Ознакомительная версия.
И еще, ей просто необходимо было, чтобы первым позвонил и приехал он. Ей было что сказать ему, как отшлепать этого «шалуна», чтобы затем, естественно, простить и привязать к себе еще крепче.
Может, поэтому она и была так нелюбезна с Гордеевым. Тот своей настырностью просто занимал телефон. Женя мог звонить, но, услыхав короткие гудки «занято», передумать. У него есть этакая тупая, с ее точки зрения, решительность в характере. И вот теперь она должна сыграть обиду, хотя ничего даже близкого к огорчению не испытывала, а он просто обязан просить у нее прощения. Смешно? Однако ничего не поделаешь, этих кобелей надо учить…
Алена накануне посетила Татьяну, у которой, как обычно, застала почему-то постоянно косую в последнее время Ирку. Эта последняя была в полуразобранном состоянии и при необходимости могла проделать буквально все, о чем бы ее попросили. Но не было пока повода, не было и нужного объекта, и потому великолепные Иркины таланты оставались без применения. Может, поэтому она и тосковала?
Зато Татьяна цвела. Впервые после похорон Вадима.
Посидели, поболтали, а когда Алена собралась уже уезжать, Танька-стерва в прихожей сунула Алене в сумочку кассетку. Сказала: «Дома погляди. Я смотрела – так смеялась!…»
Загадка разрешилась быстро. С первых же кадров. Ну, Танька, ну, негодяйка! Это ж надо так обставить сеанс! Эта ее банкетка с лебедями оказалась в центре кадра. И потому все подробности свидания Евгения с Татьяной производили потрясающее впечатление. В какие-то моменты Алена даже забывала, что смотрит запись, ей казалось, будто она тайно подглядывает в щелочку за чем-то чрезвычайно неприличным, непристойным, но… чертовски притягательным. Как в детстве, когда генералу с его предельной бесцеремонностью даже и в голову не приходило, что десятилетняя девочка может все видеть и понимать. А отчаянные стоны и всхлипы Регины, похожее на конский храп громкое дыхание папули и мерзкий скрип диванных пружин открывали ей страшноватый, но странно захватывающий, тайный мир взрослых. Это позже их ночные игрища станут ей не только безразличны, но и противны. За редким, правда, исключением. А все он же – папуля!…
Вот и теперь, глядя на экран видака, Алена вдруг с мазохистски-болезненной страстью увидела себя на месте этой мерзавки Таньки, в ее раскоряченной, вульгарной позе, а затем представила чужие глаза, с холодным ироническим интересом изучающие механизм ее половых сношений, последовательность движений и оценивающие все это по какой-то своей, неизвестной ей, шкале. Алене едва не стало плохо. До омерзения! До ярости!
Она вырубила видак. Потом ушла на кухню, долго курила. Сварила себе крепчайший кофе. Но вместо него выпила сухого вина из запотелого бокала. Чтобы охладить пылающие лоб и щеки.
Странно. С чего бы это она? Прекрасно же знает, как подобные записи делаются. Не надо объяснять и для чего. Как-то не задумывалась прежде Алена над тем, что стало привычной частью ее работы. Одной из частей, где сама она старается не фигурировать. Для этой цели она с успехом использует Татьяну с Иркой. И те не возражают. Во всяком случае, до сих пор не возражали. А чего возражать? Хорошая, высокооплачиваемая профессия. Ну, есть, конечно, некоторые неудобства. Но у них давний и железный договор: друг дружку никогда не подставлять. Дело делом, а жизнь жизнью, это разные вещи.
Немного успокоившись, Алена вернулась к видаку. Поставила рядом чашечку с кофе и включила воспроизведение. И когда прерванное, что называется, «на взлете» действие продолжилось с еще большей активностью обеих сторон, она вдруг успокоилась окончательно. Поняла, что это не Танькина месть ей – а ведь есть за что! – но обыкновенный спектакль, который специально для нее разыгрывала чувственная и похотливая подруга. Не без удовольствия и для себя. Ну а Женя оказался выбранным в качестве действующего персонажа, вполне возможно, по чистой случайности. Под рукой, как говорится, оказался вовремя. А точнее – между ног… которые у Таньки и в самом деле высший класс. Ни один кобелина не устоит.
И вдруг Алена расхохоталась. Она увидела, что Танька, словно стерев с лица выражение безумной страсти, спокойно повернула голову, пристально посмотрела в глазок видеокамеры, скрытый в большой хрустальной люстре, и – подмигнула ей, Алене, зрительнице. Мол, каково? А? То-то!
