С другой стороны, что могло быть, если мы улетели на следующий день. А в ту ночь… В общем, я не знаю, было ли у нас с ним что-то в ту ночь, когда мы, стоя на балконе, пытались установить контакт с инопланетянами. Иными словами, я ничего такого не припоминаю, а с ним мы об этом не говорили. Вернее, я пыталась пару раз, но он отшучивался. Короче, в третий раз подступать к нему с вопросом «Как там у нас насчет секса?» мне было почему-то неудобно. А до нашей поездки Илья хранил нейтралитет, то есть на ночь у меня не оставался. Днем тоже держался на расстоянии. Мы даже не целовались. Я с трудом понимала наши отношения. А что бы вы сказали, если бы парень изо всех сил пытался доказать, что вы ему безумно нравитесь, но при этом обходил вас за несколько метров, как мексиканец встревоженную гремучку? И вот теперь он заказывает нам совместный номер в самом шикарном отеле Болоньи. Как я должна была себя чувствовать?
— А почему ты решил столь тщательно конспирироваться? — я толкнула его в бок.
— Аккуратнее, — он вздрогнул, — я же имя твое пишу. Одно неточное движение, и превратишься из Амалии в черт знает кого.
— Я и так на многое не рассчитываю. Ты ответишь? Что тебя смущает? Мы сбежали из аэропорта, слежки за нами не было. Мы же постоянно оглядывались: ни один автомобиль не проехал за нами более десяти километров. Мой работодатель понятия не имеет, где мы поселились. Чего ты боишься?
— Разве ты не понимаешь, что мы под колпаком? Зачем им следить, если они и так знают конечный пункт твоего следования. Так или иначе, ты все равно подойдешь к парадному крыльцу римского отделения Интернационального банка.
— Ты явно не в себе, — я похлопала его по плечу. — Кто они?
— Кто их знает, — он хмыкнул. — С меня достаточно, что они существуют.
— Все, что ты тут нагородил, следует перевести в сослагательное наклонение, — язвительно заметила я. — То есть если они и существуют, то им, вероятно, известен конечный пункт моего следования.
— Ладно, — он поднялся и подал мне руку, — урок русского языка перенесем в номер.
* * *
Неприятности начались где-то между вторым и третьим этажами. Когда я входила в лифт, разрази меня гром, я и подумать не могла, что выйду из него другим человеком.
— Господи, как я устала… — проныла я и прислонилась спиной к прохладной стене.
— Н-да… При выборе между лифтом и лестницей я склоняюсь к лифту. — Илья хихикнул.
А вокруг меня сгустился туман. Смотрели в детстве мультфильм «Ежик в тумане»? Вот и я стояла, как тот самый чертов ежик, а вокруг меня было белым-бело. И где-то рядом темнел силуэт не то Ильи, не то… О черт!.. Я поперхнулась от страха, потому что мне показалось, что рядом стоит Боккаччо.
— Ты, наверное, удивишься, но я, кажется, схожу с ума… — пролепетала я.
— Что?! — уж теперь и не знаю, чья рука схватила меня за локоть. — Амалия!
— Ничего удивительного, синьора, тут все немножко сходят с ума. Италия такая страна.
Это мне ответил лифтер в форменной одежде, который нас сопровождал.
— Амалия!
Я закрыла глаза.
— Россия — странное место, у меня голова идет кругом. Я схожу с ума. — Указательным пальцем, на котором сверкнул большой рубин, Боккаччо тронул меня за подбородок. Его глаза оказались настолько близко, что я увидала свое отражение в его черных зрачках. Зрелище незабываемое. Я словно раздвоилась и пропала в двух черных дырах. Жуть! Мне стало не по себе. А он продолжал: — Хочется пуститься во все тяжкие. Хочется буянить, как русский Иван.
— Ты так не умеешь, — я вдруг неприлично расхохоталась. Мне вообще было как-то болезненно весело. У меня даже горло болело от постоянного гогота.
— А как буянит Иван?
— Ну… Дерется с соседом, гоняется с вилами за девками, дразнит приходского священника, косит липки, а под конец еще необходимо спалить баню. Это непременное условие.
— Где же я баню найду?
— Бревно! Я же тебе о классическом варианте рассказываю. В современной обработке все может быть проще, но дороже: ловишь тачку, едешь в кабак или другое питейно-увеселительное заведение…
— Амалия! Амалия!
Я вздрогнула и открыла глаза.
Если бы мы не торчали в лифте, я бы подумала, что Илья только что сошел с аттракциона «Американские горки».
— Что с тобой?! — у него еще и губы тряслись, как у засидевшейся в девках барышни, терзаемой душевными переживаниями.
