Мишель Бюсси - Самолет без нее

Я собрал в этой тетради все улики, все следы, все версии. Восемнадцать лет расследований. Все здесь, на этой сотне страниц. Если вы читали их внимательно, то сейчас знаете столько же, сколько известно мне. Возможно, вы окажетесь проницательней? Возможно, поймаете нить, которую я упустил? Найдете ключ к разгадке? Если он вообще существует… Возможно, возможно…

Почему бы и нет?

Но для меня все кончено.

Было бы преувеличением сказать, что я не испытываю ни сожалений, ни угрызений совести. Но я сделал все, что мог».

Марк медленно перечитал последние слова. «Я сделал все, что мог». Некоторое время он сидел неподвижно, пытаясь совладать с поднимавшимся в груди чувством горечи, затем поискал глазами запавшую в память строку.

«…спокойно пущу пулю себе в лоб. Мои мозги запачкают пожелтевшие страницы газеты. Я потерпел неудачу…»

Марк поднял глаза.

«Гран-Дюк пишет, что намерен покончить с собой.

Почему же тогда в комнате нет никаких следов самоубийства? Никакой газеты. Никакого оружия. Следовательно, два дня назад, между двадцатью тремя сорока и полуночью, Гран-Дюк отказался от мысли свести счеты с жизнью. Почему? Что заставило его передумать в последний момент?

Может быть, Гран-Дюк просто струсил? Или привел свой план в исполнение в другом месте? Если только он не нагромоздил в своем дневнике кучи лжи… Солгал в том, что хочет покончить с собой. Солгал во всем остальном. Или?.. Нет, это слишком невероятно! Но все же… Неужели за несколько минут до полуночи он узнал что-то новое? Или его осенила гениальная идея, давшая ему в руки новую ниточку?»

Марк медленно, чуть ли не по слогам, перечитал последние строки дневника.

Гран-Дюк не оставил за собой никакого следа. Но одно ясно: он не умер. Не застрелился, упав головой на стол.

Марк захлопнул тетрадь и снова закашлялся. Вонь становилась нестерпимой. Его внимание привлек давешний звук, теперь усилившийся. Он осмотрелся. По всей гостиной летало с десяток стрекоз, вырвавшихся из стеклянной тюрьмы на вольный воздух; еще слабые, они перепархивали с полки на полку, со стула на стол, с занавески на карниз. Но полудохлыми они уже не казались. «Ишь ты, живучие какие!» Марк улыбнулся, вспомнив о Лили. О своей Стрекозке, единственной, ради спасения которой он не пожалел бы ничего. Если бы потребовалось, он был запер ее в стеклянной клетке. Марк чувствовал, что мысли у него путаются. Стрекозы мельтешили перед глазами — так в преддверии обморока у человека пляшут в глазах черные мушки.

Он поднялся. Нечего рассиживаться.

«Господи, откуда все же эта вонь?»

Он сделал по комнате пару шагов. По мере приближения к кухне запах становился сильней. На кухне между тем все было чисто прибрано. Даже мусорное ведро вынесено. Но запах — теперь в этом не осталось сомнений — исходил из высокого и узкого стенного шкафа рядом с раковиной.

Марк медленно приоткрыл дверцу.

Труп почти мгновенно упал к его ногам, издав глухой стук.

Тело уже окоченело. И стало похоже на восковую фигуру.

Марк отскочил, охваченный ужасом. Кровь отлила от его лица.

Тело лежало перед ним. На рубашке расплывалось уже потемневшее красное пятно.

Кредюль Гран-Дюк.

Мертвый. Как и предсказано в дневнике.

Вот только не так уж часто приходится видеть, чтобы человек, пускающий себе пулю в сердце, успевал перед смертью спрятать оружие, вытереть натекшую лужу крови и запереться в шкафу.

Марк отступил еще на шаг.

Кредюль Гран-Дюк не убивал себя. Его убили.

2 октября 1998 г., 11.27.

Мальвина де Карвиль кончиками пальцев вытянула мобильник и, не поднимая головы, чтобы не показаться в окне «мини-ровера», набрала номер.

Трубку сняли после первого же звонка.

— Он здесь, — прошептала Мальвина. — Витраль влез в дом к Гран-Дюку.

— Этого следовало ожидать. Ты там не наследила?

— Нет, не наследила. Не беспокойся. Я даже камин вытерла. Ликвидировала прилипшие волосы, ресницы и частицы кожи Гран-Дюка.

Она произнесла эту фразу, сопроводив ее пронзительным смехом. Бабка принимает ее за идиотку.

— Ба?

— Да?

— Он может найти труп Гран-Дюка. Я его спрятала, но… От него уже воняло.

