взял табурет и уселся у двери, а Бокий отвел Гордея в самый дальний угол.
«Вот что, профессор, — начал он, пугая Росохватского таким обращением, — я не всесилен и отменить приговор суда не могу. Зато могу доверить вам ответственную работу, которая на первых порах сможет существенно изменить условия вашей жизни тут, а при достижении успехов можно будет поставить вопрос о вашем возвращении в Ленинград, скажем, на условиях работы под контролем, понимаете?» Гордей судорожно кивнул. «Вы ведь сейчас работаете по моделированию поведения некоторых заключенных?» — «Да, но это поручение начальства», — торопливо оправдываясь, ответил Росохватский. «Успокойтесь, успокойтесь, профессор, я ни в чем не обвиняю. Просто я думаю, что вы сейчас лишь повторяете те же опыты, которые проводили год назад, верно? Да не стесняйтесь. Вчера вы высказывали очень перспективные идеи. Они все основаны на расшифровке тибетских манускриптов?» — «Да. Вообще было бы интересно заняться сравнительным анализом аналогичных взглядов в восточных учениях в целом. Наверняка там масса совершенно неожиданных подходов». — «Профессор, — мягко перебил Бокий, — я искренне уважаю ваш энтузиазм, но вынужден возвратить вас на грешную землю. Слишком много сейчас проблем, требующих неотложного решения, и тратить силы на сбор новых материалов мы не можем. Если дела пойдут так, как я предполагаю, то у вас появятся сотрудники, ученики, может быть, научная школа. Тогда ставьте любые условия, а сейчас, уж извините, задания давать буду я».
Бокий говорил тихо, ровным тоном, но от последних слов по спине Росохватского побежали мурашки. «Первое задание: подготовьте план работ по внедрению ваших моделей психологического давления в полевых условиях. То есть мне нужно увидеть, как в обыкновенной жизни будут работать эти модели. Сколько времени было затрачено на работу с Николаевым?» — «С Николаевым?» — «С тем, кто стрелял в товарища Кирова», — мягким голосом пояснил Бокий. «Ах… Ну да, конечно… Хотя, собственно, я с ним не работал. У меня был свой участок и свой, так сказать, подопечный». — «Свой? Кто конкретно?» — «Фамилии я не знаю». — «Это естественно, — согласился Бокий и вынул из кармана пачку фотографий. — С кем работали?» — «Вот. — Росохватский ткнул пальцем в одну из фотографий. — Очень примитивная психика и невероятные амбиции, а такое сочетание порождает полную непредсказуемость». — «Да? — удивленно спросил Бокий. — Ну, значит, и хорошо, что мы его потеряли из виду».
Зачем было отбывающему наказание ученому знать, что его «подопечного» просто-напросто пристрелили, когда тот начал всем подряд болтать о секретном задании?
«Так, значит, завтра вы мне утром отдаете план мероприятий. Календарный, с указанием сроков. Весь план должен быть рассчитан на восемь месяцев, не больше. Особым пунктом укажите требования, по каким следует отбирать участников опытов. Вам понятно? Ну, тогда идемте ужинать».
Ели в отдельной столовой. Начальница ее любезно указала Росохватскому: «Ваше место вот за тем столом, номер третий». У выхода из столовой Бокий на немой вопрос профессора, усмехнувшись, ответил: «Сами дойдете, без конвоя».
А после ужина Росохватский застал в лабораторном корпусе миловидную женщину, которая обустраивала одну из комнат, превращая ее в жилую. Там и сама осталась на ночь.
Утром Бокий явился рано, был энергичен, рассиживаться не стал. Взял план, подготовленный Росохватским, пробежал его взглядом, протянул тому же сопровождающему, который был и вчера. Объявил: «Наш молодой товарищ будет с вами работать. Он останется, и вы все ему поясните. Ваша первая и главная задача: подготовить полевое испытание. Вторая, тоже важная: наметить пути отыскания всех материалов, которые могли бы куда-то затеряться во время движения экспедиций уже по территории нашей страны, понимаете меня?»
Росохватский сразу же вспомнил о бумагах, переданных ему Варченко, и едва не проговорился об этом, но вовремя решил, что скажет потом. Тогда, когда замаячит возможность вырваться из лагерного ужаса.
Поэтому сейчас он только кивнул, подтверждая: да, понял, товарищ Бокий. Тот на согласный кивок заключил: «Все будете передавать через товарища Маслова. Он остается с вами». И ушел.
Молодой сотрудник, Андрей Маслов, оказался человеком вдумчивым, спокойным и очень организованным. Выслушал Росохватского молча и, подумав, сказал: «Вы мне отмечайте на календарном плане основные потребности, хорошо? Вот, например, у вас тут намечен отбор участников и указаны требования. К какому времени отобрать этих людей?»
Так и пошло. Работалось споро, и Гордей чувствовал себя все лучше и лучше. Вообще-то все, что затевалось, уже давно было им продумано и ждало только практического воплощения.
Бокий появился неожиданно в начале декабря. Войдя, потребовал чаю и сразу же — к Росохватскому: «Сколько времени понадобится для подготовки доклада о состоянии дел?»
Профессор только этого и ждал. Аккуратно погладив бородку, он осведомился, не помешает ли доклад чаепитию уважаемого Глеба Ивановича, отчего тот слегка оторопел, но быстро пришел в себя: «Значит, вы уже готовы?» — «Да вот судите сами. Опыт наш может быть поставлен в любой форме, но начать хотелось бы с мягкой, не очень конфликтной. Группа пригодна любая, лишь бы только в нее можно было бы внедрить несколько человек. Для чистоты эксперимента задание дайте лично вы, а мы его адаптируем к условиям». — «И что вы можете, например?» — «Боюсь обнадеживать, но мы можем очень многое». — «Ну а если я, например, предложу вам организовать уголовников на работу?» — усмехнулся Бокий. «За какой срок?» — «Что значит „за какой срок“?» — «Сколько времени могут провести в их среде наши подопытные, чтобы добиться результата?»
Бокий не шевельнулся, чтобы не выдать, как он весь внутренне подтянулся, сжался. Лицо его немного напряглось, и голос осип: «Профессор, вы не заболели? Вы отдаете себе отчет в том, как придется расплатиться за неудачу?» — «Безусловно. Но, уверяю вас, риска тут нет».
Испытание проводили в архангельских лагерях, куда Росохватский приехал в сопровождении Андрея Маслова.
Отобрали девять человек, с которыми Гордей работал по двенадцать часов в сутки, вытребовав для них невиданную привилегию — спать после обеда. Уложив всех в постели, он распевал какую-то заунывную мелодию со словами на незнакомом языке и все время что-то бубнил.
Через два месяца профессор попросил Маслова пригласить Бокия.
Всех девятерых, будто бы прибывших в новой партии, поместили в барак к уголовникам. Целый вечер «новички» разговаривали то с одним из них, то с другим.
После отбоя им решили устроить то, что называется «пропиской», то есть поставить
