Послышался звук пружинистых легких шагов. Я искоса глянула на дверь — там стоял человек, которого Сечкин назвал «полковником». Его лицо почему-то было мне знакомо. Он тоже очень пристально смотрел на меня. Я перешагнула какую-то черту внутри, когда уже ничего не боишься. Все сплелось в один гигантский клубок: убитый в городе Воскресенске Петя Скачков, далекая горная речка, мертвый Сека на загаженном голубями полу, Сечкин на фотографии из альбома Ивана Турсунбековича, оседающий на пол Хрящ…
— Все, полковник, — встал из-за стола Сечкин. — Вот ее «макаров». — Он нагнулся и снова вытащил из ящика стола мой пистолет. — Бензин — там, где ты сказал поставить.
«Сейчас бы я его достала!» — пронеслось в голове. Я как последняя дура верила в хороший исход до самого конца.
— Время потеряли, — безразлично произнес полковник. — Экспертизу они закажут серьезную.
— Ничего, полковник, ты, главное, постарайся! Чуть больше бензина… Они все равно раньше чем через четыре часа сюда не доберутся. А то и через пять-шесть… Бензинчика побольше! — Сечкин то ли куражился, то ли торжествовал. — Все, я поехал, дальше — сам!
Сечкин вышел из-за стола, и тут же раздался слабый, но отчетливый хлопок, и он откинулся назад и упал спиной на стол. На стене медленно оплывала большая красная клякса.
Полковник подошел ко мне, достал ключ и отстегнул меня от батареи. Я стащила полотенце с кисти и посмотрела ему в глаза — снизу вверх.
— Я тебя, Юля, сразу узнал…
Я застыла.
— Ты ведь Юля? — спросил он.
Я кивнула. Это было, как на водонапорной башне в Воскресенске. Вот так же, за минуту до предполагаемой печальной развязки, перед Скачковым появилась я. «Ты ведь Петя?» — спросила я его, и он так же кивнул мне в ответ. И еще целые сутки после этого жил, веря, что самое страшное позади.
— Как там отец? — спросил полковник, пододвинул ко мне стул и сел напротив.
И тогда я вспомнила.
Мне было десять лет, и мы только что переехали в Фергану. В воскресенье я пошла вместе с папой в офицерское общежитие. Он не хотел меня брать с собой, но я закапризничала, и папа сдался. Полковника звали так же, как и моего отца, — Сергей, и мне это не нравилось.
Дядя Сережа был там, возле общежития, он только что спрыгнул с турника, подошел к отцу и спросил:
— Ну что, Серега, надумал?
— Нет, спасибо, Сергей, — ответил отец. — На кого я их оставлю?
— Да всего-то два года. И потом хоть до конца жизни не работай! Дочь-то вон какая большая! — Он попытался потрепать меня по щеке, но я неприязненно отодвинулась.
Может быть, я еще не все понимала, но то, что я поняла, мне не понравилось. Мы с папой без слов знали: мы никогда не расстанемся! И еще мы знали: маме об этом разговоре — ни-ни.
— Так как там Серега? — снова спросил он.
— Папа погиб, — ответила я. — В Карабахе.
— А Таня? — проглотил слюну полковник.
— И мама тоже.
Повисла пауза. На моих глазах полковник сломал весь сценарий — что бы там ни планировал Сечкин. Но я чуяла: он еще опаснее Сечкина. Просто знала — где-то там, далеко внутри. От него буквально несло смертью.
— На ФСБ работаешь? — спросил он.
— Нет, — честно ответила я.
— ГРУ? — удивился он.
— Нет.
— Ладно, не хочешь говорить — не говори…
Он замолчал.
— Я вот… двадцать пять лет… верой и правдой… оттарабанил.
В этом его «оттарабанил» было столько ненависти, что меня едва не передернуло. Но я удержалась.
— Петя Скачков всего три месяца отслужил, когда его убили, — почему-то вслух вспомнила я.
— Это твой парень?
— Скорее сын.
«У меня никогда не будет сына», — зачем-то подумала я.
— У меня никогда не было детей, — произнес полковник. — Может, и были, конечно, но я об этом не знаю…
Он снова замолчал.
Я подождала и все-таки задала этот вопрос:
— Почему ты… все изменил?
— Там, за воротами, снайпер. Меня тоже решили… потом. Много знаю… — Он усмехнулся и глянул на мертвое тело Сечкина, так и лежащее на столе с раскинутыми в стороны руками. — Он не знал, что я знаю еще больше, чем он думает.
Полковник посмотрел на часы.
— Сиди здесь, — сказал он и двинулся к выходу, но у самой двери обернулся. — Если жить, конечно, хочешь.
Я сидела и ждала.
Минут через десять на улице раздался характерный хлопок, а еще через минуту сильно запахло бензином, и полковник появился в дверях.
