разворачивать. Она поднимает руку.
– Нет-нет. Не открывай его здесь! Ты еще не готова!
– Прошу прощения?
– Это сюрприз. Для тебя. Открой его, когда приедешь.
– Когда я приеду куда?
Она не отвечает, только продолжает улыбаться. Потом говорит:
– Это картина.
– Спасибо. Одна из ваших?
– Мы с Джейком рисовали вместе, когда он был моложе, часами напролет. Он любил искусство.
Неужели они занимались живописью в сыром подвале? Поразительно.
– У нас есть студия. Там тихо. Это была наша любимая комната в доме.
– Была?
– И есть. Была. О, я не знаю, тебе придется спросить Джейка.
Ее глаза наполняются слезами, и я боюсь, она сейчас расплачется.
– Спасибо за подарок. Это так мило с вашей стороны. Я уверена, что мы оба это оценим. Спасибо.
– Это для тебя. Только для тебя. Это портрет, – говорит она. – Портрет Джейка.
Мы толком не поговорили о том, как прошел вечер. Не обсудили его родителей. Я думала, это будет первое, что мы сделаем, когда вернемся в машину, и заново вспомним все, что случилось. Я хочу расспросить Джейка о маме, о подвале, рассказать ему о разговоре с отцом в спальне, о том, как его мама обнимала меня, о подарке, который она мне сделала. Я так много хочу спросить. Но мы вот уже некоторое время сидим в машине. Как долго? Я не знаю. А теперь я теряю энтузиазм. Начинаю чахнуть. Может, лучше подождать и поговорить обо всем завтра, когда у меня будет больше энергии?
Я рада, что мы не остались на ночь. Я чувствую облегчение. Неужели мы с Джейком разделили бы ту крошечную односпальную кровать? Я не испытываю неприязни к его родителям. Просто все было странно, я устала и хочу заснуть сегодня в своей постели. Хочу побыть одна.
Я не могу себе представить, как утром первым делом завожу с его родителями светскую беседу. Это для меня чересчур. А еще в доме холодно и темно. Когда мы впервые вошли внутрь, было тепло, но чем дольше мы там находились, тем больше я замечала сквозняки. Я бы не смогла заснуть.
– У слез аэродинамическая форма, – говорит Джейк. – Все машины должны быть такими же.
– Что?
Его слова прозвучали так невпопад, а я все еще думаю о вечере, обо всем, что случилось. Джейк почти все время молчал. До сих пор не понимаю почему. Все немного нервничают в кругу семьи, и это был первый раз, когда я с ними встретилась. Но все же… Он определенно разговаривал меньше обычного и сидел с отсутствующим видом.
Мне нужно поспать. Две или три ночи долгого, непрерывного сна, чтобы наверстать упущенное. Никаких назойливых мыслей, никаких плохих снов, никаких телефонных звонков, никаких помех, никаких кошмаров. Я ужасно сплю уже несколько недель. А может, и дольше.
– Забавно видеть некоторые модели автомобилей, которые все еще разрабатывают и продают как экономичные. Посмотри, какая она квадратная. – Джейк показывает на окно справа от меня, но в темноте трудно что-либо разглядеть.
– Я не против уникальности, – говорю я. – Я даже не против совсем уникальных вещей. Мне нравятся вещи, которые отличаются друг от друга.
– По определению, ничто не может быть совсем уникальным. Оно либо уникально, либо нет.
– Да, да, я знаю.
Я слишком устала для таких бесед.
– И автомобили не должны быть уникальными. Этот водитель, вероятно, жалуется на глобальное потепление и изменение климата и все же хочет «уникальный» автомобиль. Каждая машина должна иметь форму слезинки. Только так можно показать людям, что мы серьезно относимся к топливной эффективности.
Джейк пустился в типичные разглагольствования. Эффективность использования топлива меня не заботила ни прямо сейчас, ни даже в лучшие времена. Все, что я хочу сделать, это поговорить о том, что произошло в доме его родителей, и вернуться домой, чтобы немного поспать.
– А кто та девушка с фотографии на твоей полке?
– Какой фотографии? Какая девушка?
– Девушка со светлыми волосами, стоящая в поле или на краю поля. На фото в твоей комнате.
– Наверное, Стеф. Почему ты спрашиваешь?
– Просто любопытно. Она хорошенькая.
– Привлекательная. Я никогда не считал ее по-настоящему красивой.
Она очень хорошенькая.
– Ты с ней встречался или она твоя подруга?
– Была подругой. Мы недолго встречались. Через некоторое время после окончания старшей школы.
– Она тоже занималась биохимией?
– Нет, музыкой. Она была музыкантом.
– Какого рода?
– Она играла на множестве инструментов. Преподавала. Она первой познакомила меня со старыми хитами. Ну, знаешь, золотой стандарт, кантри, Долли Партон и все такое. В этих песнях еще был нарратив.
– Вы с ней видитесь?
– Не особенно. Из наших отношений ничего не вышло.
Он смотрит не на меня, а прямо перед собой, на дорогу. Кусает ноготь большого пальца. Если бы это были другие отношения, в другое время, может, я бы и не отстала. Продолжала бы его пилить. Настаивать. Но я знаю, куда мы сейчас направляемся, так что нет смысла.
– А кто был тот парень на заднем плане?
– Что?
– На заднем плане, позади нее, на земле лежал парень. Он смотрел на нее. Это был не ты.
– Даже не знаю. Мне придется еще раз взглянуть на фотографию.
– Ты должен знать, что я имею в виду.
– Я давно не смотрел на эти фотографии.
– Она есть только на одном снимке. И это странно, потому что этот парень…
Я умолкаю. Почему я не могу сказать то, что думаю?
Проходит минута. Мне кажется, Джейк собирается пропустить мои слова мимо ушей, проигнорировать вопрос, но затем он говорит:
– Видимо, это мой брат. Кажется, я помню его на одной из тех фотографий.
Что? У Джейка есть брат? Почему я об этом раньше не слышала?
– Я и не знала, что у тебя есть брат.
– Я думал, ты знаешь.
– Нет! Это безумие. Как же я этого не знала?
Я говорю это в шутку. Но Джейк настроен серьезно, и мне, наверное, не стоит шутить.
– У вас хорошие отношения?
– Я бы так не сказал.
– Почему нет?
– Семейные дела. Это очень сложно. Он пошел в маму.
– А ты нет?
Секунду он пристально смотрит на меня, потом снова на дорогу. Мы здесь одни. Уже поздно. Нам не встречались другие машины после той, квадратной. Не глядя на меня, он спрашивает:
– Тебе это кажется нормальным?
– Что?
– Мой дом. Мои родители.
– С чего вдруг тебя заинтересовала «нормальность»?
– Просто ответь. Хочу знать.
– Конечно. По большей части, да.
Я не собираюсь объяснять ему свои истинные чувства. Сейчас неподходящий момент, потому что это был последний раз, когда мы поехали на ферму вместе.
– Я