— Со мной? — наверное, я и сама представляла собой плачевное зрелище.
— С тобой, с тобой! — он досадливо мотнул головой. — Что с тобой?
— А в чем дело?
— Ты только что разговаривала с лифтером.
— Это настолько дурной тон? Чего ты переполошился, я ведь и не утверждала, что я — принцесса крови.
— Черт! Амалия! Ты ни с того ни с сего заговорила на итальянском!
— Гм… — я и не помнила об этом.
— Что произошло? — он снова встряхнул меня.
Лифтер деликатно отвернулся.
— Но мы же в Италии. Тут все говорят на итальянском. Такая страна, — сонно промямлила я, чувствуя ужасную усталость.
— Ты падаешь! — по-опереточному вскрикнул он и подхватил меня за талию.
Я радостно рухнула на него и блаженно улыбнулась. Ощущение было такое, словно я выпила не меньше полбутылки коньяка.
* * *
В номере меня ждал еще один неприятный сюрприз. Я не распутница, но, когда молодой человек приглашает тебя в романтическое путешествие, покупает билет в первый класс, тащит в лучший отель, по дороге источая нежность и заботу, как береза свой сок по весне, разумеется, ты вправе ожидать номер с шикарной кроватью на полкомнаты. Каково же было мое удивление, когда глазам моим открылся номер-сьют: две смежные комнатки. Я охнула и припала спиной к стене.
— Вот, — он обвел руками пространство, — не хотел тебя смущать.
— А-а, — бесцветно протянула я, изо всех сил пытаясь справиться с шоком.
— Я не знал, как ты среагируешь, если я приведу тебя в стандартный номер…
— Ну, конечно… — так же невыразительно согласилась я.
— Мне было неприятно думать, что ты можешь заподозрить меня в дешевом домогательстве до… гм… в общем, в дешевом домогательстве, — он расплатился с портье, который доставил наши чемоданы, и, закрыв за ним дверь, взял меня за руку.
— Скажи мне откровенно, — я все-таки решила уточнить. — Зачем тебе это нужно?
— Ты опять про путешествие? — он скорчил кислую гримасу.
Было от чего. Этот разговор я начинала по меньшей мере раз сто за последние два дня.
— Именно. Надеешься заполучить в моем лице наследницу миллионного состояния?
— Не без этого, — он многообещающе потянул меня к дивану на гнутых ножках.
Я не сопротивлялась. Послушно опустилась рядом с ним на чудесным образом сохраненный раритет какой-то древней эпохи. Наверное, той, в которой обитали всякие высокородные Лоренцо Медичи, или как там звали итальянских правителей.
— Честно признаться, мне интересно с тобой, вот и все. Ведь что, в сущности, представляет собой жизнь любого современного человека? Череду обычных дней. У кого-то они насыщены событиями больше, у кого-то меньше, но в конечном итоге ко всему привыкаешь и…
— …summa summarum…[2]
— Что? — он внимательно посмотрел на меня.
Я и сама испугалась дальше некуда. Понятия не имею, из каких глубин моего подсознания вылезла эта фраза. Но именно я ее задумчиво пролепетала как само собой разумеющееся. Словно только тем на жизнь и зарабатывала, что тешила окружающих изречением подобных словосочетаний.
Обняв меня, Илья тихо, но твердо проговорил:
— Ты же говорила, что не знаешь латыни. Откуда тебе известна эта фраза?
Я хлопнула глазами и честно призналась:
— Понятия не имею.
— Да? — как-то совсем недобро ухмыльнулся он. Зрачки его сузились.
— Точно. — Не понимаю, отчего у меня зачесалось под коленками? Весьма неприятное ощущение, надо сказать. — Впервые слышу, что это выражение из латыни.
— Уж точно из латыни.
— А что оно означает? — голос мой неожиданно осип. — Господи! Илья!
Он встряхнул меня, потому что в этот момент я начала медленно сползать на пол.
— Опять?! Ты опять падаешь?
— Н-наверное, н-не знаю.
— Ничего себе романтическое путешествие!
— Сам напросился, — из последних сил проворчала я.
— Что с тобой произошло? — он сжал мое плечо. Я поняла, что отпираться бесполезно.
— Понимаешь… Кажется, я начинаю вспоминать какие-то детали той ночи.
— Вспоминать?
— Да. Вот в лифте как наяву увидела физиономию того… ну Боккаччо, в общем. А сейчас это: summa summarum. Я вспомнила, что Боккаччо сидел со мной вот так же, как ты сейчас. Но не помню где. И он прошептал очень испуганно: «Summa summarum». Как ты думаешь, я схожу с ума?
Вместо сочувствия, он деловито спросил:
— Это все, что ты вспомнила?
