его произнести – и мы истерически смеялись.
– Спасибо… – пробормотала я. – Не знаю, говорила ли я тебе это. Спасибо тебе за то… что уберег меня от этого… взял все на себя.
– Взял на себя?
И все-таки мне удалось сказануть нечто несуразное.
– Я не то имела в виду… Я просто хотела сказать… Спасибо.
– Взял на себя… – повторил Джейк, качая головой с таким видом, будто бы он взвешивал эти слова, оценивая их значимость.
Он отложил кисть и пошел к раковине, чтобы вымыть руки. На его джинсы, руки до локтя и лицо попало несколько маленьких белых капель. Он шагнул ко мне, и я инстинктивно протянула руку, чтобы стереть краску с его щеки.
Джейк резко остановил мою руку и задержал в своей. Не встречаясь со мной взглядом, он поцеловал меня – грубо и страстно, не дожидаясь ответа. А потом начал наклонять меня назад – сначала легко, а потом все с большей силой, придерживая одной рукой меня за спину.
Никакой прелюдии – ни медленной, ни быстрой, ни нежной, ни резкой. Я ничего не чувствовала, я почти не ощущала рук мужа, когда он рванул вверх край моего топа и грубо сжал одну грудь. Джейк раньше никогда не прикасался ко мне вот так, будто я была всего-навсего телом.
Я лежала на коврике на лестничной площадке, а он расстегивал ремень. Он снова поцеловал меня – на этот раз более нежно – и наконец посмотрел мне в глаза так, словно что-то проверял. Я кивнула. «Конечно, – подумала я, – это же самое малое, что я могу сделать».
Джейк двигался надо мной, а я вдруг заметила на стене постер – очень старый, он висел в квартире Джейка в то время, когда он учился в университете. Я вспомнила, как у нас с Джейком в первый раз был секс. Это было нечто неловкое, но страстное. В ту ночь светила полная луна. Я думала о том, как мы раздевались, и как бледный лунный свет озарял наши тела, и как мы казались себе новыми – друг для друга и для всего мира.
Мне предстояло забрать мальчиков из школы и вести их в бассейн в таком состоянии, когда у меня саднило между ног. Встану у ворот, буду спрашивать детей про новые устройства на игровой площадке и гадать, пахнет ли от меня этим самым. Интересно, многие ли забирали детей из школы сразу после секса, поправляя блузку под курткой?
Пэдди и Тэд вышли из школы усталые и голодные. Я забыла принести им что-нибудь перекусить. Пришлось зайти в магазин, около которого была привязана собака. Она громко залаяла и напугала Тэда. Я опустилась на колени на тротуаре и обняла маленького сына, одетого в школьную форму. От него пахло школой – котлетами и капустой с едва заметной примесью запаха мочи. Тэд не переставал плакать, пока собаку, продолжавшую лаять, не увел хозяин. Маленькие руки Тэда обнимали меня за талию, а я думала о Джейке. О том, как его пальцы грубо хватали меня – он словно бы забыл, какие прикосновения мне нравятся. Тэд уткнулся промокшим от слез носом мне в шею, и я стала гадать, почувствует ли он, что случилось со мной дома, уловит ли исходящий от меня запах мужчины, своего папочки.
– Это же просто собака! Перестань хныкать, медвежонок Тэдди! – прокричал Пэдди, морщась от презрения к младшему брату.
В ответ на эти слова Тэд разрыдался еще сильнее, запрокинув голову и широко открыв рот. Прохожие оборачивались и смотрели на нас.
– Затк… тише, Пэдди. Ради бога, он вправду испугался.
Я нашла в кармане скомканный бумажный платочек и промокнула им щеки Тэда, стараясь ловить слезы, пока они не выкатились из глаз. Я бы оставила детей в машине, но прекрасно знала, какими взглядами меня одарят за это про хожие.
По дороге до бассейна (движение было плотным, начался дождь и забрызгивал лобовое стекло) Пэдди принялся колотить по спинке моего кресла мысками ботинок. Ботинки были хорошие, прочные. Мы их выбрали вместе как-то раз в субботу, и Пэдди гордо расхаживал в них по полу обувного магазина.
И вот теперь он бил и бил ногами по спинке сиденья, равномерно и настойчиво, и всякий раз, когда я велела ему перестать, он принимался за это снова. Мой голос звучал все более сердито и напряженно, а потом начал срываться.
– Ты ужасная, мам! – прокричал Пэдди вскоре, ответив на мой гнев своим, и в очередной раз нанес мне удар по крестцу.
Я вскрикнула. Боль растеклась по всей спине. Глубоко внутри меня еще пульсировала боль от секса с Джейком, и она казалась укором. Я почувствовала, что Пэдди прав. Он понял, какая я.
Несколько минут оба моих сына сидели тихо. Их словно бы убаюкали покачивающийся вверх и вниз пейзаж за окном и мерное урчание мотора. Но как только закончились снэки, дети начали драться, и звуки потасовки разорвали тишину. На вопли детей я отвечала своим криком.
– Он меня назвал вонючей задницей, мамочка!
– Вот и нет! Он врет!
– Прекратите! Замолчите оба! Хватит орать!
Но от кого-то из мальчишек действительно воняло. Кто-то – скорее всего Тэд – плохо подтерся, и салон машины наполнился запахом засохших детских какашек. Вонь лезла в нос, впитывалась в волосы, под ногти.
И снова вопли, а потом отчаянная борьба рук – слишком коротких, чтобы мальчики могли дотянуться друг до друга из детских кресел. Глядя в зеркало заднего вида, я видела, как Пэдди пытается расстегнуть ремень безопасности, подлезть под него и дотянуться до рук брата, а Тэд отчаянно мотал руками в воздухе в попытке защититься.
Мы ехали по длинной, тихой жилой улице. Поблизости не было видно ни других машин, ни «лежачих полицейских», ни даже пешеходов на тротуарах. Только одна-единственная птица сидела на фонаре. Она встряхнула перьями и наклонила голову. Я еще раз посмотрела в зеркало заднего вида и увидела, что мальчики, дотянувшись друг до друга, взвизгивают от натуги. Я ощутила, как внутри меня закипает злоба – моя забытая подруга. Я впилась ногтями в обивку руля и до боли стиснула зубы.
Выжав педаль газа до отказа, я почувствовала, как нарастает скорость, как ее сила прижимает меня к спинке сиденья. И чем сильнее разгонялась машина, тем сильнее я чувствовала – именно чувствовала, а не слышала, – что на заднем сиденье затихает драка. Я могла и не оборачиваться, чтобы понять, что Пэдди подлез под ремень безопасности и, сидя
