— Безусловно, всплывало, и не один раз, — успокоила я его. — Все версии уже отработаны. Боюсь, что Тамару Аркадьевну убили все-таки не из-за этого. Ну, или всплывут еще какие-то обстоятельства по работе, доныне мне неизвестные.
— Знаете что, — помолчав, сказал вдруг Валентин Павлович. — А вы попробуйте поговорить с самой дочерью. Может быть, она вам что-то подскажет? Она же заинтересована в том, чтобы найти убийцу матери, раз даже частного детектива наняла!
— Я с ней разговаривала уже не раз, можете не сомневаться, — усмехнулась я. — Пока что все разногласия с отпрыском той семьи сводятся лишь к этой пресловутой унаследованной квартире. Еще даже не унаследованной, но уже принесшей столько проблем. Не знаю, честно говоря, что можно раскопать в этом направлении. Очень боюсь, что Тамара Аркадьевна владела какой-то тайной, которую унесла с собой в могилу. И теперь, кроме убийцы, никто не может пролить на это свет.
— Ну не стоит отчаиваться, — ободряюще сказал мне Золотарев. — Вы же детектив с большим опытом, наверняка отыщете решение. Может быть, затратите времени побольше, чем обычно.
Я была благодарна Золотареву за поддержку и недовольна собой за то, что позволила себе разнюниться перед ним. Расплакалась в жилетку! Лучше бы новую версию попробовала выстроить. Хотя ее и выстраивать-то не на чем. Прямо даже и не знаю, что делать после встречи с Золотаревым, которая, похоже, уже подходит к концу.
— А где ее похоронили? — спросил тем временем Валентин Павлович.
— Этого я даже не знаю, — ответила я. — Лучше вам позвонить ее дочери.
— Нет, нет! — махнул он рукой. — Это исключено. Тамара всегда была против того, чтобы она знала о наших отношениях. Как же я стану ей представляться?
— Но вам и необязательно заявлять о ваших отношениях, — сказала я. — Можно просто назваться другом, коллегой, знакомым, который был в отъезде и не сумел попасть на похороны, а теперь хотел бы навестить могилу.
— Не знаю, не знаю… — с сомнением протянул Золотарев. — Может быть, вы и правы.
Он посмотрел на часы.
— Да, нам пора, — кивнула я. — Спасибо, что согласились встретиться.
— Не за что. Единственная просьба: после завершения расследования позвоните мне, хорошо? Я хочу знать, что все-таки случилось с Тамарой.
Пообещав Золотареву, что сделаю это, я попрощалась с ним, и мы разошлись по своим машинам.
Что ж, после Золотарева оставался только Рогожкин. Вроде бы все тайное стало явным. Да, у Тамары Аркадьевны был хорошо законспирированный любовник, о котором не знали ни друзья Гладилины, ни коллега Костин, ни дочь Ксения. Но все ли тайны Тамары Аркадьевны всплыли на свет божий? А если точнее, все ли они предстали пред мои ясны очи?
Золотарев становился актуальным еще и потому, что, связавшись с моими коллегами в милиции, я узнала, что людей Гаршина уже основательно проверили на причастность к убийству Шуваловой. И вроде бы вышло, что по крайней мере у тех парней, что приходили ко мне, алиби есть. Оно, конечно, спорное, но… Ко всему прочему, изъятые у них стволы под ту пулю, которой была убита Тамара Аркадьевна, никак не подходят.
«В общем, глухарь», — констатировала я, выслушав унылые комментарии по этому поводу Мельникова. Конечно, тут можно предположить разные варианты. Например, убили Машнов со товарищи, но намеренно использовали нестандартный пистолет, который потом выкинули в реку. Или — убили не они, а какие-то иные киллеры, специально нанятые Гаршиным. Или, к чему склонялась я, убили вообще не те и не другие. Тогда кто?
Косвенно это подтверждали и кости. Очередной сеанс связи с мистическим оракулом дал мне следующий результат:
7+36+17 — «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов окрепнут».
То есть я, по их мнению, медлю. Хороша медлительность! Проведенная операция с Антиповым и Гаршиным, потом встреча с Валентином Павловичем. Что имеют в виду кости? Понятно одно: если версия насчет гаршинских братков верна, они не стали бы обвинять меня в медлительности.
«Ничего себе, медлительность!» — продолжала возмущаться я. На подозрении, между прочим, оставался брат Тамары Аркадьевны. И я не поленилась и встретилась с его непосредственным начальником. Он принял меня без особого энтузиазма, но разговаривал по-деловому и весьма конкретно. А именно — показал командировочные удостоверения и приложенные к ним железнодорожные билеты. А затем контракт с московским предприятием, на котором стояли подписи его самого и Георгия Аркадьевича Шувалова. Дата подписания контракта соответствовала тому дню, когда была убита Тамара Аркадьевна. В общем, если откинуть версию о том, что начальник в сговоре с негодяем-сотрудником, алиби было довольно прочным.