В тот же миг все действительно стало на свои места. И ни дальнейшее разыгрывание сумасшедших страстей со вскидыванием ног к потолку и с отчаянными всплесками рук, ни ошеломляющие своей неожиданной грубой вульгарностью галопирующие ягодицы вконец ошалевшего партнера – ничто уже больше не задевало и не впечатляло Алену. Ну конечно же, самый что ни на есть идиотский спектакль. И вряд ли Танька хотела разозлить ее. Странно, что она Ирку еще не подключила к общему действу, для большей полноты, разнообразия и яркости картины.
Алена продолжала теперь уже холодно, с какой-то даже анатомической заинтересованностью изучать характер действий партнеров. Женя, кстати, ничего нового ей не открыл. Вопрос в другом – когда была сделана эта запись? Алена остановила движение пленки, вгляделась в цифирки в левом нижнем углу кадра и снова запустила пленку. Все ясно, в день возвращения из командировки. Это значит, она с ходу дала ему отлуп и тогда этот сукин сын кинулся к Таньке. Ну а та не растерялась. У нее и в самом деле после смерти Рогожина будто что-то внутри сломалось. Неужели залетела девка? Втюхалась в того слабака? Смотри ж ты! Возможно, она даже подозревает, что Вадимова смерть случилась не без участия и ее, Алены? Вот глупость! Ну тогда и этот шаг ее с видеозаписью в общем понятен: ты, мол, моего, а я за это твоего. Квиты. Нет, вряд ли, Танька не такая дура…
И еще она подумала, стоят ли устраивать Евгению второй спектакль, с отлучением, а затем новым приручением и временным прощением? Ну, видеозапись может сыграть в этом деле только отрицательную роль – мужик растеряется, потом разозлится и окончательно сорвется с поводка: действительно, а на кой черт ему такие игры, где его записывают? К тому же и сама пленка не может стать каким-нибудь компрометирующим свидетельством. На кого этот компромат? Да в первую очередь на ту же Таньку. Вот, скажут, блядь! И как с ней порядочные люди дела имеют? И – хана. Печать, крест. Хотя уже давно ничто и ни для кого – из тех, кому это требуется знать, – не является секретом. Ну а для Женьки, холостого мужика, такое кино, наоборот, оно ему еще и популярности в определенных кругах добавит. Так что спрячем-ка мы эту пленочку подальше. Выкидывать там или стирать не стоит, пусть полежит. Не пригодится – и не надо, тем лучше. А вдруг когда-нибудь…
Алена задумалась. Мысль была интересной. Хотелось бы, к примеру, ей, ну, скажем, Жениной невесте, вдруг узнать об этой пленочке и, более того, тайно от всех посмотреть ее? Что бы она тогда почувствовала? Ну ревность, само собой. Однако не такую, чтоб все немедленно разорвать и бросить. А потом все-таки дата съемки снимает любую остроту информации: да мало ли что когда-то было! Вот ведь и ты, дорогая, совсем, оказывается, не девушка, ну и что? Давай-ка лучше посмотрим теперь вместе и попробуем сделать получше! И это будет самое верное решение. За подобный шаг лично она, Алена, немедленно бы все ему простила…
Но намекнуть на некоторую непорядочность его поведения все равно придется, уж от этого никак не уйти. А он пусть сам догадывается, за что впал в немилость. И старается делом доказать свою преданность.
Целую программу разработала Алена для окончательного и безоговорочного приручения Евгения Осетрова. А он все не звонил. Его за подобные штучки можно было бы даже возненавидеть! И Алена, за редким исключением, вот как сегодня, в связи с посещением юридической консультации, старалась не отходить от своего домашнего телефона, по которому обычно звонил Евгений, а он словно забыл о ней. И притихшая было злость на него постепенно разгоралась с новой силой…
Осетрову не надо было делать вид, что он сильно занят, ему и в самом деле пришлось по уши зарыться в документы, с которыми работал Рогожин. Генерал лично вручил ему папку с оперативными разработками и предложил подумать, кто бы мог продолжить начатое расследование. И вот теперь, прочитав материалы, Евгений подумал, что, наверное, самое правильное – это оставить дело для дальнейшей разработки и документирования в своем управлении, поручив его кому-то из своих. Очень не нравились Осетрову те утечки, о которых несколько вскользь говорил Васнецов. По его мнению, а оно, разумеется, взято не с потолка и основано на каких-то пока неизвестных Евгению фактах, утечки могли происходить из караваевского отдела. В котором служили и тот же Рогожин, и Олег Машков. И касались они в основном закрытой от посторонних глаз, в том числе от налоговых органов и средств массовой информации, деятельности господина Деревицкого. Который без всяческих издержек, в первую голову моральных, активно расширял свою финансово-промышленную империю, действуя при этом изощренными, иезуитскими методами, а чаще всего с помощью ставших банальными бандитских наездов и разборок.
Ознакомительная версия.
