Через заднее стекло я видела, как племянница, покинув фургон, поспешно направилась к зданию рынка. Фургон тут же продолжил движение, и стало ясно, что женщина уже не вернется.
У нас с Виктором даже не было времени договориться. Я велела ему ехать в редакцию и выскочила из машины едва ли не на ходу. Племянница, естественно, не собиралась меня дожидаться и уже скрылась за огромными дверями крытого рынка. Чтобы не потерять ее окончательно, мне следовало поторопиться.
Почти бегом я пробилась через толпу ко входу и влетела в торговый зал размером с хороший стадион. Здесь у меня сразу разбежались глаза: все вокруг было забито народом. Сотни людей непрерывным потоком двигались вдоль бесконечных прилавков, которые ломились от изобилия продуктов. В воздухе стоял непрерывный гул, складывающийся из множества голосов и шарканья ног. Запах фруктов щекотал ноздри.
Остановившись неподалеку от входа, рядом с торговцем цветами, я принялась напряженно осматриваться по сторонам, выискивая рыжеволосую фигуру в черном платье. Если это был не намеренный маневр, она не могла далеко уйти. Наконец мне повезло: в одном из рядов среди толпы покупателей мелькнула рыжая прядь. Я тотчас направилась в ту сторону, стараясь не выпускать ее из поля зрения. Подобравшись поближе, я убедилась, что не ошиблась — это действительно была племянница Самойловой. Она с деловитым видом приценивалась к связке спелых бананов, которые тяжелыми гроздьями громоздились на мраморном прилавке. Большой полиэтиленовый пакет в руке племянницы был уже до половины заполнен: похоже, она намеревалась основательно затариться. Может, собиралась устроить поминки по безвременно скончавшейся тетушке?
Выбрав бананы, племянница расплатилась, бросила гроздь в пакет и не спеша направилась дальше. Я потихоньку шла за ней, прячась за спинами покупателей. Женщина меня не замечала, и я настолько осмелела, что подобралась к ней совсем близко. Это едва не закончилось для меня плачевно.
Когда племянница, снова притормозив, принялась выбирать себе апельсины, к ней неожиданно сзади подошел человек и буквально навис у нее над плечом. Я не сразу поняла, кто это. Сработал стереотип — я все время держала в голове образ мужчины в коричневом пиджаке. А он оказался сегодня в сером.
Редкие волосы на его голове были прикрыты белой бейсболкой. На носу торчали черные очки. Правая щека казалась воспаленной и слегка опухшей. Сообразив наконец, что к чему, я невольно подалась назад.
В последний момент мне показалось, что этот тип положил в пакет племянницы какую-то бумажку и что-то коротко ей сказал. Женщина никак не отреагировала, словно и не заметила никого у себя за спиной. Но у меня не было сомнений: она все прекрасно слышала.
А в следующую секунду мне уже было не до нее, потому что человек в сером пиджаке вдруг повернулся и быстро пошел в мою сторону, ловко лавируя между толкающимися на пути покупателями.
Я постаралась сделаться как можно незаметнее, втянув голову в плечи и отвернувшись к прилавку, словно меня ничего сейчас не интересовало, кроме сыра и масла, которые оказались у меня под носом. Когда же я рискнула опять посмотреть по сторонам, мужчина исчез.
Но хуже всего было то, что исчезла и племянница. Я поспешно начала пробираться к тому месту, где она только что стояла, но было уже поздно. Женщины и след простыл.
Для верности я еще послонялась по торговым рядам, но, сколько ни вертела головой, на глаза мне не попалось ни одной рыжей шевелюры. Вероятно, племянница уже давно покинула рынок через боковой выход.
Итак, опять все нужно было начинать сначала. В принципе, был шанс найти эту особу через похоронное агентство. Возможно, ее адрес и фамилию запомнили в морге. Но все это было лишней тратой времени. Мне оставалось ругать себя на все корки. Единственным положительным эффектом от моей слежки было подтверждение, что племянница и грабитель действительно связаны между собой, но изо всех сил стараются эту связь скрыть. Так поступают люди, которых объединяет что-то предосудительное. Можно было с уверенностью утверждать, но доказательств у нас по-прежнему не было.
Совершенно расстроенная, я вернулась в редакцию. Все уже были в сборе и ждали меня. В ответ на вопросительный взгляд Виктора я только махнула рукой.
— Все коту под хвост! — мрачно сообщила я. — Племянницу я упустила. И ее дружка, кстати, тоже. На рынке он сунул ей в сумку какую-то записку. Дорого бы я дала, чтобы прочитать эту записку!
