенчив, я знаю, но все же.
Я беру с полки фотографию в рамке. Белокурая девушка. У нее на голове голубая бандана, завязанная спереди. Его школьная подружка? Она была глубоко влюблена в него, по крайней мере, так утверждал Джейк, и эти отношения никогда не значили для него так много, как для нее. Я подношу фотографию к лицу, почти касаясь ее носом. Но Джейк говорил, что она брюнетка и высокая. Эта женщина блондинка, как и я, и невысокая. Кто она такая?
На заднем плане замечаю кого-то еще. Это мужчина, не Джейк. Он смотрит на девушку на фотографии. Он связан с этой женщиной. Он рядом, смотрит на нее. Это Джейк сделал фотографию?
Я вздрагиваю, когда чья-то рука касается моего плеча.
Это не Джейк. Это его отец.
– Вы меня напугали, – говорю я.
– Извини, я думал, ты здесь с Джейком.
Кладу фотографию обратно на полку. Она падает на пол. Наклоняюсь и поднимаю ее.
Когда я снова поворачиваюсь