Она почувствовала, что на том конце провода бабушка погрузилась в размышления.

— Ба?

— Да, — ответила Матильда де Карвиль. — Ладно, найдет так найдет. Он влез в чужой дом. Возможно, кто-то видел его с улицы. Он повсюду оставит свои отпечатки пальцев. Тебя это вполне устроит, верно?

По телу Мальвины пробежала дрожь удовольствия. «Бабка, как всегда, права. Марк Витраль за все заплатит. Так ему и надо!»

— Бабуль? У него с собой рюкзак. Мне кажется, тетрадь Гран-Дюка там. Как ты думаешь…

Матильда де Карвиль перебила ее.

— Нет, Мальвина, — строго сказала она. — Ничего не делай. Проследи за ним, и все. Не вздумай подходить к нему на улице, у всех на виду. Ты меня слышишь?

— Слышу, слышу. Я тебе перезвоню.

Мальвина потрогала маузер, спрятанный под пассажирским сиденьем. «Да, бабушка всегда права. Почти всегда. Но не на этот раз…»

Над телом Гран-Дюка летало несколько стрекоз.

Марк почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Его постепенно охватывала паника. «Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Он не может себе позволить поддаться приступу агорафобии. Только не сейчас. Только не здесь…

Вызвать полицию?»

Марк заставил себя сосредоточиться. «Он проник в дом Гран-Дюка через разбитое окно и повсюду оставил свои отпечатки пальцев. Нет, в полицию звонить нельзя. Полицейские увезут его в местный комиссариат, будут задавать вопросы и в лучшем случае продержат несколько часов. У него нет на это времени! Он нужен Лили. Сейчас, немедленно. Звонок в полицию отпадает.

Что же делать?»

Его взгляд упал на труп. Он ничего не понимал в медицине, но ему казалось очевидным, что убийство произошло недавно. Окоченение тела, запах — все эти признаки говорили о том, что разложение тела началось всего несколько часов назад. Марк вспомнил о последней части дневника Гран-Дюка. Той, в которой он писал, что намерен покончить с собой. Есть ли связь между этим его намерением и убийством? Что именно он узнал, если в результате кто-то заставил его умолкнуть навсегда?

Марк нервно мерил шагами комнату. На ходу он отогнал стрекозу, кружившую у него под носом.

Одно не стыковалось с другим. Гран-Дюка убили несколько часов назад, а не три дня назад. Не в день рождения Лили. Марк снова обежал взглядом гостиную — письменный стол, камин, виварий.

У него перед глазами стояла картина, достойная кисти сюрреалиста. Стрекозы оживали одна за другой. Они летали по комнате и бились в окна, привлеченные сочившимся сквозь ставни дневным светом.

Марк быстро обошел дом, для очистки совести осмотрев каждую комнату. Он не обнаружил ничего подозрительного, но хотя бы немного успокоился и задышал почти нормально. Ноги вынесли его в переднюю, и тут кровь снова ударила ему в голову, захлестнув его горячей волной. У него пылали пальцы, шея, виски. Вся стена была увешана фотографиями. Назым Озан, Лили, Мон-Террибль…

Он задержался возле одного снимка, запечатлевшего его бабушку! У Гран-Дюка в передней висела фотография Николь. На фото она выглядела гораздо моложе, чем сегодня; ей было лет пятьдесят или около того, она стояла на пляже в Дьеппе. У Марка колотилось сердце. Его раздирали противоречивые чувства — гнев и изумление. Марк привык воспринимать бабушку такой, какой она была сейчас, в свои шестьдесят пять, пожилой женщиной, увядшей за годы лишений. Он почти не помнил ее такой — улыбающейся, пышнотелой, даже соблазнительной.

Он отвел взгляд, надеясь совладать с удушьем. Срочно на воздух! Приступ накатывал на него неотвратимой волной. Мелькнула мысль о том, что перед уходом надо бы пройтись по комнатам с тряпкой в руках и стереть свои отпечатки со всех предметов, которых он касался, — крышки вивария, стула, дверных ручек, окна… Но ни сил, ни желания проделывать это не было.

«Скорее на улицу, подальше от разлитого по дому смрада!»

В конце концов, чего ему бояться? Он не убивал Гран-Дюка. Детектив был мертв на протяжении, как минимум, нескольких часов. Его застрелили, когда Марк находился далеко отсюда.

Марк влез на подоконник, жадно хватая ртом чистый воздух.

Некогда ему подчищать свои следы. У него есть дела поважнее.

Он должен найти Лили.

Должен позвонить бабушке в Дьепп. Должен понять, почему убили Гран-Дюка.

Касательно последнего, у него имелись кое-какие предположения. Непосредственно связанные с тем местом, в которое он намеревался направиться.