Я критически осмотрела свой арсенал: платья трехлетней давности!
Поскреблась к маме, и она вышла ко мне, зевая.
— И чего тебе не отдыхается?
Я поделилась своей проблемой, и она прониклась.
Мы пошли в гардеробную, и мама сделала широкий жест:
— Выбирай любое!
Посовещавшись, мы отложили два: ярко-алое платье, расшитое крупными пайетками, и черное, замысловато скроенное, с отлетным верхом; верх второго платья был украшен мелким стеклярусом.
Я примерила оба, и оба забраковала:
— В черном я буду похожа на секретаршу Игоря, а красное — чересчур вызывающее. Откуда у тебя такое?
Мама сердито сказала:
— Еще критикует! Если хочешь знать, я в нем как-то настоящий фурор произвела. У меня к нему есть замечательные туфли. Ты ведь, насколько я поняла, хочешь кого-то там сразить?
— Ну, тут главное, чтобы не наповал.
Мама вдруг задумалась, и пробормотала что-то. Она развернулась и пошла в спальню.
Вышла с платьем в руке:
— Вот! Это — то, что надо. Я его из Италии привезла, и не одевала почти совсем — оно мне немного коротковато, зато тебе должно быть в самый раз!
Платье было очень просто скроено, но сидело великолепно. Разве что было чуть широковато в талии, но мама мигом заколола его на мне иголками, и сказала:
— Это мы быстренько исправим!
Высокие проймы открывали успевшие загореть плечи, вырез демонстрировал как раз столько, сколько я хотела показать, а цвет… Вот если бы можно было сказать "цвет ящерицы"… В общем, я поцеловала маму и она, критически оглядев меня, снова полезла в шкаф.
Пара изящных туфелек, открывавших почти всю ступню, и сумочка на длинной цепочке довершили наряд.
В дорогу я брала с собой только дежурную косметику, так что пришлось опять прибегнуть к помощи мамы.
Игорь с отцом устроились внизу с нардами, и я смогла спокойно привести себя в порядок.
Мама, стоя в дверях, критически осмотрела меня и сказала:
— Прынцесса!
Она принесла свои новые духи, и мне они так понравились, что милая мамочка сразу же подарила их мне.
— Ты же знаешь, что из-за папиной астмы я очень редко пользуюсь духами…
Наконец, я спустилась вниз.
Игорь в это время отошел с сигаретой от отца, которому врачи категорически запрещали курить. Они оба молча посмотрели на меня, и я поняла, что достигла нужного эффекта.
Впрочем, Михайлов сразу же добавил ложку дегтя:
— Не иначе, ты собираешься сразить подругу детства?
Я хмыкнула:
— Надеюсь, она будет не в купальнике.
Когда мы приехали, веселье было в разгаре.
Костя махнул нам от столика, и мы пробрались к ребятам. Они устроились на старой пристани, переделанной под веранду летнего кафе. Танцплощадка отсюда была хорошо видна, но музыка уже не так громко била по ушам, и можно было разговаривать.
Нам придвинули пару стульев, и перед Игорем поставили пиво.
Костик порекомендовал:
— Пиво здесь всегда самое свежее, и без всяких консервантов, не то, что у вас, в городе. — Он склонился ко мне: — Лиза, что тебе заказать? Или ты все-таки научилась пить пиво?
Мы посмеялись. Это, действительно, правда, пиво я пить не люблю. Костик припомнил, как однажды, лет пять назад, мы поехали компанией на катере, мотор заглох, и пять часов мы провели на палящем солнце, пока чинили мотор. Ребята от жажды спасались пивом, которого на катере было полно, а я так и не смогла пересилить себя.
Диджей и в самом деле был неплох, музыку мы послушали с удовольствием, потанцевали. Через некоторое время Костин брат, оказавшийся довольно взрослым здоровяком в кожаной жилетке, надетой на голое тело, присоединился к нам, а программу вечера продолжила какая-то группа, приехавшая с ним. Я не большая любительница рока, а тем более украинского, и мы вернулись к столу.
Костик пустился в воспоминания. Я не мешала ему, пока он не признался:
— Когда-то мы все были влюблены в тебя. Чего скрывать? Было дело, даже и я числился в пострадавших.
Я прервала его:
— Костя, да когда это было-то?! Нашел, чего вспомнить.
Костя засмеялся:
— Я из-за тебя тогда и на исторический пошел, все хотел открытие сделать, и сразить тебя наповал. Мы тогда все на археологии и раскопках просто помешались.
Его старший брат засмеялся:
— Так вот кому мы обязаны тем, что Костя перестал валять дурака и взялся за ум!
Я шутливо привстала и поклонилась.
