принципе, жил только своей профессией. Доктор наук. Множество научных статей и полное отсутствие личной жизни. Он почти сутками пропадал в морге. Имел там свою жилую комнату. Обращались к нему за советом и из других лабораторий. Часто присылали материал на исследование, когда сами сомневались в постановке диагноза. Еще Олега Адольфовича приглашали читать лекции студентам, на курсах по повышению квалификации и в научных обществах. Известные зарубежные университеты тоже не чурались приглашать такого ценного специалиста. Но дело в том, что Олег Адольфович страдал социофобией. Он даже, общаясь с одним человеком, делал над собой усилие, не то чтобы выступать на аудиторию. Но всё-таки лекции читал. Считал это делом чести. Еще в медицинском институте Олег Адольфович понял, что единственным его спасением будет работа с усопшими и тихая, спокойная научная работа с бумагами и компьютером. Он думал, что так будет бесконечно. Но судьба послала ему испытание – встречу с Яной Карловной Цветковой. Эта женщина максимально вывела его из зоны личного комфорта. Она заставила его оказать ей первую медицинскую помощь и так незаметно сделала Олега Адольфовича своим личным врачом. Затем подтянула к нему нескольких своих знакомых, уверяя, что он лучший врач на свете. Конечно, Олег Адольфович пробовал сопротивляться, но напор Яны и ее энергия были намного сильнее.
– Я – патологоанатом! Хватит заставлять меня оказывать первую помощь и советоваться со мной! – возмущался он.
– Кто как не патологоанатомы лучше всего знают человека изнутри? – возражала Цветкова, и с этим трудно было поспорить.
Мало того, она постоянно влипала в разные неприятности, часто с криминальным душком, и втягивала за собой всё свое окружение. Олег Адольфович был вынужден помогать, проходить по нескольким делам то свидетелем, то экспертом. И через много лет понял, что Яна основательно вошла в его жизнь, то есть свою жизнь он без нее уже не мыслил. Теперь это называлось очень крепкой дружбой. Опасное заблуждение.
Это был высокий, очень худой и очень нескладный человек с размашистыми, нервными движениями. Одежду Олег Адольфович носил старомодную и мешковатую, словно когда-то был очень полным, а потом резко похудел, но одежду менять не стал. Впрочем, Яна знала Олега Адольфовича очень давно, и он всегда был слабаком. Видимо, так ему было комфортнее.
Олег Адольфович стоял на привокзальной площади, водрузив чемоданчик а-ля врачебный саквояжик на скамейку. Выглядел он растерянно и сиротливо, словно ребенок, который потерял родителей. Увидев Яну, Олег Адольфович неподдельно обрадовался, но улыбка постепенно сползла с его лица. Видимо, он заметил Янины синяки и ссадины и общую в подобных случаях растрёпанность.
– Что-то случилось? Хотя что я спрашиваю? – обнял и поцеловал Яну в щеку патологоанатом.
– Как доехал? – спросила она. – Всё благополучно?
– Поезд, электричка… На вокзале долго сидел… Помещение так себе – не первой свежести. В вагоне попался навязчивый попутчик, но я прикинулся глухонемым, – пояснил Олег, поправляя очки, и поинтересовался: – Для чего вызывала?
– Давай о делах завтра. Сейчас нас отвезут в одно милое местечко. В машине ждет очень милая женщина, она и подвезет. Я обо всем позаботилась.
Олег Адольфович мгновенно напрягся. Просто Яна несколько раз пыталась знакомить его с женщинами, чтобы обрел он наконец тихое семейное счастье, чтобы не засиживался допоздна в своем любимом морге, чтобы что-то еще появилось в его жизни.
– Да не бойся ты! – хмыкнула Цветкова. – Не по твою душу женщина. Ее, кстати, тоже Яной зовут. Глубоко беременная. Вот-вот рожать!
– Насколько скоро? – вскинулся Олег Адольфович и словно в воду глядел.
