нервничала и переживала. И очень хотела домой, к детям, к их объятиям и поцелуйчикам, к Татьяне Сергеевне, к ее теплому чаю и сырникам со сметаной.
Михаил лежал на кровати, в руку воткнута капельница, глаза тусклые, лицо желтого цвета, а рот чуть кривой.
— может, что-то необычное было вчера вечером? — спросил Кирилл.
Настя не понимала, почему Кирилл так настойчиво требовал заехать в больницу к потерпевшим. Она очень не любила больницы, не любила больных, потому что всегда испытывала к ним сочувствие и жалость. Не любила своих чувств, бессилия, беспомощности по отношению к больным. В больницу их пустили без всяких дополнительных расспросов и преград. Скорей всего ее узнал на проходной охранник, только уточнил кем они являются данным больным, Кирилл быстро ответил, что они являются друзьями и должны, просто обязаны проведать данных больных.
— ничего необычного. Если не считать той бутылки вина. — ответил Михаил.
Разговаривать ему было тяжело и он все время кашлял и хрипел, прочищая горло.
— на первом этаже валялась бутылка и бокалы, вчера, когда пожар тушили, наверное напором разбросало.
— и отпечатки смыло — подытожил Михаил, он хлопнул себя по коленке — вот и все. Иди свищи его.
— вы сказали полиции про эту бутылку.
— конечно. Я вчера пьян был сильно. Если бы я вчера в баре не выпил столько, то конечно же обратил внимание на то, что ни я ни Цветик не заказывали вино. Но мы вернулись в номер, а там вино, виноград красиво и аппетитно на тарелке уложен, вот мы и продолжили. Цветика сразу рубануло, я еще подумал, чего это, обычно больше меня выпивает. Я с ней в клубе познакомился, она меня перепила текилой. А тут раз и все. В отрубоне. Ну я ее подмышку и наверх, как до второго этажа дошел уже не помню. Если бы на первом остались — точно бы погорели.
— на это и был расчет.
— ну да. — согласился Михаил — если вы пили, то точно там бы и отключились.
Он внимательно посмотрел на Настю и спросил
— вы понимаете, что это вас хотели…
— нас? — ужаснулась она.
— ну да. Вы должны были ночевать в этом доме, но мы вам не уступили.
— нет. — не могла поверить она.
— ну если, конечно, это не вы сами нам отомстили за нашу несговорчивость— он громко засмеялся и закашлял. — фу ты. Еще не очистил легкие.
— то есть это вы из-за нас сюда попали.
— неа. Мы здесь из-за своей упертости. А вот вино предназначалось вам.
— я, конечно, прошу прощения, но вы не думаете, что это вас хотели убить? — неуверенно спросила Настя.
— неа — отмахнулся Михаил — если бы меня хотели убить, то взорвали бы мою машину. А подсыпать снотворное в вино и поджечь дом — это чисто дилетанты сработали.
— точно — согласился Кирилл
— а девушка ваша никому не мешала? — на всякий случай спросила Настя.
— А Цветика некому убивать. Хотя, может быть, эти ее товарки по подиуму. Но они больше поорать да поскандалить своими писклявыми ртами. У них там в модельном бизнесе свои приколы, нормальному человеку не понять, пару раз Цветику угрожали, обещали черную устроить, но те дуры, меня боялись. Они могут платье испортить, подставить, сказать, что это сделала другая модель. Могут в кофе сыпануть песка, но это такое… детский сад. А вот стекло или лезвие в туфельки подсунуть — это они могут. На все остальное они не пойдут. И не явились бы в «Подснежник». Ни одна моделька ни возьмет на себя двойное убийство.
— почему вы думаете, что я кому-то что-то такое сделала, что нас с Кириллом решили убить?
— а что придурков умолишенных мало? — удивленно смотрел на нее Михаил — Психи, наконец. Маньяки какие.
Настя с недоверием в глазах посмотрела на Кирилла, он ничего не сказал, только пожал плечами.
— вы что новости не смотрите — продолжал Михаил— чего только не увидишь. Вы же сама из телевизора. Вы знаменитость. На каждую знаменитость, которую по телику показывают, найдется минимум один псих.
— глупости — не согласилась Настя.
— и совсем не глупости — грозно возразил погорелец.
Настя не стала спорить, только пояснила:
— психи не могут так, до мелочей, просчитать и подготовить покушение.
— согласен, не псих, но подготовили все четко.
Насте стало не по себе, в груди закололо, дышать стало тяжело. Она стараясь, чтоб никто не заметил ее слабости, вышла в коридор, медленно дошла до фойе и села на один из мягких пуфиков. Она не могла и не хотела верить, что покушение готовили для нее. Она боялась начать паниковать, но прекрасно понимала, что находится уже на грани этой самой паники.
Сейчас она стала жалеть, что у нее хорошо развита фантазия, благодаря которой стала писательницей, потому что эта фантазия стала вырисовывать ужасные картинки в ее голове. Картинки как она с Кириллом ночью лежат и задыхаются, как огонь пробирается по дому, как трещат обгоревшие деревянные стены, лестница и…
Она крепко зажмурилась и стала прогонять свою разбушевавшуюся фантазию и подступившую панику.
Да что это я, в самом деле?
Почему все решили, что покушение на меня? При чем здесь я? Кому я нужна? Кто я? Всего лишь писательница, мама и по совместительству домохозяйка. Я же не депутат, и даже не собираюсь балатироваться, не шишка и не бандит. Кому я могу мешать? Кого я вообще знаю? Друзей мало, врагов вообще нет. С Колей уже сто лет вместе не живем. Своими романами конкуренцию я составляю слабую. Пишу в основном для слабого пола, кто из моих поклонников может желать мне смерти? Никто.
И почему Михаил считает, что это на меня покушались?
Скорее это ему желали неприятностей или даже смерти. Интересно, с теми людьми, с которыми он гулял вчера, он еще не разговаривал? Может это он вчера в баре перебрал алкоголя и нарвался на скандал, на обиду и месть. Да чего стоит только его девушка Цветик. Вот та — то точно скандалистка одна из самых жутких. Вот она могла довезти людей на поджег.
А может и не было никакого поджога, может не было никакого покушения. Может все это случайное стечение обстоятельств. В редакции могли ошибиться и забронировать мне номер, прислать приглашение. А пожар произошел случайно. Ведь нет еще официального заключения экспертов. А вино и виноград? А вино и виноград были нормальные, просто Михаил и Цветик перебрали алкоголя в баре и вырубились мертвецко — пьяным сном. Причем здесь вино и виноград?
Почему я поддаюсь
