Дарья. – Я же сказала: на минутку. Весь курс сегодня ведут на экскурсию в частную клинику. Неохота – жуть.
– Не ходи, – дала совет Ольга.
– От коллектива отрываться нехорошо. Мамуль, мы потом гулять идем в парк, подкинь бедной студентке мани-мани.
Девочка протянула к маме ладошку, словно нищенка, и соорудила жалобную физиономию. Лиля мудро не задала вопрос, мол, в парк с Эриком идешь? Вздохнув, она взяла с подоконника сумочку, достала кошелек и положила на ладонь дочери пятьсот рублей.
– Ма-а-а… – жалобно протянула Даша. – Это же парк, там куча развлечений и все-все платные. Ну, ма-а-а…
Еще пять сотен легло сверху первой, дочь чмокнула мать в щеку и помчалась переодеваться, Лиля крикнула ей вслед:
– Оденься потеплей, иначе никуда не пойдешь!
– Ла! – крикнула в ответ Даша.
Указав большим пальцем на выход из кухни, Лиля усмехнулась:
– В переводе означает «ладно», к сожалению, мы уже общаемся слогами. – Выглянув в окно, она скривилась и произнесла шепотом: – Стоит со своим мотоциклом за полмиллиона! Да, мы с Борей категорически против этой… дружбы. И не надо нас сравнивать с мелодрамой.
– Ма! Я ушла! – предупредила из прихожей Даша.
– Чтобы дома была вовремя! – громко поставила жесткие условия мама весьма строгим тоном.
Входная дверь хлопнула, а Лиля тут же встала и, опираясь руками о подоконник, прижалась лбом к оконному стеклу, глядя вниз.
– На вашем месте многие были бы рады, – заметила Оля, – и учили дочь премудростям, как такого крутого парня окрутить и привязать покрепче.
– Предлагаешь ориентироваться на идиотов? Мы не хотим, чтобы Дашку сломали, причинили боль, раздавили, ты же в курсе – мажоры крайне непорядочные люди. Пусть в своей касте ищет девчонок… Смотри-ка, дождался! Шлем так и не снял, боится, что запомнят его?
Ольга тоже выглянула в окно, правда, на этот раз не привстала, обозрение и так отличное. Дарья прошествовала мимо парня в шлеме на мотоцикле, который медленно поехал за дочерью друзей, гостье осталось констатировать факт:
– Не думала, что мы вернемся к средневековью. Опять кланы, касты, все это кажется неправдоподобной допотопностью в двадцать первом веке.
– Все возвращается на круги своя, – опустилась на стул расстроенная Лиля и выпила полбокала вина залпом. – Ладно, вечером поговорю с ней. Теперь хочу тебя послушать: как ты, что с твоим претендентом на… милого друга?
Смущение Ольги не было похоже на состояние, когда смущаются, потому что все сложилось отлично, в ее смущении смысл обратный – нечем похвастать. Ощущать себя поверженной неприятно, но от Лили ничего не утаишь:
– С претендентом? Ноль в квадрате. Он немой, глухой, слепой, черствый, холодный, сухарь и… тупой, кажется. Достал меня самоубийцей. Представь, поехали на труп, все ясно: товарищ повесился, но Паше мало. Он требует подробного исследования – вдруг его повесили или довели до суицида, будьте добры, копайтесь в трупе. Видишь ли, труп записки не оставил, а мне что делать – сочинить ему историю убийства?
– А что на самом деле? Кто самоубийца?
– Вполне приличный человек, сорок лет… как раз опасный возраст. На работе разругался, с женой развелся, любовница обокрала, банку задолжал, он выпил лишку и накинул петлю на шею. Как считаешь, что со мной не так? Признаюсь, я думала, пришел тот, с кем можно строить будущее… а он не хочет.
Лиля замялась. Перемены в Ольге заметила давно, да и Борис несколько раз отзывался о ней негативно, только вторгаться в чужую душу, пусть и близкую, не считала правильным. Каждый иногда бросается в крайности, это еще не показатель. Другое дело, когда видишь, что наивный и добрый человек переродился в циничное существо в результате собственных заблуждений. Вопрос – что с ней не так, Оля задала потому, что неуверенность ощутила, ведь ее не хочет понравившийся мужчина, она не вдохновляет его. В других обстоятельствах из нее льется самоуверенность, безапелляционность суждений, самолюбование. Вот такое сочетание несочетаемых категорий, но Лиля не стала озвучивать свои мысли – Ольга не поймет, пока не станет честным судьей самой себе, она пошла по другому пути:
– Не знаю, Оленька. Может, ты слишком стараешься ему понравиться? У мужчин чутье не хуже собачьего, они на уровне интуиции чуют старание, а это в их интерпретации опасность.
– А я думаю, у него кто-то есть.
– Такое тоже возможно, в этом случае тебе ничто не поможет.
– Что ж, я еще попытаюсь… Выпьем?
– Давай, – махнула рукой Лиля.
А Даша шагала по тротуару у самого края
И как странно – ни разу не оступилась, не шагнула случайно на проезжую часть, так и прошла троллейбусную остановку, а идти-то далеко, но Даша знала, что пешком ей не придется добираться. Только успела так подумать, как он сравнялся с ней и поехал рядом. Она полностью проигнорировала маневр, даже не покосилась в его сторону, Эрик для начала решил окликнуть ее:
– Даша!.. Дашка!.. (Она типа оглохла со вчерашнего вечера.) Даша, давай подвезу? Мне тоже в институт, садись…
– Спасибо, сама доберусь.
Даже не остановилась, как шла, так и шла: задрав нос к облакам, видите ли, не желает смотреть в его сторону, демонстрирует полный игнор. То, что Дашка жутко противная, Эрик понял с первой встречи, у нее на лбу написано крупно: не подходить – заумь и комплекс принцессы. Да, вредина редкая, но не до такой же степени, чтоб вообще не разговаривать! Не выслушать! Точнее так: она слушает, потом спрашивает: «Все?» И топает дальше, что говорит об одном: слушала, но не слышала. Одним колесом он заехал на тротуар, перегородив ей дорогу, на этот раз Даша соизволила остановиться, выпалив:
– Ты чего пристаешь?
– Садись, – теряя терпение, процедил Эрик.
– Не сяду! – резко бросила она. – Не хочу! Что тут не понять?
– Я понял: не хочешь, а ты все равно садись.
– Вообще-то, нормальные люди шлем снимают, когда разговаривают, – высокомерно преподала она урок вежливости. – К тому же полчаса назад мы уже поговорили. И тарахтишь тут своим… транспортом! У меня голова от этого дыр-дыр-дыр трещит.
Сказала и отошла к зданиям, их разделила широкая полоса тротуара, теперь Эрик ехал впритык к бордюру, отделяющему пешеходную часть от проезжей. У мальчика тоже характер тот еще, он зло цедил:
– Ух, овца упрямая. Дура!
Даша в долгу не осталась, ворчала под нос:
– Индюк! Одни понты! Второгодник!..
Это правда, первый курс Эрик успешно прогулял, и его перевели на… первый курс. Он может изучать медицину на первом курсе хоть пять лет, столько же на втором, почему нет? Родители платят, так что учись хоть до старости, самомнение у Эрика фантастическое, и ведет себя соответствующе – как глава холдинга. На деле же
