– У нее такой строгий муж? – удивилась я.
– В каждой избушке свои игрушки, – ответила она. – В грузинских семьях свои традиции, и не нам о них судить.
Записав продиктованный номер, я поблагодарила Софью и с ней распрощалась, а потом вернула телефон Белову.
– Это хорошо, что она отказалась с вами встретиться, – заметил он.
– Она так ревнива? – усмехнулась я. – И не без оснований?
– Ни в коем случае! – воскликнул он, но его глаза весело блеснули. – Семья для меня – это святое! Ну, если я вам больше ни для чего не нужен, то я, с вашего позволения, вернусь к работе.
Сев в свою машину, я тут же набрала данный мне Софьей номер и очень обрадовалась, когда услышала в трубке женский голос.
– Здравствуйте! Это Нина? – спросила я.
– Да, – раздалось в ответ. – Простите, а вы кто? Мне ваш голос незнаком.
– Меня зовут Татьяна Иванова, и я частный детектив, а ваш номер дала мне Софья Белова, – объяснила я.
– А-а-а, Сонечка! – Голос Нины потеплел. – Но зачем?
– Дело в том, что меня очень сильно интересует Марина Носова, с которой вы вместе снимали квартиру.
– Я не буду говорить на эту тему! – отрезала она и положила трубку.
«Вот те раз! – растерянно подумала я, сидя как дура с телефоном в руке. – С чего бы это такая агрессивность? Но, раз уж на то пошло, это может значить только одно – Нине есть что скрывать!» Я злорадно пообещала:
– Ничего, голубушка! Ты у меня соловьем запоешь!
Убрав телефон, я завела машину и поехала к Кирьянову, который, едва взглянув на меня, сразу же все понял и ехидно спросил:
– Ты чего? Топор войны отрыла? – В ответ я только раздраженно фыркнула, но он никак не утихомиривался: – Глаза искры мечут, изо рта – пламя, из носа – дым, а из ушей – пар валит!
– А еще я сейчас кусаться начну! – пригрозила я и налила себе кофе.
– Ну вот! – удовлетворенно заметил он. – Теперь картина вышедшей на тропу войны Ивановой приобрела свою завершенность!
– Киря! Мне не до смеха! – серьезно сказала я.
– И раз ты здесь, то тебе нужна помощь, – понятливо покивал он.
– Точно! Я свидетельницу нашла, а она, дрянь такая, говорить со мной отказывается! – буркнула я.
– Погоди! – сказал Володя и принялся усиленно что-то искать в ящиках своего стола, приговаривая при этом: – Сейчас-сейчас! Где-то у меня тут был пыточный набор... Новье! Муха не сидела!
– Володька! – рявкнула я, и он наконец успокоился, сел прямо и потребовал:
– Говори, что сделать надо!
– На Покровском базаре есть такой Георгий Страдзе. У него, по некоторым данным, там неплохой бизнес и еще есть магазин, видимо, тоже в Покровске. Нельзя ли ему внятно объяснить, что для его же собственного блага его благоверной нужно быть со мной максимально откровенной? – попросила я.
– Запросто! – охотно отозвался Кирьянов. – Мы же такие крутые, что и фонарный столб можем на пятнадцать суток посадить, а уж найти прореху в бизнесе – пара пустяков. Ты посиди пока, остынь от своего праведного гнева, а я к начальнику управления пойду – он же тоже заинтересован в успешном завершении твоего расследования.
Он вышел, а я сидела, пила кофе и думала, что я еще могу сделать, кроме как поговорить с Ниной, есть ли у меня еще за что зацепиться. И оказалось, что она – мой последний шанс! Если по каким-то причинам разговор сорвется, то мне придется совсем кисло. Вернувшийся Кирьянов хитро подмигнул мне и многообещающе сказал:
– Иди домой и жди звонка. Думаю, что к вечеру твоя свидетельница сама к тебе прибежит. Начальник при мне покровских настропалил, и они этому Страдзе такую проверочку устроят, что он гиену к тебе сам привезет и сдаст с рук на руки.
– Спасибо тебе, Володя! – искренне поблагодарила я.
– Брось, Танька! – отмахнулся он. – Свои же люди! Чего считаться?
