«Кукарача… Тра-ля-ля…»
Глупый прилипчивый мотивчик перебрасывался от лодки к лодке. Проклятая музыка. Если бы не этот шум, Лена услышала бы меня.
Я видел, как она шла вверх по лестнице. Если она успеет сесть в такси до того, как мы причалим к берегу, все будет кончено.
«Кукарача… Тра-ля-ля…»
Я опять закричал, три девушки, теперь уже сзади нас, снова как эхо передразнили меня. Я достал носовой платок и начал яростно размахивать им, как на бое быков.
Но я увидел только спину Лены. Она не повернулась.
Вот она уже скоро выйдет с территории пристани. Ее хорошо было видно благодаря ярко-зеленому костюму. Вдруг она остановилась. Я видел, как она повернулась и стала разговаривать с кем-то, кто обратился к ней.
Я не видел, кто это был. Во всяком случае, сразу не увидел. Высокая женщина в черном с двумя детьми на руках загородила мне вид. Я видел, как Лена жестикулировала и качала головой, очевидно, торговалась. Или она покупала что-нибудь, или нанимала такси. Я молил Бога, чтобы она покупала что-нибудь.
Женщина, тащившая в каждой руке по ребенку, прошла, и я увидел, с кем разговаривала миссис Снуд.
Я увидел блестящие от бриолина, сверкающие на солнце черные волосы. Я увидел широкие мужские плечи на маленьком теле мальчика. Мне даже была видна гладкая изящная линия щеки.
Я был слишком далеко, чтобы видеть глаза — огромные красивые глаза. У меня по спине пробежал холодок.
Юноша…
Наша плоскодонка мощным рывком обогнала баржу с музыкантами и остановилась. Альт ворчал, гитары неистовствовали в кубано-веракруцком ритме. Высокий тенор выкрикивал: «Се Мурио…»
— Лена! — кричал я. — Лена Снуд!…
Я слышал, как мой голос уносился в сторону, натыкаясь на звуковую волну, идущую от оркестра. Мне страшно хотелось прыгнуть в воду и поплыть. Но все равно это не помогло бы. Я ничего не мог поделать ни с расстоянием, ни с шумом, ни с толпой.
Лена Снуд закивала головой в знак согласия с юношей. Она одобрила плату за такси.
Она снова пошла по берегу. Юноша почтительно следовал сзади в нескольких шагах от нее.
Вера прыгнула рядом со мной на нос лодки. Она тоже все видела и все поняла.
— Миссис Снуд! — кричала она. — Миссис Снуд, Ле-е-на!
«Се Мурио…»
Юноша догнал миссис Снуд на верхней ступени, идущей от пристани. Они пошли вместе и вместе скрылись из вида…
Прошло примерно пять минут, прежде чем мы причалили к пристани. Я бросил обливающемуся потом, не верящему своим глазам лодочнику пятьдесят песо и побежал вверх по лестнице. Вера бежала вслед за мной. У нас не было никаких шансов хотя бы увидеть светло-синий седан. Я отлично понимал это. И я оказался прав.
В то время как Вера расспрашивала толпу, я побежал к ее машине. Да, они видели, как юноша уехал, но это нам нисколько не помогло, потому что хотя отсюда шла только одна дорога к центру городка, оттуда они могли повернуть в любом направлении. Я вел машину как дьявол. Мы снова ехали мимо осыпающихся домов к центру города. Вера вышла из машины порасспросить продавцов цветов, но они в ответ только совали ей в лицо свои фиалки и гвоздики. Несколько девушек подбежали к машине, кокетливо улыбаясь и просовывая в открытое окно машины букеты прелестных роз и незабудок.
— Купите…
Они ничего не видели. Их интересовали только песо.
Отсюда дороги шли в трех направлениях: одна обратно в Мехико, две дороги — в глубь страны. Я тоже вышел из машины. Мы останавливали каждого встречного и расспрашивали. Но вскоре убедились в безнадежности своего предприятия. Эти пять минут принесли нам такой же ущерб, как если бы мы опоздали на пять часов.
В отчаянии я хотел обратиться в полицию, но почти тут же отбросил эту мысль. Лена подвергалась смертельной опасности, но действовать надо немедленно. Даже если бы нам удалось заставить полицию поверить в нашу невероятную историю, было бы слишком поздно предотвратить то, что сейчас уже совершается или вот-вот совершится в этом светло-синем седане.
Я знал только одно-единственное место, куда ее могли бы повезти: на квартиру Холлидея на калле Динамарка. И хотя мне казалось совершенно невероятным, чтобы Лену повезли именно туда, все же лучше делать хоть что-нибудь, чем ничего. Лучше поехать туда. Я помчался с бешеной скоростью обратно в Мехико.
