у меня никогда не было выбора, словно бы кто-то там наверху все и сразу заранее решил за меня. Шмяк! И в личном деле появилась печать! Оленька у нас будет петь оперетки и радовать невзыскательную публику. И все! Ни шагу направо или налево, только вперед! Замуж за олигарха? Нельзя! Наследство от богатого папы? Еще чего выдумала! Этак ты и о сцене забудешь. Нет уж, не придумывай! Твой удел — это твоя сцена. И я пою. Весело мне — я пою. Грустно — тоже пою. Если хочется плакать, все равно пою. Потому что выбора у меня нет.
Сашенька немного заскучала. Она видела, что и Юра едва сдерживается, чтобы не прервать актрису. Но они выслушали откровения Ольги, чувствуя, что иначе женщина может замкнуться в себе и замолчать вовсе. Поэтому приходилось слушать, поддакивать и проявлять сочувствие.
— Вы прекрасно поете! — произнесла Сашенька, хотя вовсе не подозревала, как там поет их свидетельница. — Наверное, Захватов обожал вас слушать.
— Да, он частенько устраивал у себя дома званые вечера. Приходили его знакомые, нужные люди, перед всеми я пела. Ах, сколько приглашений я получала в те дни. Славное было времечко. Один раз я даже пригласила с собой свою компанию. Пашка с Олегом жаловались, что совсем обнищали, и я решила, пусть ребята подзаработают. Толик был не против, чтобы они выступили перед его гостями. Но я потом здорово пожалела, что позвала ребят.
— Почему?
— Они, как увидели дом, в котором жил на тот момент Толик, так у них прямо челюсти отвисли. Они не могли удержать в себе зависти, все время повторяли, почему одним людям все, а другим ничего. Потом они нажрались, дорвались до выпивки и жратвы, и понеслось. Ели как не в себя, словно с голодного острова приехали. Я несколько раз делала им замечания, но они только смеялись. Назвали меня мещанкой. Представляете, как мне было обидно. Помогла им, а в ответ получила такое! Но это еще полбеды. Выступили они тоже кое-как, мне было за них очень стыдно. Но втолковать, что они неправы, было уже невозможно. Однако самое худшее было еще впереди. После выступления они продолжали отмечать свою удачу, напились, а потом валялись по всему дому. Мне самой пришлось их собирать и выпроваживать вон.
— Самой? А охрана?
— От охраны я их и защищала. Хотя пусть бы их поколотили, ничего лучшего они за свое поведение не заслуживали. И Толик был очень недоволен. Я его хорошо понимала. Пообещала, что ноги моих бывших друзей больше не будет в его доме. Да что уж теперь вспоминать былое. После этого вскоре Толика и убили.
— Насколько скоро?
— Может быть, месяц или около того. Мне кажется, даже меньше.
— А в доме у Толика с вами были только Павел Озеров и Олег? И все?
— Леля со Светланой тоже были. Но они находились во дворе вместе со своими лошадями. Развлекали гостей там.
— И Леля тоже?
— Да, Леля и Светлана всегда выступали вместе, у них был один номер на двоих. В дом к Толику они почти не заходили, я им это запретила делать. К чему? От них пахло лошадями. И к тому же им было нескучно и на улице.
Да уж, хорошо друзья-циркачи провели время у своей зазнавшейся подружки. Мало того что она то и дело тыкала их носом в грязь и указывала им их место, так еще девчонкам в дом запретила заходить, ибо воняет от них. Прекрасный человек и замечательная подруга эта Ольга Вороная!
— Расскажите, каким образом драгоценности графини попали к вам? Они ведь являлись частью коллекции Захватова?
— Я вам уже говорила, Толик подарил мне гарнитур графини в благодарность за те минуты счастья, которые я ему дарила.
— Дорогой подарок.
— Он был богатый человек, мог себе позволить. Он вообще хотел на мне жениться! Если бы не убийство, то сейчас бы моя жизнь могла сложиться совсем по-другому!
— Но как именно Захватов преподнес вам свой дар? Он вручил вам гарнитур лично?
— Нет. Это очень трагичная страница моей жизни. Можно сказать, это был посмертный дар моего любимого.
— Это как?
— Вам нужны подробности?
— Было бы чудесно.
Вороная вздохнула, но спорить не стала.
— Видимо, Толик что-то такое предчувствовал, потому что он послал эти драгоценности мне обычной бандеролью. Я нашла ее в своем почтовом ящике вместе с письмом. Видимо, он сидел за компьютером, набрал письмо в редакторе, а потом распечатал его на красивой бумаге с золотым тиснением.
— То есть письмо даже не было написано им самим?
— Толик написал мне это письмо, кто же еще? И я видела у него дома эту бумагу, он специально заказывал для разных торжественных случаев. На ней были его инициалы и герб, который для него придумал один художник. В письме Толик нежно прощался со мной. Называл меня своей любовью. Говорил, что чувствует опасность. И если погибнет, пусть этот гарнитур вечно напоминает мне о нем. Только я достойна носить драгоценности графского рода. И была также приписка, что если он останется жив, то просит считать кольцо подарком на нашу с ним помолвку. Понимаете? Он хотел на мне жениться! Думал об этом, перед тем как его не стало!
— Представляю, как сильно вы расстроились, когда обнаружили пропажу подаренного им кольца.
— Его у меня украли! Сняли с пальца.
— Как это случилось? Вы помните?
— В мельчайших деталях. На меня напали в нашем подъезде. Камер наблюдения тогда не было, да и сейчас это одна фикция. Камеры вроде как давно установлены, но в единую систему не объединены, и куда идет сигнал, тоже никто не знает. Может, вообще никуда.
Это была отличная новость для Тимошки и Елисея. Да и для Сашеньки, если на то пошло. Никто не сможет доказать, что они были вчера в квартире Вороной. И никто не сможет обвинить их в убийстве Аделаиды.
— Но тогда и этого подобия системы безопасности не было, я зашла, на меня набросились сзади, натянули шапку на глаза, а с руки сорвали кольцо.
— И все?
— Разве этого мало? Кольцо принадлежало графине Румянцевой, древнему и знатному роду, а мне оно было еще и дорого как память о любимом мужчине.
— На вас из драгоценностей было только это кольцо?
— Из гарнитура — да. Серьги и колье я надевала только по каким-то значимым событиям. Постоянно носила одно лишь кольцо.
— Почему?
— Глупо таскать на шее хорошую иномарку, а именно столько и стоило колье. А серьги к тому же были несколько тяжеловаты для повседневной носки.
