карман.
– Счастья вам, сэр, – сказал он.
Я отошел от него, но крик «Экстренный дневной выпуск!» продолжал звенеть у меня в ушах. Я направился в весовую, размышляя над полученной информацией. Значит, мои похитители из Брайтона. Тому, кто посылал их, не пришло в голову, что я видел их раньше и смогу их отыскать.
Погруженный в свои мысли, я наконец услышал, что говорит мне Пит Грегори:
– …У них был прокол, но все-таки они добрались сюда, а это главное. Ты что, не слушаешь, Алан?
– Да, извини, Пит, думал кое о чем.
– Думал? Я рад, что ты это умеешь, – заявил Пит и громогласно захохотал. При всем его уме и проницательности чувство юмора у него пребывало в самом зародыше. Всякого рода школьные шутки казались ему верхом остроумия, но все к этому привыкли.
– Как Палиндром? – спросил я. Это была моя лучшая лошадь на сегодня.
– Великолепно. Так вот, я говорю, у них был прокол… – Он замолчал в полной растерянности. Он терпеть не мог повторяться. – Ну ладно, хочешь пойти в конюшню поглядеть на него?
– Да, пожалуй, – согласился я.
Мы вошли в конюшню. Пит должен был пойти со мной: правила безопасности были очень жесткими. Даже владельцы лошадей не имели права входить к ним без поручительства тренера. Конюхи предъявляли при входе пропуска с фотокарточками. Все это делалось для того, чтобы лошадей не накачали допингом или не испортили.
Я погладил своего скакуна, стоявшего в стойле, красивого восьмилетнего с черными подпалинами гнедого жеребца, и дал ему кусочек сахару. Пит неодобрительно поцокал языком и сказал:
– Только не перед скачкой! – Словно нянька, поймавшая своего воспитанника, когда тот уплетал сласти перед обедом. Я усмехнулся. На этот счет Пит был до смешного педантичен.
– Сахар придаст ему сил, – сказал я, скармливая Палиндрому еще кусок и восторженно рассматривая его. – Выглядит он чудесно.
– Он выиграет скачку, если ты все правильно рассчитаешь, – уверенно произнес Пит. – Не спускай глаз с того ирландца. Он попытается обставить вас всех, он сделает рывок, когда вы войдете в воду, чтобы оказаться на шесть корпусов впереди, когда начнется подъем. Я много раз видел, как он это делал. Он заставлял всех бешено гнаться за ним в гору, растрачивая запас сил, который нужен для финиша. Так что ты или делай рывок вместе с ним и поднимайся на холм с его скоростью, но не быстрее, или дай ему спокойно уйти вперед на подъеме и обгоняй на спуске. Ясно?
– Абсолютно, – заверил я. Что бы ни думали о шутках Пита, но его советы по поводу заезда были поистине неоценимы, и я многим был ему обязан.
Я в последний раз погладил Палиндрома, и мы вышли во двор. Благодаря принятой здесь системе безопасности это было самое спокойное место на ипподроме.
– Скажи, Пит, не было у Билла каких-нибудь неприятностей? – брякнул я без всякой подготовки.
Он не торопясь запер бокс Палиндрома, потом медленно повернулся ко мне и так долго стоял, глядя на меня без всякого выражения, что я начал сомневаться, слышал ли он мой вопрос.
Наконец он проронил:
– Это громко сказано – неприятности. Ну, кое-что было…
– Что? – спросил я, когда он снова замолчал.
Но вместо ответа он сказал:
– А с чего ты взял, что они могли быть, неприятности?
Я рассказал ему о проволоке. Он слушал спокойно, без удивления, но его серые глаза были суровы.
Он спросил:
– Почему никто не слышал об этом раньше?
– Я все рассказал сэру Кресвеллу Стампу и полиции, но так как проволока исчезла, у них не было никаких вещественных доказательств, и они бросили это дело.
– А ты не бросил? – сказал Пит. – Не то чтобы я в осуждение, ты не подумай, просто мало чем могу помочь. Было вот что… Билл рассказывал про какой-то смехотворный звонок по телефону. Но я не очень-то слушал, голова вечно занята лошадьми, сам понимаешь. Что-то ему говорили насчет того, что его Адмирал упадет… Билл решил, что это чья-то глупая шутка, а я не стал переспрашивать. Я не думал, что это важно. Когда Билл погиб, я было подумал: странно, может, тут и вправду что-то есть. Я тогда спросил тебя, но ты сказал, что не заметил ничего особенного… – Его голос задрожал и прервался.
– Да, жаль, – вздохнул я. Потом спросил: – А когда он заговорил об этом телефонном звонке – незадолго до этого случая?
– Последний раз я общался с ним в пятницу утром, как раз перед моим отлетом в Ирландию. Вот тогда это и было. Я позвонил ему, чтобы сказать, что Адмирал готов к завтрашней скачке в Мейденхеде.
Мы пошли назад, к весовой. Под влиянием какого-то импульса я спросил:
– Пит, случается тебе ездить в брайтонских такси? – Я знал, что он нездешний.
– Случается, но не часто, – ответил он. – А что?
– Да есть там два-три шофера, с которыми я хотел бы потолковать, – объяснил я, но не прибавил, что с каждым в отдельности и где-нибудь в темном закоулке.
– Насколько я знаю, в Брайтоне несколько таксомоторных компаний, – сказал он. – Если тебе нужен какой-то определенный шофер, лучше всего идти на станцию. Они там выстраиваются к лондонским поездам. – И больше он уже ничего не слышал – мимо нас повели в паддок ирландскую лошадь для первой скачки.
– Это Коннемара Пэл, провалиться мне на этом месте! – воскликнул Пит с завистью. – Уж как я уговаривал одного моего знакомого купить этого жеребца! Но за него запросили восемь тысяч, а упрятан он был в каком-то полуразрушенном сарае за свинарником, и мой слишком умный владелец не пожелал платить такие деньги. А теперь погляди на него! В Лупардстауне на второй день Рождества он выиграл скачку для молодняка, обогнав всех на двадцать корпусов! И после этого он не задул бы своим дыханием даже свечи! Лучшая лошадь из молодняка, какую мы только можем видеть в этом году! – Мысли Пита вошли в привычную колею, и всю дорогу до весовой мы продолжали говорить об ирландских лошадях.
Я еле разыскал Клема, который был по горло завален работой. Я убедился, что мое снаряжение в полном порядке и что он знает, сколько я должен весить, чтобы скакать на Палиндроме.
Кэт сказала мне, что не приедет в Челтенхем, поэтому я пошел на поиски самого лучшего, что мне оставалось, – новостей о ней.
Вешалка и часть скамейки, принадлежащие Дэну, находились в меньшей из двух раздевалок, второе место от гудящей печки – верный признак того, что он был восходящей звездой на жокейском небосклоне. По неписаным законам таким ребятам
