В тот же миг я высоко подпрыгнула и выбросила вперед левую ногу, носком туфли ударив его в подбородок. Трофим пошатнулся и врезался затылком в полуоткрытую дверь. Глаза его помутнели.
Не давая ему опомниться, я рубанула ребром ладони по руке, сжимающей оружие. Пальцы Трофима разжались, и пистолет полетел на пол.
Придя в себя, он отмахнулся левой рукой, стараясь попасть мне в голову краем стального кейса. Я приняла удар плечом и ответила мгновенным пинком в пах. Трофим взвыл и с большим трудом устоял на ногах.
Воспользовавшись его беспомощным положением, я отскочила назад и подобрала с пола пистолет. Увидев в моей руке ствол, Трофим сжал зубы, выскользнул из купе и захлопнул дверь.
— Держите его! Чемодан! — завопил Капустин, сваливаясь с полки мне на голову.
— Черт! Нельзя ли поосторожнее? — сердито сказала я, отталкивая его в сторону. — И, в конце концов, почему бы вам тоже не поучаствовать?
Он сел на нижнюю полку в ногах у перепуганной девушки и мстительно сказал:
— А вам за что тогда деньги платят?
— В общем-то, у меня посуточная оплата, — с абсолютно серьезной миной ответила я. — День и ночь — сутки прочь. Мне главное, чтобы побольше их было…
Капустин посмотрел на меня с бессильной ненавистью, но не нашелся, что ответить. Да и что может сказать безоружный любитель вооруженному профессионалу? Ничего убедительного — и Капустин это чувствовал.
Я быстро надела плащ и сунула в карман пистолет.
— Скоро приду, — пообещала я и вышла из купе.
Армян, конечно, как ветром сдуло. Трофим тоже исчез. Я пошла по спящему поезду, гадая, где его искать.
Я была уверена, что с таким багажом Трофим не рискнет долго оставаться в поезде. Любая проверка сразу же обнаружит, что ему неизвестен шифр собственного чемоданчика, а это чревато неприятными последствиями. Кроме того, он должен был опасаться, что мы попытаемся вернуть наше имущество и в отчаянии пойдем на любые меры. Значит, он при первом удобном случае постарается сойти.
Скорее всего, до ближайшей станции он попытается где-то отсидеться и не будет прыгать с поезда в незнакомой местности, где тоже возможны всякие сюрпризы.
Я прошла весь состав от первого вагона до последнего, но Трофима не обнаружила. В плацкартных вагонах его не было точно, а проверка всех купе заняла бы непомерно много времени. Я решила разыскать веселую армянскую компанию, поскольку между ней и Трофимом существовала какая-то связь.
Я вернулась в соседний с нашим вагон и, внимательно прислушиваясь, нашла купе, в котором звучали приглушенные мужские голоса. Сжимая в кармане пистолет, я потянула вниз ручку двери.
Голоса в купе мгновенно умолкли. Я подергала дверь — она была заперта изнутри. Я постучалась. Ответом мне было молчание. Это мне совершенно не понравилось. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что в коридоре, кроме меня, никого нет, я достала железнодорожный ключ и, стараясь действовать бесшумно и быстро, отперла и отодвинула дверь.
Я успела заметить несколько пар угольно-черных глаз, беспокойно уставившихся на меня, и сжатую, точно стальная пружина, фигуру Трофима, который тотчас вскочил и бросился на меня, по-звериному оскалив зубы и взмахнув длинным узким ножом.
Я успела уклониться от удара — лезвие просвистело в сантиметре от моего лица — и выхватила из кармана пистолет. Трофим отшатнулся и бросился бежать — в одной руке нож, в другой драгоценный чемоданчик. Я устремилась за ним.
Трофим добежал до конца вагона и, грохоча дверями, выскочил в тамбур. Нож он бросил. Я преследовала его по пятам и, чтобы нагнать страху, когда ворвалась в тамбур, выпалила на переходной площадке из пистолета, отправив пулю в мелькающие под вагоном шпалы.
Грохот выстрела подстегнул Трофима. Он прибавил ходу и, не останавливаясь, помчался в конец поезда. По-моему, у него не было никакого осмысленного плана — он бежал наугад, повинуясь инстинкту.
Добежав до конца последнего вагона, он заметался, ворвался в туалет и заперся там. Я, уже не торопясь, дошла до последнего его убежища и постучала в дверь рукояткой пистолета.
Никто не ответил, но, прислушавшись, я различила какой-то шум, и мне показалось, будто из-под двери потянуло холодком. Я догадалась, что Трофим, зная, что я могу открыть любую дверь, и будучи уверен, что я горю желанием пристрелить его, решил выбраться на крышу вагона. А может быть, и спрыгнуть с поезда, хотя, учитывая довольно приличную скорость и темноту вокруг, это было менее вероятно.
