на визг. — Гони его в шею!
— Нет, мам это не журналист. Я видел его документы. Мам, всё хорошо. Давай я помогу тебе прилечь на постель.
Необъятная старуха со злобным ворчанием позвонила увести себя в спальню. Польский кивком пригласил меня следовать за ними.
Лирия обессиленно откинулась на две подушки. Кровать жалобно скрипнула под её тяжестью. Роуз поправил две подушки. В ногах Лирии клубочком свернулся дряхлый рыжий кот. Я не видел более уродливого кота: вся голова в старых боевых шрамах, местами проплешины, одно ухо отгрызено. Это чудовище ещё и порыкивало во сне.
Я потихоньку осмотрелся. Повсюду в комнате валялся ненужный хлам: стопки выцветших от старости журналов и пожелтевших газет, кучи старого тряпья. У стены виднелся кислородный баллон, на прикроватном столике стояла коробка из-под печенья, битком забитая различными упаковками таблеток. Я чувствовал на себе враждебный взгляд Лирии. Её глаза не оставляли сомнений в диагнозе: старуха явно уже была душевно больна.
— Что ему нужно? — Глаза Лирии заметались по мне сверху вниз и потом обратно. — Кто этот человек?
— Мам, я уже тебе говорил, — терпеливо объяснял Польский. — Эти психотерапевт Элисон. Он хочет узнать о ней немного побольше, чтобы назначить ей верное лечение.
Старуха почистила горло и смачно плюнула на пол у моих ног, ясно давая понять, какого она мнения о психотерапевтах.
— Мам, ну, пожалуйста… — застонал Польский.
— Заткнись! — Лирия смотрела на меня с ненавистью. — Зря Элисон упекли в психушку!
— Интересно, а куда её нужно поместить? — отозвался я.
— В тюрьму! — рявкнула Лирия. — Хочешь узнать побольше об Элисон? Я сейчас тебе расскажу. Маленькая дрянь! С самого детства она росла гадиной!
В голове снова запульсировало. А Лирия продолжала, постепенно распаляясь:
— Мой несчастный брат Верстин так и не смог пережить смерть Еванжелины. Я заботилась о ней. И об Элисон тоже. И ты думаешь, я получила о неё хоть каплю благодарности?!
Мнение Лирии мне было понятно. Мой ответ не требовался.
— Знаешь, чем эта сучка мне отплатила? — Старуху прямо на моих глазах трясло от злости. — Что она сделала со мной?
— Мам, пожалуйста не надо…
— Захлопни свою пасть, идиот! — Лирия снова повернулась ко мне; её голос буквально сочился ядом. — Эта тварь нарисовала меня! Намалевалева мой портрет, не сказав мне ни слова! Не спросив моего разрешения! Я отправилась на её выставку, а там висит эта мерзость! Ни единого вкуса, ни какой лишней красоты. Одна лишь пошла карикатура!
Лирия словно задыхаясь от эмоций, и Польский не на шутку встревожился.
— Думаю, на этом нам пора закончить. Отправляйтесь-ка вы лучше домой, приятель. Маме вредно волноваться, — хмуро проговорил он.
Лирия Роуз однозначно была не в себе. Я молча кивнул Польскому и с радостью выбрался из мрачного дома.
Я возвращался на станцию с огромной шишкой на затылке и с жуткой головной болью. Досадная потеря времени. Я не выяснил абсолютно ничего нового, за исключением очевидного факта, почему при первой же возможности Элисон уехала из ненавистного дома. В семнадцать лет я точно также сбежал от отца. А от кого бежала Элисон? Ответ лежал на самой поверхности — она рвалась на свободу от гнета кошмарной тётки. Я задумался о портрете Лирии Роуз, который написала Элисон. Старуха назвала картину «пошлой карикатурой». Значит, пришла пора зайти в галерею Жан — Франциаса и понять, из-за чего она так бурно возмущалась.
Сидя в вагоне поезда, уносящего меня из камбоджи, я размышлял о Лирии Роуз. Бедный парень! Вынужден жить под одной крышей с настоящим чудовищем… Она использует его как бесплатную рабочую силу. Ужасная, одинокая жизнь. Вряд-ли у него много друзей. Думаю, и любимой девушки тоже нет. Честно говоря, я бы, не удивился узнав, что Польский всё ещё девственник. Несмотря на его огромный рост и недюжинную физическую силу, в нём чувствовалось что-то чахлое, разложенное.
Лирия вызвала у меня мгновение и сильное отторжение — возможно, она слишком напоминала моего отца. Если б я не уехал, то сейчас наверняка превратился бы в подобие бедолаги Польского. Если б я остался в родительском доме в Сурре, отдавшись на волю деспотичного безумца…
Всю дорогу до Франции я был очень подавлен. Грустным, уставшим, готовым разрыдаться. Не знаю, переживал ли я уныние Польского или своё собственное…
Вернувшись, я не застал Кэт дома. Открыв её ноутбук, попробовал зайти в почту. Тщетно: страница была закрыта. Я допускал, что Кэт не повторит такой ошибки. Неужели я опущусь до взламывания её почты, стану с маниакальной методичностью подбирать пароль? Ну уж нет. Я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что превратился в пресловутого ревнивого мужа. По злой иронии судьбы. Кэт как раз репетировала роль Дездемоны в постановке «Оттела».
И почему я не догадался переправить злополучные письма себе? Тогда у меня появилось бы письменное свидетельство её неверности. Я допустил непростительную ошибку. Тогда я стал припоминать, что порции в тот вечер и видел ли я её вообще. После солидной порции марихуаны я едва трезво соображал. Правильно ли я понял содержание писем? Я поймал себя на том, что пытаюсь притянуть за уши любые теории, лишь бы доказать невинность моей жены. Вдруг это было сценическое упражнение? Может, она так входила в «Оттелу»? Помню, перед премьерой спектакля «Всё моё сокровище» по Аслану Виллеру Кэт целых семь недель заставляла себя говорить с американским акцентом… Вдруг также и сейчас… Вот только в письмах стояла подпись «Кэт», а не «Дездемонна». Жаль, что эта история мне ни разу не приснилась. Вот бы проснуться и забыть случившееся, будто это был ночной кошмар… Увы, я прочно увяз в страшном болоте недоверия, бесконечных подозрений и страхов.
Внешне наша с Кэт совместная жизнь оставалась такой же безоблачной. По субботам мы по-прежнему гуляли и ничем не отличались от любой другой парочки в парке. Возможно, паузы в нашем разговоре затягивались чуть дольше обычного, но они не вызывали чувства неловкости. Пока мы молча бродили по парку, я мысленно вёл сам с собой ожесточённый спор, в миллионный раз повторяя одни и те же вопросы. Зачем она это сделала? Как же она так могла?… Как можно клясться в вечной любви, выйти замуж, трахаться со мной и жить под одной крышей — и одновременно год за годом нагло врать мне в лицо?! Когда начался роман с тем мужчиной? Любит ли она его? Собирается ли она уйти к нему навсегда?
Несколько раз, пока Кэт принимала