Костик уныло сказал:
— К чести Лизы, она никогда никого не выделяла. Я ее как-то пригласил на свидание, она честно пришла. Я долго мучился, как же рассказать ей о своих чувствах, а она неожиданно призналась, что тоже влюблена, причем, в своего преподавателя. Кончилось свидание тем, что она плакала, а я ее утешал!
Я с ужасом оглянулась на Михайлова, но он, кажется, к нашему разговору не прислушивался, и обсуждал героические успехи нашей сборной по футболу. Я с облегчением перевела дух. Не хватало, чтобы он услышал все эти воспоминания!
Милка, сидевшая напротив меня в компании заезжей знаменитости, ревниво сказала:
— Я тоже помню, как все вокруг тебя увивались, и какие у них физиономии были, когда ты неожиданно приехала с мужем.
Кажется, Милка уже выпила лишнего.
По-моему, платье помогло: на Олега, Костиного брата, я точно произвела впечатление. Он был в ударе: рассказывал забавные истории, и мы с Милкой непрерывно хохотали. Мне он показался забавным парнем.
Зазвучала мелодия старой песни Пресли, под которую когда-то, кажется, сто лет назад, я танцевала с Михайловым на его даче. Он повернулся ко мне, привстал и попросил:
— Пойдем, потанцуем?
Медленные танцы не слишком популярны, и на площадке мы оказались одни. Я плыла в руках Игоря, и голова у меня кружилась от звездного неба, от запахов южных цветов, от того, что все смотрят на нас, от его близости…
Неожиданно Игорь спросил:
— Это правда?
Я подняла на него глаза.
— Ну, что ты плакала?
— Конечно. Ты тогда совершенно не обращал на меня внимания!
Он засмеялся.
— И когда ты поняла, что я тебе… нравлюсь?
Я задумалась и фыркнула:
— Когда ты проводил инструктаж по технике безопасности. — Он приподнял брови, и я пояснила: — Вместо того, чтобы просто прочитать памятку и собрать подписи, ты обратился к нам: "Первое правило — при обнаружении пожара в лаборатории убедительно прошу героизма не проявлять!" И я сразу поняла, что влюбилась в тебя, окончательно и бесповоротно. А вот ты меня, наверное, еще с год не замечал. Нет, замечал, конечно, но совсем не так, как мне бы этого хотелось. Поручения давал всякие… А я твои рукописные листы любила перепечатывать. Вот никто не любил, а я с удовольствием. Я их нюхала, представляешь? Они пахли тобой, твоими сигаретами и туалетной водой.
Он сильнее прижал меня к себе, и глухо сказал:
— Поедем, а?
Я вернулась к столу за сумочкой. Михайлов отошел попрощаться с ребятами.
Милку окончательно развезло, и она почти дремала с сигаретой в руках, попадая время от времени мимо пепельницы.
Я поймала насмешливый и понимающий взгляд Олега, и покраснела. Он подмигнул мне:
— Рад знакомству! — Кивнув в сторону Игоря, он сказал: — Не ревнует тебя твой папик?
Я оскорбленно возразила:
— Он не папик.
Кажется, он тоже перебрал, потому что сказал с усмешкой:
— Попробовала бы с молодыми, может, понравится? Я смотрю, тебя по-прежнему тянет на преподавателей.
Я пожала плечами:
— Ничего странного. Это он и есть. Тогда, семь лет назад, именно в него я и была так влюблена.
Неожиданно он растерялся:
— Правда, что ли? Извини. Я не хотел тебя обидеть…
— Не хотел, но обидел. — Олег взял мою руку и поцеловал. Я подумала, что разговор для застольной беседы мы завели довольно странный, и спокойно высвободила ладонь.
Поднялась навстречу подошедшему Михайлову, и, оглянувшись, сказала:
— Думаю, мы еще встретимся.
Уже в машине я заметила, что Игорь молчит.
Я спросила его:
— Почему мне кажется, что ты сердит на меня?
Он ответил, не повернув головы:
— Не за что мне на тебя сердиться.
Я уточнила:
— Но что-то изменилось с тех пор, как мы танцевали?
Игорь чуть наклонился вперед, обняв руль руками:
— Лиза, я не хочу опять начинать этот разговор, но…
— Ты, случаем, не ревнуешь меня к этому разодетому павлину в кожаных заклепках? — спросила я. — Если хочешь знать, мы говорили о тебе.
— Вы не говорили, вы шептались!
— Значит, я права…
— Да, шептались! И он целовал тебе руки! Лиза, ты — большая девочка и должна знать, чего хочешь…
Я прервала его:
— Игорь! Я в жизни делала разные ошибки, и большие, и маленькие. За некоторые из них я заплатила высокую цену. Например, брак с Демидовым стоил мне пяти лет жизни, это время я без всякой пользы потратила на попытки исправить то, что исправлению не подлежало. А сейчас я, может быть, делаю самую главную в своей жизни работу над ошибками.