Не выпуская из руки оружия, я отперла дверь и убедилась, что мои предположения подтвердились. Стекло в окне было опущено, и ледяной ветер бился в тесной каморке, точно в аэродинамической трубе.
Я подняла стекло, и ветер исчез. Теперь у Трофима не было пути назад. Я поглядела в настенное зеркало. Увиденное меня разочаровало — женщина в зеркале выглядела по меньшей мере на пять лет старше, у нее было бледное измученное лицо и синяки под глазами. А во что она была одета! Просто удивительно, что бедняжке еще удалось как-то зажечь сердце романтического армянского юноши! Так ужасно выглядеть мне еще не приходилось ни разу в жизни. Вся горечь и досада оскорбленной женственности сосредоточилась в эту минуту на Трофиме — они искали разрядки, а значит, он был обречен.
Я положила пистолет в карман и пошла в свой вагон. Капустин и студентка не спали — они встретили меня настороженными взглядами. Я заперла купе и подошла к окну.
— Анатолий Витальич, — сказала я. — Погасите, пожалуйста, свет и оденьтесь. Сейчас здесь будет очень холодно.
— Что вы опять затеяли?! — завопил Капустин.
Я посмотрела на него, и он сник. Свет был потушен. Я опустила раму. Холодная черная ночь с грохотом ворвалась в купе. Края свисающих простыней затрепетали на ветру.
— Окно до моего возвращения не закрывать, — предупредила я Капустина.
Он молча кивнул.
Встав на столик, я протиснулась наружу и, ухватившись за металлический желобок, тянувшийся вдоль крыши вагона, вылезла из окна. Ветер безжалостно путал мои волосы и развевал полы плаща. Изо всех сил прижимаясь к стальной обшивке вагона и отталкиваясь подошвами от оконной рамы, я до боли стиснула пальцы на ребре желоба, а потом, ежесекундно рискуя полететь в черную бездну за моей спиной, подтянула наверх сразу ставшее непослушным тело. На миг у меня мелькнула мысль, что выбраться на крышу невозможно, и, скорее всего, Трофим с дурацким чемоданчиком уже давно лежит где-нибудь под железнодорожной насыпью, и я всего лишь повторяю его непростительную глупость. Но тут же на память мне пришло мое собственное отражение в туалетном зеркале — и это так подхлестнуло меня, что тело само собой, извиваясь и прилипая к стенке вагона, выметнулось на крышу.
Несколько секунд я лежала вниз лицом, переводя дух. Потом подняла голову и осмотрелась. Снаружи было не так темно, как казалось. Я увидела убегающие вдаль крыши вагонов и темные заросли с обеих сторон железнодорожных путей. Хвост поезда терялся во тьме, и мне не удалось рассмотреть, есть ли там кто-нибудь живой.
Я поднялась и осторожно пошла в конец поезда. Крыши вагонов покачивались и вздрагивали у меня под ногами, точно корабельная палуба.
За спиной пронзительно свистнул локомотив. Поезд чуть замедлил движение, реже сделался перестук колес. На мгновение мне показалось, что мы действительно плывем над неподвижной черной пучиной. Но перепрыгивая с вагона на вагон, я снова увидела внизу мелькающую череду бетонных шпал, обманчиво близких и смертельно опасных.
Когда до конца поезда оставалось пройти последние три вагона — я увидела его. Неподвижная, съежившаяся на ветру фигура чернела на крыше последнего вагона. Я остановилась.
Между тем вокруг что-то неуловимо изменилось — в стуке колес, в запахе ветра, — я оглянулась и поняла, что мы въезжаем на мост. Далеко внизу я увидела туманный отсвет на поверхности воды, а еще дальше, у горизонта, — зарево большого города. По сторонам замелькали стальные балки мостового пролета. Стук колес сделался звонким и резким.
Трофим тоже увидел меня. Он поднялся на ноги и оглянулся — уходить было поздно. И он в отчаянии побежал мне навстречу, еще надеясь застать меня врасплох. Я спокойно ждала его, а когда расстояние между нами сократилось метров до двадцати, подняла пистолет и сделала предупреждающий выстрел.
Трофим взмахнул руками и остановился как вкопанный. Он застыл, неотрывно глядя на меня и сжимая в руке стальной кейс. Нетрудно было догадаться, какие чувства бушуют в его груди, потому что я испытывала те же самые чувства.
Мы выехали на середину моста. Трофим с надеждой взглянул на приближающийся берег — у него еще оставался шанс уйти. Но мне не хотелось, чтобы у него оставался этот шанс. Я прицелилась и выстрелила. Пуля чиркнула по ручке чемоданчика и обожгла Трофиму запястье. Он вскрикнул и инстинктивно разжал руку. Кейс вырвался из его пальцев, скрежетнул по крыше вагона и, весело подпрыгнув, полетел вниз, растворяясь во тьме. Мы не услышали даже плеска.
