обвинительного заключения? Неделя? Месяц? Год? А как насчет ваших подельников? Как они себя поведут, когда поймут, что вас вот-вот настигнет расплата? Да, вы позаботились о том, чтобы полковник Райдер уже никогда не смог дать показания против вас, но, кроме него, есть и другие. Как насчет них, мистер Шаттак? Вы доверяете им больше, чем своему старому другу Райдеру? А если мы возьмем их в оборот? Что, если они расколются? Сами понимаете, всех их вам не перебить.
Шаттак больше уже не смотрел на собеседника. Политик по-прежнему сидел, повернувшись лицом к Вулфу, но краем глаза я заметил, что его взгляд устремлен мимо моего подбородка куда-то в окно.
– Арчи, останови машину! – распорядился Вулф.
Я свернул на поросшую травой обочину и затормозил. По одной из вспомогательных троп мы заехали в дальнюю часть парка, куда по рабочим дням не забредала ни одна живая душа. По левую руку от нас уходил вниз поросший лесом склон, а справа раскинулся плавно забирающий вверх луг с редкими деревьями. Еще бы стадо коров, и у меня возникло бы впечатление, что мы забрались в какую-то глухомань в Вермонте.
– Тропа заканчивается тупиком? – спросил Вулф.
– Нет, – ответил я, – она идет по холму и выходит на северную аллею, которая потом сворачивает на восток.
– Тогда вылезай, пожалуйста, из машины. – Я подчинился, и Вулф вручил мне гранату. – На. – Затем он показал пальцем на склон справа: там на лугу росло большое дерево. – Положи гранату под дерево. Прямо у ствола.
– Что, прямо на землю?
– Да.
Я подчинился. По дороге – сто ярдов туда и еще сто обратно – я делал в уме ставки и наконец пришел к выводу, что Вулф все-таки возьмет верх. Возможно, вы подумаете, будто я относился к происходящему предвзято, однако на самом деле это не так. Я просто видел Вулфа и Шаттака и слышал, как они разговаривали. Одного голоса Вулфа было достаточно для того, чтобы понять, чем закончится дело. Вулф говорил сухо, уверенно, с напором. Когда слышишь такой голос, то сразу веришь, что случится именно то, о чем говорит его обладатель. Внешний вид Шаттака в не меньшей мере, чем голос Вулфа, свидетельствовал о неизбежности скорой развязки. Теперь я не был за рулем и мог разглядеть политика повнимательнее. Только сейчас до меня дошло, что Шаттак даже толком не начал оправляться от совершенно неожиданного удара, который нанес ему в кабинете Вулф. Политик напоминал боксера на ринге, лежащего в глубоком нокауте, а Вулф – нависшего над ним рефери, считающего до десяти. Когда я подошел к машине, Вулф говорил:
– Если вы так считаете, значит вы ничего не поняли. Я буду сражаться с вами до конца. То же самое могу сказать и о генерале Карпентере. У вас нет ни малейшего шанса. Даже если вас не приговорят к смерти по суду, вы все равно человек конченый. Как минимум вы будете безнадежно опозорены, а на вашей карьере поставят крест. Однако я не стану врать, что привез вас сюда в качестве одолжения. Мы бы предпочли провести официальное расследование и все сделать по закону, но мы служим нашей стране, а страна ведет войну. Если сейчас разразится скандал подобного масштаба, он причинит невообразимый вред. Если есть возможность его избежать, значит ею необходимо воспользоваться. Я все это говорю не для того, чтобы как-то повлиять на ваше решение, нет, это бесполезное занятие. Я просто стараюсь донести до вас, зачем я взял на себя труд привезти вас в этот парк.
Я открыл дверь с той стороны, где сидел Шаттак, прислонился к ней, чтобы она не захлопнулась, и сказал Вулфу:
– Рядом с деревом – плоский камень. Я положил ее туда.
Шаттак посмотрел на меня так, словно собирался что-то сказать, но так ничего и не произнес. Не сводя с меня взгляда, он несколько раз облизал губы.
– Вылезайте из машины, мистер Шаттак! – резко бросил Вулф. – Идти недалеко – примерно как от лифта до кабинета полковника Райдера и обратно. Секунд тридцать-сорок, и вы на месте. Мы подождем здесь. В официальном сообщении будет сказано о несчастном случае. Обещаю. Некрологи напечатают – выше всяческих похвал. Все, о чем может только мечтать любой выдающийся общественный деятель.
Шаттак медленно повернулся к Вулфу.
– Неужели вы думаете, что я сам… – севшим голосом начал он и замолчал. Мгновение спустя он предпринял еще одну попытку: – Неужели вы думаете, что я… – Он попытался сглотнуть, но это не помогло.
– Арчи, помоги ему выйти из машины.
Я взял Шаттака под локоть, и он начал выбираться. Поставив ногу на подножку, он поскользнулся, но я удержал его от падения и помог сделать первые несколько шагов по траве.
– Дальше он справится сам, – произнес Вулф. – Давай полезай в машину.
Я подчинился, захлопнул за собой дверь и, сдвинувшись, перебрался за руль.
– Если вы передумаете, мистер Шаттак, – бросил в открытое окно Вулф, – возвращайтесь обратно. Мы подкинем вас до города, и начиная с этого момента между нами начнется война. Я настоятельно советую вам не возвращаться, хотя и сомневаюсь, что вы нуждаетесь в моих советах. Вы трус, мистер Шаттак. У меня богатый опыт, но за всю свою долгую практику я ни разу не сталкивался с таким малодушием, которое проявили вы, убив полковника Райдера. Задумайтесь над этим. Повторяйте про себя, когда пойдете по лугу: «Я трус. Я трус и убийца». Это вам поможет довести дело до конца. Сейчас вам как-то нужно прошагать сто ярдов. Мужество и храбрость вам не помощники – у вас нет ни того ни другого. Так пусть вас гонит вперед честность по отношению к самому себе, ваша внутренняя потребность поступить так, как и полагается трусу. И не забывайте: если вы вернетесь, вас здесь будем ждать мы. Вы вернетесь ко мне. Я буду вас здесь ждать. Помните об этом. Это вам тоже поможет.
Вулф замолчал, потому что Шаттак двинулся прочь от машины. Медленно ступая, он спустился в неглубокую водоотводную канаву и, поднявшись по ее склону, оказался на другой стороне. Проделав несколько шагов, он пошел быстрее, направляясь прямо к дереву. На полдороге он обо что-то споткнулся и едва не упал, но все-таки удержался на ногах. С этого момента он еще больше прибавил темп.
– Заводи, – пробормотал Вулф. – Езжай вперед. Медленно.
Я подумал, что он допускает ошибку. Шаттак наверняка услышит звук работающего мотора, и как это на него повлияет, совершенно неизвестно. Однако я подчинился, стараясь действовать как можно тише. Я вырулил с обочины обратно
