- Это ужасно. Что за обои? А идиотские потолки со звездами?
- Чего ж их, сбивать, что ли?
- Разумеется. Человек с твоим вкусом, и вдруг такая квартира... Жить здесь, конечно, нельзя.
- А мне нравится, - разозлился Юрик.
Я взяла его под руку.
- Ничего подобного. Это тебе нравиться не может. Сейчас ты возражаешь мне просто из чувства противоречия, такого понятного в мужчине с твоим характером. Посмотри сам: что это за ковер? Ведь это не ты выбирал? Нет? Я так и думала: твоя бывшая супруга. Совершенно ясно, почему ты ее оставил. Такой человек, как ты, просто не может жить с этим ковром. Это чудовище, а не ковер.
Юрик плелся рядом и с тоской поглядывал по сторонам.
- Конечно, из квартиры можно сделать что-нибудь приличное, но на это понадобится время.
- Давай выпьем, - видно, чтобы переменить тему, предложил Юрик.
- Ты уже выпил. Надо думать о здоровье. С коньяком следует быть осторожнее. Теннис - вот эликсир здоровья и молодости. Ты играешь в теннис? спросила я.
- Нет. И не буду.
- Ладно, не ворчи. Не хочешь, и не надо. Всегда можно выбрать занятие по душе: бег или плавание. Мы все обсудим, найдем хорошего тренера, и через пару месяцев не будет никаких проблем.
- У меня их и так нет.
- Будут, если не начнешь думать о здоровье.
Я продолжила развивать свои мысли, устроившись в громоздком кресле гостиной. Юрик принес кофе, изловчился и выпил в кухне рюмку коньяку, стоя ко мне спиной. Рюмка была большая, и он повеселел.
Сесть в одно кресло со мной он не мог и разместился напротив, выжидая возможности вставить слово. Я задумалась, глядя в потолок. Юрик облегченно вздохнул и уже протянул ко мне руку.
- Конечно, то, что ты оставил дом жене, - заметила я, - говорит о твоем благородстве. Я прекрасно все понимаю и целиком и полностью тебя поддерживаю. Сколько комнат?
-Что?
- Сколько комнат в твоем доме?
- Восемь? А что?
- Они живут вдвоем? Одинокая женщина с ребенком и восемь комнат? В конце концов, это опасно. Тебе не кажется?
Юрик вышел в кухню и, стоя спиной, выпил еще рюмку.
- Принеси, пожалуйста, печенье, - сказала я. - Впрочем, нет. Не надо печенья. Я уже достаточно съела сладкого. Может быть, есть чипсы, только с сыром. Другие я не ем.
- Ничего нет, - сказал Юрик и вздохнул. - Лика, солнышко, - он наклонился ко мне с намерением поцеловать, - пойдем, посмотришь спальную. У меня там медвежья шкура.
- Настоящая?
- Конечно. Белая...
- Боже мой, несчастное животное. Я никогда бы не смогла уничтожить живое существо только для того, чтобы попирать ногами его шкуру. Как это жестоко, Юра...
- Солнышко, заткнись, пожалуйста, - жалобно попросил он.
- Ты опять за свое? Ведь я же, кажется, просила тебя не употреблять подобных выражений. Юра, ты уже в том возрасте, когда пора быть респектабельным человеком. Тебе надо всерьез заняться своей речью.
- Со следующей недели начну ходить в бассейн и к логопеду. Лады?
- К логопеду надо Георгию, но он опоздал. Извини, но твоему брату никогда не удастся стать респектабельным. Конечно, родню не выбирают...
- Лика, зачем мы сюда пришли, по-твоему? - изловчился вставить фразу Юрик.
- Что значит зачем? - удивилась я. - Разумеется, чтобы увидеть твою квартру. Должна же я знать... Не смотри так на меня. И убери руки! Я прекрасно знаю, чем ты думаешь. Все мужчины одинаковы. Сегодня ты согласен на что угодно, а стоит мне уступить, ты завтра же передумаешь жениться.
- Я и не собирался, - проворчал он.
- Это мы посмотрим. Кстати, почему бы твоей бывшей супруге не переехать в эту квартиру? Три комнаты на двоих довольно прилично. И она, надеюсь, вполне способна подняться на четвертый этаж без лифта.
Юрику больше ничего не хотелось. Он смотрел в чашку с холодным кофе и томился. Еще через несколько минут я предположила:
- Серафима, наверное, дома с ума сходит.
Юрик с готовностью поднялся:
- Сейчас позвоню Пашке.
- Ты меня не проводишь? - округлила я глаза.
- А что я собираюсь сделать? Отвезти тебя домой.
Юрик позвонил, и мы торопливо покинули жилище Каткова-старшего.
- Боже мой, какая ночь, - сказала я, задрав голову.
Юрик насторожился.
- Пешком не пойду.
- Ненавижу, когда ты вредничаешь. Только подумай, как чудесно пройтись...
- Шесть троллейбусных остановок?
- Что такое шесть остановок? Нам идти по жизни рядом еще лет тридцать.
- Я столько не проживу.