— Теперь чисто. Пойдем.
Мы прошли мимо трупов на верхней площадке и спустились по лестнице на первый этаж. Наверху, в дальних комнатах, уже трещал огонь.
— Подожди, — сказал он возле выхода, подтянул за ноги труп Хряща, посмотрел, как расположены входные отверстия, перевернул его спиной вверх и вспорол ножом камуфляж.
— Можешь не смотреть, — не оборачиваясь, сказал он и воткнул нож в мертвую плоть.
Обе пули, выпущенные из моего «макарова», он нашел за считанные минуты. Положил их в карман и вытер руки о распоротую форму покойника. Потом заглянул за стойку, вытащил оттуда мою сумочку и сунул ее мне в руки.
Наверху затрещало, и я подняла голову — огонь уже вовсю пожирал верхнюю лестничную площадку.
Входная дверь распахнулась, и я обернулась — на пороге стоял… Гром.
— Стоять, — твердо приказал он полковнику.
Тот повернулся к нему, и время почти остановилось.
— Не-ет! — заорала я и кинулась на полковника — он уже стрелял.
Я сбила полковника на стойку охраны. Он вывернулся, но я ударила его в пах и сразу же — лбом в лицо. Полковник взревел и отшвырнул меня прочь.
Гром медленно оседал на пол.
Полковник пригнулся, и я получила страшный удар в живот, отлетела к стене и ударилась затылком. В следующий миг полковник сидел на корточках передо мной.
— Дура, — с презрением сказал он. Вытащил из кармана мой «макаров», вынул обойму, неторопливо выщелкал оставшиеся патроны на пол, вставил пустую обойму обратно и сунул пистолет мне в руки. Сверху уже сыпался раскаленный пепел.
Я попыталась подняться.
Полковник усмехнулся, вытащил из кармана две вырезанные из мертвого тела Хряща пули и, разорвав блузку, сунул их мне в бюстгальтер. Затем поднялся, отошел, и в этот момент верхняя лестничная площадка рухнула вниз.
Когда я пришла в себя, все вокруг пылало. Я собралась и поползла под горящими балками и досками к выходу. Волосы затрещали. У самых дверей я взяла за руку Грома и, упершись ногой в стойку, потянула его на себя. Он застонал и очнулся. Я из последних сил, сантиметр за сантиметром, тащила его по ступенькам на дорожку.
Здесь шел дождь. Я смогла подняться на колени и осмотреть рану Андрея Леонидовича — похоже, пуля зацепила артерию предплечья. Я зубами оторвала ремешок от своей сумочки и что есть силы перетянула руку. Кровотечение резко ослабло. Затем я подняла Грома на ноги, и мы в обнимку поплелись к воротам. Дом позади нас пылал, освещая стволы сосен ярко-желтым светом.
Я подтащила Грома к небольшой черной машине, погрузила его на заднее сиденье, села за руль и пощупала зажигание. Ключей не было.
— Вот, держи, — протянул руку Гром.
Это были ключи.
Я вывела машину за ворота и поехала через лес к трассе.
«Мазда» тихо шуршала по мокрому шоссе. Капли дождя с лету разбивались о лобовое стекло… как маленькие букашки… как я. Гром то проваливался в небытие, то снова приходил в себя.
— Где вас носило, Андрей Леонидович? — начала я, чтобы помочь ему удерживать сознание. — Я его жду, жду, а его все нет и нет!
— Ты за дорогой следи, — тихо ответил он. — Дождь.
— Это я вижу.
— Возьми документы… у меня в пиджаке… врачам скажешь, что нашла меня на въезде в Рублево, прямо на дороге… поняла?
— Конечно. Врачам же надо что-нибудь написать… и менты тоже… поинтересуются. Вы-то что говорить будете?
— Я же тебя этому учил! — слабо возмутился Гром.
Я отчетливо слышала, как с каждым словом слабеет голос Андрея Леонидовича, и мне это не нравилось.
— Сечкин мертв, — как бы между прочим сообщила я.
— Как — мертв?! — чуть не подскочил Гром.
— Убит за четверть часа до вашего прихода.
Я слышала, что Гром затаил дыхание. Такое с ним случалось крайне редко и только в минуты наивысшего возбуждения. Все было понятно: столько разрабатывать «объект», чтобы потом даже не иметь возможности его допросить, это обидно.
— Черт с ним! Может быть, так оно и лучше… — выдавил он после двух или трех минут молчания. — Нам бы его все равно не отдали. Кто его?
— Свой. Тот, что в вас стрелял.
— А-а… этот…
Гром снова замолчал, и я даже начала тревожиться.
— Знаешь, Юленька, — первым прервал молчание он. — Они ведь там рынок не поделили. Бандиты думали Сечкина хлопнуть — для того и пригласили. А он не дурак оказался — опередил. И кроткие унаследовали землю…