Приехав домой, я первым делом вставила в диктофон чистую кассету и, как следует замаскировав его, поставила на кухне так, чтобы все нормально было слышно, а потом сделала себе кофе. Я села было в кресло, чтобы с удовольствием выпить вышеуказанный кофе, но мое блаженство длилось недолго, потому что нетерпение жгло меня раскаленным железом, так что я почти тут же вскочила и начала мерить шагами квартиру – нет ничего хуже, чем ждать и догонять! Прошло полчаса, час, а звонка ни в дверь, ни по телефону все не было. Я взвинтила себя настолько, что уже буквально плевалась кипятком, как закипевший чайник. Чтобы хоть чем-то себя отвлечь, я включила телевизор, но первая же рекламная пауза привела меня в такое бешенство, что я выключила его от греха подальше – а то еще разобью, чего доброго. Попытка читать тоже успехом не увенчалась, и я только что не завыла. Решив узнать, чем закончится мое расследование, я бросила кости и, увидев 4 + 18 + 27, удовлетворенно рассмеялась, потому что этот расклад обещал мне, что все тайное рано или поздно станет явным.
Звонок в дверь раздался через три часа, и я сначала даже вздрогнула, а потом глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и пошла открывать. На лестничной площадке стояла высокая, очень красивая и дорого одетая грузинка, вся в бриллиантах, впрочем, это у них такая национальная одежда, и я не стала заострять на этом внимание, а вот ее заплаканные глаза сказали мне намного больше – видно, дома ей пришлось пережить неслабый скандал.
– Я Нина Страдзе, – сказала она. – Вы мне сегодня звонили.
– Проходите, Нина, – пригласила я. – Сейчас я кофе сделаю, и мы с вами побеседуем.
– Давайте лучше побыстрее поговорим, а то меня муж на улице ждет, – ответила она, и я поняла, что менты постарались на славу.
– А одно другому не мешает. Пойдемте на кухню, и пока я буду готовить кофе, вы начнете рассказывать, – предложила я.
Я провела ее на кухню, где она обреченно уселась на стул и спросила:
– Что вы хотите узнать?
– Все! С самого первого дня вашего знакомства! – исчерпывающе ответила я и, беря кофемолку, незаметно нажала клавишу диктофона, а потом сказала: – Если вы курите, то пожалуйста!
– Нет-нет! Что вы! – воскликнула она и, вздохнув, начала рассказывать: – У вас тут, в России, думают, что раз ты грузин, то у тебя много денег, а это совсем не так. Я из Аджарии, и семья у нас совсем небогатая. Я сначала медучилище кончила, а потом уже в институт собралась поступать. Только у нас в Грузии это очень дорого, вот мы с папой сюда и приехали. Остановились мы у родственников – они к тому времени уже справки навели, и мы знали, кому и сколько дать, так что в институт я поступила, а вот жить у них не могла. Одно дело – остановиться, пусть даже на месяц, и совсем другое – на шесть лет. В общежитие я идти тоже не хотела, да и папа мне не позволил бы – нравы там, знаете ли, те еще! Вот мы с папой и стали искать среди студенток кого-нибудь, с кем я могла бы на паях снять комнату. Тут к нам родители Марины и пришли.
– А что они собой представляли? – спросила я, вертя ручку кофемолки.
– Отец у нее был тогда заместителем начальника городского ГАИ, а мать в торговле работала, у нее был торгово-закупочный кооператив, – ответила она.
– Понятно! – хмыкнула я. – Оба, можно сказать, при деле и при деньгах!
– Да, они богатые люди были, – согласилась она. – Вот они и предложили нам такой вариант: они снимают однокомнатную квартиру для своей дочери, а я там буду жить вместе с ней совершенно бесплатно.
– С чего бы это вдруг такие подарки? – удивилась я.
– Так они предварительно узнали, что я медсестра, а дочь у них очень больная, и они хотели, чтобы я за ней ухаживала: уколы делала, следила, чтобы она таблетки принимала, ну и по хозяйству помогала, – объяснила она.
– Иначе говоря, домработница и сиделка в одном флаконе, – кивнула я. – И вы согласились?
– Мы с папой познакомились с Мариной, подумали и да, согласились, – вздохнула Нина.
– Чувствую я, что вам там нелегко пришлось, – поняла я.
– Еще как! – воскликнула она. – Марина была очень капризной и избалованной! Никогда ничего за собой не убирала и не стирала! Готовить даже и не пыталась – у них там в Пензе домработница была, вот она ничего и не умела, да и учиться не хотела.
– Чем же она занималась? Учебой? – спросила я.
– Да нет! – отмахнулась Нина. – Она по моим конспектам училась. На практические занятия, правда, ходила, но... Понимаете, ей это было совсем неинтересно. Она вообще была очень вялая, апатичная... Сядет перед телевизором и смотрит его весь день, а спросишь ее, что она видела или слышала, так она уже и не помнит ничего.
– Один человек назвал ее сонной осенней мухой, – добавила я.
– Она такой и была, – подтвердила Нина.
– Но что-то же ее в жизни интересовало? – полюбопытствовала я, отрывая взгляд от турки, в которой уже поднималась шапка пены.