Оставался Рогожкин. Это с ним я медлю? Ну что ж, может быть. По крайней мере, кроме него, я уж и не знаю, на кого думать. Ну не на Золотарева же, тайного два-раза-в-месячного любовника!
Я через тех же коллег в милиции выяснила, что Рогожкин действительно недавно освободился, примерно за два месяца до смерти Тамары Шуваловой, и проживал вместе с матерью на окраине нашего города.
Выяснить-то выяснила, а что толку? Нужно было разрабатывать эту кандидатуру. А это значит — надо иметь какой-то план, которого у меня пока не было. И, откровенно говоря, я плохо себе представляла, каким образом этого самого Рогожкина проверять. Нет, конечно, я придумаю, как это сделать. Но сейчас, после стольких усилий по поводу Антипова, не очень продуктивных разговоров со всяческими Гладилиными, Костиными, Золотаревыми и Шуваловыми все мозги как-то набекрень. «Но необходимо собраться, необходимо!» — прикрикнула я на себя. Двести долларов в день — это немалая сумма, достаточная для того, чтобы напрягаться и умственно, и физически и не ныть.
«Шесть тысяч баксов в месяц!» — скажете вы, совершив несложные арифметические действия и ахнув. Зажралась, мол, дрянь, еще и ноет при этом. Не совсем так. Если бы я каждый день своей жизни занималась расследованиями, я была бы уже либо в психушке, либо на кладбище. Потому что ежедневно человек не в силах выносить такие нагрузки. Успокойтесь все, кто экономит на питании, отоваривается китайским дерьмом на рынке и не может себе позволить выехать за пределы МКАД!
Сварив себе кофе и устроившись с ним на диване, через несколько минут спокойных размышлений я пришла к выводу: самый простой путь — это провокация. Статья за изнасилование у этого типа была — была. Нервишки не в порядке — это точно. Значит, на симпатичную особу — а я все-таки не страдаю недооценкой собственной внешности — он должен среагировать. А когда он полезет, я встаю в позу, запугиваю его и раскалываю. Если, конечно, имеется что раскалывать. Живет он вдвоем с матерью, значит, алиби проверить будет сложно. Скажет, что был дома, — поди проверь. Мать не станет против сына ничего говорить — это как пить дать, знаем мы этих матерей.
Еще очень плохо, что нет никаких свидетелей. Дядя Миша Криволапов, обнаруживший труп, — не в счет, это не свидетель. Он скорее констатировал факт. А убийцу никто и в глаза не видел в том подъезде. То есть даже предъявлять подозреваемого некому.
Но тем не менее делать что-то нужно. Поэтому я, вооружившись фотографией Рогожкина, позаимствованной у тех же моих доброжелательных ментов-коллег, отправилась в Солнечный поселок.
Этот шедевр градостроения времен позднего социализма, микрорайон многоэтажных домов, располагался на возвышенности и был поэтому открыт всем ветрам. Более соответствующим названием для него было бы все же Ветреный, нежели Солнечный. Но, естественно, Солнечный — это и романтичнее, и теплее, поэтому назвали именно так. При этом ветра все-таки учитывали, поэтому девятиэтажки здесь строили по принципу замкнутых дворов — то есть получились этакие недоделанные Пентагоны без одной грани. Вот в один из этих домов-крепостей и лежал мой путь.
Поразительнейшая нудность первых часов слежки — как это знакомо! Вот и сейчас, сидя за рулем своей машины и наблюдая с унылым видом за всеми, кто входит и выходит в подъезд, где живет Рогожкин Вадим Алексеевич, я откровенно томилась.
Еще и фотография была, откровенно говоря, не слишком хорошего качества. В милицейском архиве вообще люди выглядят как будто на одно лицо. А тут еще и несколько лет прошло. В общем, я опасалась не узнать нужного мне парня вживую.
Потом еще отвлек какой-то искатель половых приключений. Усатенький маленький шкет пронырливо заглянул в окно машины и осведомился, который час. После того как я ответила, шкет объяснил, почему у него возникли проблемы со временем, хотя я, разумеется, его об этом не просила.
Потом он счел, что подготовительный период уже пройден, и представился мне Михаилом, добавив, что он является кандидатом в мастера спорта по гимнастике, а также только что приобрел в соседнем книжном магазине очень модный роман заграничного автора. В общем, пометал бисер славно.
