него, пришлось миновать почти всю квартиру. Она занимала целый этаж, и конца-края всем этим комнатам не было видно.
– Неплохо наш чиновник устроился. Неужели это все великолепие за государственный счет?
Максим услышал ее голос и произнес, не оборачиваясь:
– Квартира куплена старшим сыном Рудольфа Антоновича для своего отца.
– Какой заботливый сыночек!
– Сыновья уважают и чтут своего родителя, как это им и подобает. Младший – Тимур – недавно подарил отцу яхту.
– Надо же! И где он собрался на ней плавать?
– Видимо, первый вояж хозяина состоится вдоль побережья Крыма. От своего дворца и до Ялты наш уважаемый Рудольф Антонович планирует добраться за несколько часов. Прогулка легкая и совсем неутомительная, что уже важно в его возрасте. Ну вот, мы пришли!
В богато обставленном дорогой итальянской мебелью кабинете их ждал хозяин этих апартаментов, яхты и загородного дворца в Крыму – простой российский чиновник от Министерства культуры. Был он еще не так уж и стар, тщательно ухожен и удобрен. При этом вид он имел достаточно скорбный, как и подобает тому, кто не по своей воле потерял совсем недавно дорогого и близкого ему человека.
На столе перед ним стояло несколько фотографий в рамках из уральских камней – лазурит, яшма, малахит и родонит. Полная темноглазая и темноволосая женщина, сохранившая следы былой красоты, жена и верная супруга. Трое темноглазых пареньков – сыновья. И дочь – высокая темноволосая девушка, формы которой уже набирали ту самую полноту, которой с возрастом стала страдать ее мать. Дружные отпрыски смотрели с фотографий, и на мгновение Фиме показалось, что кого-то одного среди них не хватает.
Сам Чинарев был сама любезность.
– Да вы садитесь! – пригласил он сыщиков подойти поближе. – У меня все просто и без церемоний. Я и сам человек простой.
Ага, простой человек с яхтой, дворцом на море и квартирой, на площади которой легко мог разместиться небольшой пригородный аэродромчик. В квартире этой, судя по всему, проживал хозяин единолично. Супруга предпочитала жизнь за границей. Дети давно выросли и также жили отдельно от родителей.
Тут же на столе в рамке из обсидиана имелась и фотография Евдокии, украшенная траурной полоской. С этой фотографии хозяин не спускал глаз.
Арсений тоже взглянул на нее и спросил:
– Вы были прекрасно знакомы с покойной артисткой?
– Конечно! Я боготворил ее талант! Восхищался ее гением! Она была моим кумиром!
– Вы и мужа ее знали?
– Мы дружили семьями!
– И что вы можете сказать нам по поводу ее убийства?
Рудольф Антонович сложил ручки на своем круглом упитанном животике и печальным голосом произнес:
– Боюсь, что я могу быть виновен в смерти Евдокии!
– Вы ее убили!
– Не своими руками. И я даже не подозревал, что ей может грозить опасность. Но теперь, когда все случилось, я сложил все у себя в голове и, как мне кажется, понял, что произошло.
– Может, поделитесь с нами своим открытием?
– Для этого я вас к себе и пригласил.
– Ошибаетесь. Мы сами к вам пришли.
– Если бы я не хотел говорить с вами, то вам бы никогда не удалось до меня добраться. Моя служба безопасности со мной еще со времен девяностых.
И Фиме показалось, что в белоснежной улыбке Рудольфа Антоновича ярко сверкнула золотая фикса. Конечно, это был мираж, отблеск давно ушедших дней, когда бизнесмен, а ныне чиновник Министерства культуры, был всего лишь уличным решалой, зарабатывающим своими кулаками первый миллион. Видимо, период знакомства Рудольфа с Евдокией относился именно к тому периоду. И тайна, о которой упоминала покойная певица, хранилась тоже где-то там. Под спудом прожитых лет, покрытая пылью забвения, она была надежно спрятана от посторонних глаз. И все же кому-то довелось потревожить прах, вызвав на землю злого духа, погубившего свою хранительницу и поставившего на грань катастрофы своего тюремщика.
– Евдокия в молодости была ослепительно хороша. Сейчас в это трудно поверить, но она была прекрасна. В ней чувствовался настоящий бойцовский характер, она всюду была душой компании, умела повелевать, и я был покорен этой женщиной. Таскался к ней в гримерку с охапками цветов, скупал товар у всех окрестных продавщиц, корзины с розами были такими неподъемными, что их приходилось тащить сразу двум моим ребятам. А они у меня были спортсменами.
– Надо полагать, сердце вашей дамы склонилось в вашу пользу.
– Склонилось, да. Перед моим натиском еще ни одна женщина не смогла устоять. Вот и Евдокия пала в мои объятия. Увы, со временем я понял, что для семейной жизни Евдокия мне не подходит. Я был ослеплен, но не настолько, чтобы не понять: двум сильным лидерам не ужиться под одной крышей.
Другими словами, он просто струсил, поняв, что властная любовница легко подомнет его под себя. И чтобы не прослыть подкаблучником, женился на другой. На той, чьи родители были, кроме всего прочего, вхожи в высшее общество, в которое мечтал влиться и наш Рудольф Антонович. И со временем ему это удалось. Он сменил золотые фиксы на фарфоровые протезы, научился сладко петь дифирамбы тем, кого считал выше себя. И карьера при помощи могущественного тестя пошла на лад. Все деликатно забыли, чем в прошлой жизни занимался Рудольф Антонович. Да он и сам отныне считал себя честным предпринимателем, деятелем культуры и меценатом.
– Но ваша связь с Евдокией не пресеклась и после вашей свадьбы.
– Да. Дело в том, что волей обстоятельств Евдокия стала свидетельницей одного события, которое могло поставить крест на всех моих планах и даже на самой моей жизни. Она это понимала, но пользовалась этим рычагом давления на меня очень деликатно. Я бы сказал, очень-очень. Если в ответ на ее просьбу я говорил, Евдокия, этого я не могу сделать даже ради тебя, она никогда не настаивала или предлагала какой-то альтернативный вариант, который и устраивал нас в итоге обоих.
– Трудно представить, чтобы Евдокия могла быть деликатной.
– Она просто знала, на что я способен, и старалась не сердить во мне зверя. Евдокия отлично разбиралась в людях. Тех, кого она могла топтать ногами безнаказанно, она топтала. Но если чувствовала, что ей противостоит умный и сильный противник, умела сдерживать свой темперамент.
– То есть вас она побаивалась?
– Как и я ее. Мы были связаны общей тайной. И эта тайна могла погубить нас обоих.
– Вы нам про нее не расскажете?
– Это и не нужно, – покачал головой чиновник. – Что было, то прошло. Тем более что к настоящим событиям та давняя история отношения не имеет.
– Я бы предпочел судить об этом сам, а не с ваших слов.