— Вероятно, там указано место встречи, — предположил Кряжимский. — Наверное, они каждый раз встречаются в новом месте. Этот человек очень осторожен… Только, Ольга Юрьевна, — смущенно добавил он, — небольшая неувязочка получается… Я сегодня знакомился с милицейскими сводками… Они особенно не афишируют этого обстоятельства… Но дело в том, что за тот период, пока Самойлова лежала в больнице, в городе совершено еще два ограбления квартир. Почерк тот же, хозяева были в отпуске…
— Не может быть! — вырвалось у меня.
— Это точные сведения, — покачал головой Кряжимский.
— Выходит, все подозрения относительно Самойловой безосновательны! — разочарованно протянула я. — Или это действует уже кто-то другой?
— Лично я в этом сомневаюсь, — заметил Кряжимский. — Просто тут есть какая-то закавыка. Надо хорошенько все обдумать.
С утра в здании вокзала было еще относительно прохладно — солнце не успело прогреть огромную коробку из стекла и бетона. Но у людей, спозаранку занявших место в очереди за билетами, вид был такой, будто они парились здесь уже сутки. Впрочем, может быть, так оно и было.
Что привело меня сегодня сюда, я и сама толком не знала. После того как Кряжимский поделился свежей информацией об ограблениях, меня охватило чувство, похожее на отчаяние. Так красиво выстроенная цепочка рассуждений вдруг оказалась под большим сомнением. Я не признавалась в этом вслух, но в душе начинала склоняться к мысли, что все эти дни мы двигались по ложному следу. Обиднее всего казалась та мысль, что в попытке состязаться с милицией мы, безусловно, проигрываем.
Правда, сдаваться мы не собирались. Как бы то ни было, а на руках у нас были кое-какие факты. Записка с адресом Григоровича, двусмысленное поведение Самойловой и не менее двусмысленная ее же смерть, загадочный человек с ножом, деловитая племянница, возникшая словно только для того, чтобы спрятать концы в воду… Все они сплетались в опасный подозрительный клубок, невольно подталкивающий сравнить его с клубком змей. Симпатичного доктора Трофимова я намеренно не упомянула заодно со всеми — скорее всего он был всего лишь своего рода жертвой, хотя и не ясно было, согласится ли с таким утверждением закон.
Одним словом, мне было очень жаль расставаться со своей версией. Что-то в ней несомненно было. Накануне мы все хорошенько обдумали, как предлагал Кряжимский, но ничего лучше не придумали, как заняться выяснением личности племянницы Самойловой. Этим должен был заняться Виктор — он для этого отправился сегодня в бюро ритуальных услуг. Многое должно было прояснить заключение экспертизы, но оно еще не поступало. Сергей Иванович пообещал еще раз наведаться к своему знакомому.
А я после некоторых сомнений решила заглянуть с утра на вокзал. Именно вокруг этого заведения строилась вся наша версия, и мне еще раз захотелось взглянуть на него своими глазами, а возможно, и побеседовать с Алевтиной Николаевной.
Я бесцельно бродила по переполненному залу ожидания, разглядывая пассажиров, охранников в голубой униформе, останавливаясь возле пестрых киосков, торгующих газетами, напитками и бесполезными, но заманчивыми безделушками. Если бы меня спросили, что я надеюсь найти, вряд ли я смогла бы дать четкий ответ. Наверное, речь могла идти только об интуиции.
Пожалуй, самым осознанным моим желанием было взглянуть на рабочее место Татьяны Михайловны. Конечно, в этом желании не было никакого смысла: Татьяна Михайловна теперь не имела никакого отношения к тому, что творится на грешной земле, да и место ее было занято. Наверняка и табличку с ее именем убрали куда подальше.
И все-таки я с большим любопытством стала обходить кассы одну за другой, наблюдая за работой строгих неулыбчивых женщин в синей железнодорожной форме, которые без передышки выполняли одну и ту же монотонную работу: щелкали клавишами компьютера, пересчитывали деньги и вручали истомившимся пассажирам хрустящие железнодорожные билеты.
Те, кто стоял в очереди к очередному окошечку, посматривали на меня ревниво и недоверчиво, подозревая в желании пролезть на халяву, но потом, видя, что никаких реальных действий с моей стороны не предвидится, они успокаивались и теряли ко мне интерес.
А я в который раз поражалась, какое количество людей стремится куда-нибудь уехать. Создавалось впечатление, что за три летних месяца все население города проходит через чистилище, называемое вокзалом. Почему в таком случае не становится меньше людей на улицах, совершенно непонятно.