Но это отвратительное утро сделало одно доброе дело: оно окончательно прогнало последние паутинки моих подозрений в отношении Веры. Если бы она действовала с Холлидеем заодно, она бы ни за что так быстро и охотно не откликнулась на мой призыв «к оружию». Или не проявляла бы такое беспокойство теперь.
По дороге обратно я рассказал ей все. Это не может мне повредить. Конечно, мне трудно чего-нибудь добиться, действуя в одиночку. А она умная и подходила ко всему менее драматично, чем я ожидал. И кроме того, большое утешение найти сейчас союзника. У нее был револьвер, она сказала, подарок ее старичка, который в свое время до психоза боялся грабителей. Мы решили, что когда я поеду к Холлидею, то захвачу револьвер с собой.
Она захотела пойти вместе со мной. Но я запретил ей это.
По дороге к ней мы проезжали мимо моего дома Одна брючина у меня была еще мокрая, поэтому я зашел домой переодеться, и мы до говорились, что она принесет мне револьвер. Когда открыл дверь, то увидел на ковре листок бумаги. Я поднял его. Это было напоминание из аэропорта: самолет в Нью-Йорк отправляется завтра в семь тридцать утра. Я должен быть в аэропорту в шесть тридцать.
Пока я переодевался, мое беспокойство о Лене сделалось прямо-таки невыносимым. Но вот раздался звонок. Вера взбежала вверх по лестнице
— Принесли? — спросил я.
— Да, да.
Она вошла в квартиру, вынула из сумочки маленький кольт тридцать второго калибра, и передала его мне.
— Все в порядке?
Я осмотрел револьвер, он был заряжен, и положил его в карман.
В это время раздался телефонный звонок. Я бросился и схватил трубку.
— Говорит Питер Дьюлет.
На другом конце провода послышался голос. Я остолбенел. Это знакомый голос с нью-йоркским гнусавящим голосом. И он был веселый и оживленный как всегда.
— Питер, слава Богу, вы дома.
— Лена! Где вы, ради всего святого?
Я слышал, как Вера глубоко вздохнула. Голос Лены продолжал дребезжать в трубке:
— О, со мной произошел досадный случай… I am a damsel in distress, если только можно назвать девицей женщину в пятьдесят с лишним…
Я взглянул на Веру.
— Что случилось, Лена?
— Ой, утром я поехала в Ксошимилко. И так как у меня оставалось еще масса времени, я решила съездить на пирамиду Тлалпам. Вы знаете ее? Кикилко. О ней написано в туристском справочнике. Я слышала, что она стоит того, чтобы поехать туда. А я думаю, что она отвратительна.
— Да?
— А теперь я застряла, Питер. Шофер хотел обжулить меня, запросил двойную цену за то, что он будет ожидать, пока я посмотрю эти противные развалины. Поэтому я его отослала, а теперь никак не могу найти другую машину. Это в нескольких милях от чего бы то ни было. Вероятно, здесь ходят автобусы, но меня никто не понимает, я никак не могу растолковать им, что мне нужно. Ох, я просто беспомощная старая карга. Как насчет того, чтобы договориться с Верой и приехать сюда, спасти меня?
Конечно, это была ложь. Я чувствовал, как из телефонной трубки повеяло опасностью. Но что это за ложь? Может быть, мои догадки оказались правильными? И Лена с самого начала была моим врагом? Может быть, сейчас она стоит рядом с юношей и они пытаются завлечь меня в западню? Или, может быть, юноша действительно стоит там, но… приставив дуло револьвера к ребрам Лены?
Я не решался задать этот вопрос. Если она преступница, ни в коем случае нельзя показывать ей, что у меня возникли подозрения. Это может оказаться гибельным для меня.
Я осторожно спросил:
— А что вы хотите от меня, Лена?
— Чтобы вы спасли меня. Пожалуйста. Я звоню из какой-то лавочки. Бог знает, где она находится. Это… О, я не могу объяснить. Лучше я прогуляюсь на пирамиду. Там вам будет легче найти. Я буду ждать вас у пирамиды.
Она засмеялась.
— В конце концов, если это действительно красивое место, надо же оправдать затраченные деньги.
— А где она находится?
— Это очень просто. Поезжайте по дороге на Тлалпам. Немного не доезжая до Тлалпама стоит маленькая хижина, это в Пена Побре. Доезжайте до нее и там спросите любого.
Ее голос сделался печальным.
— Питер, мне ужасно стыдно, что я такая глупая. Вы действительно ничего не имеете против?
Я старался уловить хоть какой-нибудь намек в ее голосе. Но ничего не понял. Может быть, именно только может быть, в нем звучала, пожалуй, чересчур уж лихорадочная веселость. Но я не был уверен в этом. Надо было принять решение. И я принял его.