Вид беременной Яны им не понравился сразу же, как только они подошли к машине. Женщина стояла около машины, тяжело опираясь на дверцу. Лицо у нее было красное, она часто прерывисто дышала и подозрительно держала руку на огромном животе.
– Хорошо, что вы быстро! – сказала с придыханием она. – Садитесь… Поехали…
– Вам нехорошо? – забеспокоился Олег Адольфович.
– Почему нехорошо? Мне очень даже хорошо. Материнство любой женщине к лицу… – попыталась пококетничать Цаплина и втиснулась со своим грузным животом за руль. Она повернула полное, милое лицо в мелких капельках пота к патологоанатому:
– Меня Яна зовут…
– Олег Адольфович, – буркнул хмурый патологоанатом.
– Ой, нелегко вам с таким отчеством, – хихикнула женщина.
– Труднее было моему отцу, – ответил Олег Адольфович.
Цаплина рассмеялась.
На лесной дороге после очередного ухаба она остановила машину и завыла раненой волчицей.
– Вот так и знал! – чуть не перекрестился Олег Адольфович.
– Давай я за руль и сразу в роддом! – предложила Цветкова, вылетая из машины, хлопнув дверцей.
Яна Цаплина, сдерживая стон, кое-как перелезла на заднее сиденье.
Очки у Олега Адольфовича запотели от ужаса, он сел рядом с Цветковой.
Яна рванула с места, но проехала по лесной дороге недалеко – беременная дама взмолилась о пощаде. Ее окончательно растрясло, и схватки следовали одна за другой.
– Сколько еще ехать? – спросила Цветкова.
– Километров тридцать… – неуверенно ответила Яна и выдала с подвыванием: – Ой, не доеду я! Ой, рожаю!..
Яна надавила на тормоз и испуганно оглянулась на Олега Адольфовича.
Тому в запотевших очках не хватало только крошечных дворников на линзах, как на лобовом стекле автомобиля.
– Ты не смотри на меня! Это ваши женские дела!..
– Олег! – зарычала Цветкова. – Ты же врач! Доктор с большой буквы! Я же – стоматолог! Лечить зубы в данный момент явно никому не надо!
– Делать судебную экспертизу тоже… – вяло огрызнулся Олег Адольфович.
– Если вы не хотите, то придется! – закричала Цаплина. – Я так понимаю, ой! Вы оба – медики?! Так помогите! Ой, сейчас вот прямо рожу! Он у меня третий! Знаю, что говорю!.. А-а-а!
И Олегу Адольфовичу все-таки пришлось взять себя в руки. А что еще ему, мужчине, оставалось, находясь между двумя Янами? Одна женщина пребывала в праведной истерике, другая, еще хуже, уже начала рожать… Короче, взять себя в руки было просто необходимо.
Он раскрыл все дверцы в машине, максимально разложил передние сиденья и наклонился над роженицей.
– Чистые тряпки? – спросил Олег Адольфович, помогая пациентке освободиться от белья и ощупывая живот. – В потугах уже… Ни черта не вижу!..
– Фонарик в бардачке! – ахнула Цаплина. – Конверт с детскими вещами в пакете, в багажнике. Везла в роддом! Ой-ей-ей…
Цветкова впала в оцепенение, поэтому Олег Адольфович сам нашел фонарик, какие-то инструменты в своем саквояже, метнулся к багажнику и вернулся с ворохом чистых детских вещей. Инструменты он прокалил огнем зажигалки и разложил их рядом с собой на чистую одежду. Роженица жутко мучилась.
Цветкова наконец-то очнулась и перестала изображать из себя эстонскую девушку. Она залезла в машину со стороны лица Цаплиной и начала правильно с ней дышать, промокать пот с лица и держать за руку.
Светя себе фонариком, согнувшись в три погибели, Олег Адольфович пытался проверить родовые пути. Руки у него были уже в крови, но не дрожали.
– У меня крупный плод! Я не смогу! Меня разорвет! Я умру! Мой богатырь! Мой богатырь!.. –