- Перестань меня злить.
- Солнышко, а когда у тебя отпуск кончается?
- В конце сентября. Но ты не беспокойся, я уже предприняла кое-какие шаги. Думаю, меня охотно возьмут в ваш театр. Ты как будто не рад?
- Брось, просто счастлив. Тут мы заметили Пашку: он мчался со всех ног, на ходу застегивая рубашку. Юрик завистливо вздохнул и сказал:
- Поезжай за нами, мы пешком.
- Когда ты хочешь, можешь быть таким милым, - прошептала я, прижимаясь к нему.
Мы вошли в арку, когда прогремел взрыв. Я взвизгнула, а Юрик рявкнул:
- Твою мать...
В том месте, где минуту назад стоял белоснежный "БМВ", к небу поднимался огненный столб.
- Твою мать... - повторил Юрик и еще присовокупил парочку выражений. Я стала медленно оседать на землю. Он поднял меня, встряхнул и прислонил к стене. - Ну что за дерьмо, а? Тачке два месяца, нулевую взял. Это ж какие бабки...
- А где Паша? -- проблеяла я.
- Сгорел Паша. Кто это мог сделать, если не твой Циркач?
- Дурак он, что ли? А вдруг, правда, дурак? Ведь я могла в машину сесть. Боже ты мой... - Я опять начала оседать на землю.
Юрик обнял меня и глубоко задумался. Конечно, подозревать меня было глупо, он это быстро сообразил и стал взирать почти что с благодарностью. Потому что, если бы не мое упрямство, Юрик вознесся к небесам рука об руку с Пашей. Я же тщетно пыталась понять: что это, черт возьми, творится? Так ничего не поняв, жалобно спросила:
- Что будем делать? Юрик не успел ответить. Во дворе показалась пожарная, а следом и милицейская машина. Как видно, кто-то из жильцов дома успел позвонить.
Я тяжело вздохнула. Через полчаса так же тяжело вздыхал милиционер. И было отчего: где труп, там и я. Что за напасть. Милиционер стал смотреть пронзительно, а в голосе зазвучал металл. В общем, меня, кажется, подозревали во всех смертных грехах. Я здорово разозлилась и позволила себе несколько замечаний в адрес правоохранительных органов. В ответ мне прозрачно намекнули, что, если не прекращу якшаться с типами вроде Катка и всякими сомнительными бизнесменами, никто на свете не сможет гарантировать, что я доживу до старости.
На этом мы расстались: я с гневом, представитель закона с чувством удовлетворения, которое обычно приходит с осознанием того, что если и не удалось сделать что-нибудь путное, так хоть настроение ближнему испортил. В общем, расстались по-доброму.
Юрик был взбешен, и не только поведением милиционеров, которые как-то вскользь, но доходчиво выражали сожаление, что он по-прежнему жив и здоров. Через каждые пять минут Юрик обещал, что хоть из-под земли достанет "ту суку, что эту подлянку устроила". Мне пришлось на ходу учиться, чтобы уяснить, что Юрик пытается донести до моего сознания. С трудом понимая каждое пятое слово, я не забывала держаться за его локоть, нежно гладить сжатый кулак, называть "дорогой" и "любимый" и накликать на головы негодяев, поступивших так ужасно, всевозможные беды, как то: болезнь, сиротство и хроническое безденежье. Юрик меня не слушал, так что я имела возможность говорить все что угодно.
- Куда мы идем? - опомнилась я. Словарный запас истощился, и появилось время посмотреть по сторонам. Юрик встал как вкопанный, покрутил головой.
- Найдем тачку, я тебя домой отправлю.
-Аты?
-Что?
- Ты ведь не собираешься болтаться по улицам, когда тебя только что едва не убили?
- Давай я отвезу тебя домой, а как-нибудь разберусь.
- Юрик, я думаю, тебе следует пере ночевать у меня, то есть у тетушки, что q настоящий момент одно и то же, - пред дожила я ему уже в машине. - И не смей мне противоречить, - я покрепче ухватила его за руку. - Тебе надо успокоиться, прийти в себя. Ты без конца кулаки сжимаешь, это нервное. Примешь ванну, я сделаю тебе массаж, и через несколько часов ты будешь чувствовать себя прекрасно. Это лучший способ досадить тем, кто так испортил твою машину.
Юрик взирал на меня невероятно синими глазами и, казалось, прикидывал: может быть, сокрыта некая истина в словах этой дурочки?
- К тому же у нас ночует Владимир Петрович, рядом с ним я буду за тебя спокойна. - Тут я привирала. Как раз сегодня из деревни должно было вернуться семейство верного друга, и он, спешно съев запас пельменей, рассчитанный на несколько дней соломенного вдовства, скорее всего страдал несварением желудка в родной квартире, ожидая нагоняй от супруги из-за увядших растений на окнах. Останови машину, - сказала я, устав ждать, когда Юрик закончит размышлять.
Он махнул рукой, машина остановилась, и мы отправились к Серафиме. Та встретила нас в розовом пеньюаре и скверном настроении.
