— И кто остается? Ее мать?
— Она не станет со мной разговаривать.
— Тогда кто?
— Ари Хирш.
— Тогда звони Ари Хиршу.
— Господи! Ты прямо как моя мать. Она предложила то же самое. Так что и тебе я отвечу то же: я попросила Джоша позвонить ему от моего имени.
— Не жди. Позвони сама.
Так я и сделала.
Телефон родителей Ари я нашла, применив свои дедуктивные способности и позвонив в справочную. Затем я связалась с Эсфирью и, представившись менеджером по продажам, сказала ей, будто Ари сделал у нас заказ, и нужно с ним срочно связаться.
— Какой еще заказ? — удивилась она.
— Это подарок, миссис Хирш, — нашлась я, — и мистер Хирш просил нас никому не говорить, какой именно. Вы его жена?
— Нет, я его мать.
— Тогда я точно не могу разглашать вам эту информацию, понимаете?
Как только слова слетели с моего языка, я почувствовала себя виноватой. Эсфирь будет день за днем ждать от сына подарка, но его так и не привезут.
— Сегодня он целый день в иешиве.
В иешиве мне ответил мальчик с высоким пронзительным голосом.
— Не могла бы я поговорить с Ари Хиршем?
— Сейчас я переключу вас на кабинет ребе. Он там, занимается.
Через минуту в трубке раздался мягкий приятный голос.
Я нервно сглотнула. Мне приходилось общаться с грабителями банков, торговцами наркотиками и даже более мерзкими подонками — тайными осведомителями. Но почему-то именно этот разговор с худым прыщавым молодым человеком, корпящим над своими священными текстами и сомневающимся в своей ориентации, заставил меня нервничать.
— Ари Хирш?
— Да, кто это?
— Мистер Хирш, Ари, меня зовут Джулиет Эпплбаум. Я подруга Фрэйдл Финкельштейн.
— Да, я о вас слышал. Сегодня утром в shul мы говорили с Джошем Бернштейном.
Значит, Джош это сделал.
— Ари, мы не могли бы с вами встретиться? Мне нужно задать вам несколько вопросов, и лучше лично.
— Встретиться?
— Это очень срочно. Прошу вас, поверьте мне. Речь пойдет о Фрэйдл. Это важно.
Он не отвечал.
— Я сегодня веду детей в Музей естественной истории. Может быть, встретимся там? — предложила я. — Мне хватит нескольких минут.
То, что со мной будут дети, кажется, его немного успокоило.
— Это срочно, да? — нерешительно переспросил он.
— Очень.
— Только с утра я учусь. Мы можем встретиться сегодня в три.
— Прекрасно, — обрадовалась я. — В зале со слонами. Прямо под бивнями слона-вожака. Я буду с двумя детьми: грудным мальчиком и маленькой девочкой.
— Под слоном, — повторил он и повесил трубку.
Я подняла глаза. Надо мной стояла мать и довольно улыбалась.
— Что тебе? — не выдержала я.
— Значит, бредовая мысль? — усмехнулась она.
— Какая бредовая мысль?
— Позвонить ему. Ты сказала, что это бредовая мысль.
— Ладно, не бредовая. Хорошая мысль. Очень хорошая. Не хочешь поехать со мной в город?
— Нет. Сегодня мне нужно заглянуть в офис. Днем Майрон рассматривает ходатайство об истребовании дела из нижестоящего суда, а временной секретарше я не доверяю. Шанс всего один, и его нельзя упустить. Если опоздал — значит, все. Верховный Суд извинений не принимает.
— Знаю. Я сама подавала такие ходатайства, когда работала федеральным защитником.
— Не сомневаюсь, — сказала мать, явно сожалея о тех временах, когда я была юристом.
— Может, хотя бы папа пойдет со мной?
— Конечно, пойдет. Он любит музеи.
Доехав до Верхнего Вест-Сайда, мы припарковали машину и выгрузили детей. Отец заявил, что сам понесет Исаака в рюкзаке-переноске. Я пожалела, что не захватила видеокамеру, чтобы снять это зрелище: отец с Исааком вразвалку шагает по улице, а рядом с ними вприпрыжку бежит Руби, держась маленькой ручонкой за мохнатую лапу дедушки.
В Нью-Йорке стоял один из редких погожих осенних дней. Воздух был холодным и прозрачным. Ярко светило солнце. Город сиял свежестью и пах яблоками, а улицы были такими чистыми, что даже асфальт, казалось, искрился и блестел. Даже бездомные выглядели счастливее, чем обычно. Я сунула Руби мелочь, раздать им по дороге. У меня есть правило — подавать милостыню только трезвым на вид женщинам, но сегодня я позволила Руби вручить деньги тем, кому она захочет. Не знаю, стоило ли разрешать Руби играть роль Леди Сама Щедрость, но она должна уяснить, что если у нее много денег, то она должна делиться с теми, кому повезло меньше.
Мы вошли в красивое старое здание Музея естественной истории и направились в огромный зал, в самом центре которого застыло стадо огромных и величественных слонов. Я присела на скамейку под тускло сверкающими бивнями слона-вожака. Прибежала Руби, привалилась ко мне и стала разглядывать морду гиганта.
— Эти слоны мертвые? — спросила она.
— Угу, — кивнула я.
— Кто-то их убил, — сделала вывод Руби.
— Верно.
— Даже слоненка?
— Даже слоненка.
— За что?
— Ну, Руби, когда-то люди не знали, что убивать животных нехорошо. Когда люди стреляли в этих слонов, то еще не понимали, что если убивать много животных, то их не останется.
— Они замрут.
— Что?
— Замрут. Как динозавры.
— Да, правильно, вымрут. Когда убивали этих слонов, люди еще не знали о вымирающих и редких видах.
— Но теперь мы знаем, что это плохо, да?
— Точно.
— И никто не убивает слонов, потому что это плохо.
Я не стала упоминать о незаконном отстреле диких животных и о постоянно высоком спросе на азиатских рынках на такие товары, как слоновый бивень и рог носорога. В свое время одним из моих клиентов был китаец, занимавшийся контрабандой медвежьей желчи. Поэтому я просто ответила:
— Верно.
Затем Руби унеслась играть с дедушкой, а я наконец осмотрелась. В противоположном конце зала стоял молодой человек в одежде еврея-хасида. Черная шляпа, черный сюртук, поверх брюк висят кисти цицит. Длинные пейсы заправлены за уши, подбородок закрывает длинная каштановая борода. Красные щеки усыпаны прыщами и оспинами. Тем не менее его можно назвать привлекательным. У него были большие голубые глаза, густые черные ресницы, прямой нос и полные, словно припухшие, губы, видневшиеся из-под темных усов.
Я слегка махнула ему рукой, и он подошел.
— Ари Хирш?
— Да. А вы — миссис… э, миссис…
— Эпплбаум.
— Да, точно. Миссис Эпплбаум. Подруга Фрэйдл. — Он неловко застыл в двух шагах от меня.
— Может, присядете? — я указала на скамейку. Он опустился на другой конец, благопристойно соблюдая дистанцию.
— Джош Бернштейн объяснил, зачем вы мне понадобились?
— Может, вы мне сами расскажете? — спросил он мягким бархатистым голосом.
И что мне ему сказать? О своем подозрении, что Ари и его семья знают о местонахождении Фрэйдл? А если не знают? Семья Фрэйдл всеми силами старается сохранить ее исчезновение в тайне от Хиршей. Как мне выяснить, знает ли Ари, где Фрэйдл, не выдав их тайны? И как выяснить, знает ли Фрэйдл о его ориентации, не дав ему понять, что его тайна известна? Ни то, ни другое невозможно.
Я всегда считала, что именно скрытность является главным источником неприятностей. Если ты искренен и не боишься говорить о своих проблемах, никто не сможет причинить тебе вреда, рассказав о них другим людям. Я уверена, что ни Финкельштейнам, ни Ари все эти секреты не принесут пользы. Может быть, я и не имею права так поступать, но я решила быть откровенной. Хотя бы для того, чтобы этот разговор имел смысл.
— Ари, я не знаю, что вам говорил Джош, но Фрэйдл пропала. Ее родители не хотят, чтобы об этом узнала ваша семья. Они боятся, что ваши родители могут расторгнуть помолвку. Но прошла уже целая неделя, а ее все нет, и я очень переживаю.
— Пропала? То есть как пропала?
— Дома она не появлялась, и никто не знает, где она.
— Может, ее похитили? Что говорят в полиции?
— Все это время ребе Финкельштейн сам занимается ее поисками.
— Без полиции?
— Да.
— Значит, она сбежала? Ее никто… не обидел?
— Никто не знает, где она, Ари. Поэтому я и хотела с вами поговорить. Может быть, вы знаете, могла ли она сбежать из дома, и если да, то почему?
Он отчаянно замотал головой.
— Я ничего не знаю. Мы с ней всего пару раз встречались. Я ее совершенно не знаю.
Я набрала воздуха.
— Ари, мне нелегко задавать вам этот вопрос, но… вы говорили Фрэйдл, что вы гомосексуалист?
Кровь отлила от его лица. Он в ужасе посмотрел на меня.
— Ари, вы ей это говорили?
Он начал нервно крутить один из пейсов.
— Ари…
— Откуда вы об этом знаете? Это она вам рассказала? — прошептал он.
Я не ответила. Мне было стыдно, что теперь он станет подозревать Фрэйдл, но я обещала не выдать Либби и Джоша.
Ари потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мои слова.
