- Вы Данило не видели? - спросила она. - Этот свинтус сказал, что будет в десять, а сейчас уже четверть одиннадцатого!
- Он вчера весь день считал деньги, - с серьезным видом сказал я. - Небось переутомился, бедняга!
- Какие деньги? - с подозрением спросила Салли.
Я перессказал ей вчерашний диалог.
Она рассмеялась:
- Ой, он, наверное, просто не может не считать! Вот в субботу на скачках тоже все время что-то подсчитывал. Знаете, как я его называю? Живой компьютер!
Салли отхлебнула еще соку.
- Да, а вы знаете, что он ужасный мот? Представляете, он поставил на одну лошадь десять рандов. Целых десять рандов!
Я подумал, что ван Хурен неплохо воспитал свою дочку, если ставка в десять рандов кажется ей сумасшедшей.
- Да, и, между прочим, лошадь выиграла, - добавила Салли. - Я с ним ходила забирать выигрыш. Двадцать пять рандов, можете себе представить? Данило говорит, он часто выигрывает. Он еще много шутил на этот счет.
- В конце концов все остаются в проигрыше, - заметил я.
- Ой, ну не будьте таким занудой! - надулась девочка. - Вы прямо как папа!
Внезапно в ее глазах мелькнула радость. К нам присоединился Данило: белые шорты, крепкие загорелые ноги, голубая ветровка нараспашку.
- Привет! - жизнерадостно сказал он, обращаясь к нам обоим.
- Привет, - эхом отозвалась очарованная Салли.
Она оставила меня и недопитый сок и ушла с обаятельным мальчиком, как уходили все девушки со времен Евы. Но у отца этой девушки была золотая шахта. Данило уже все подсчитал…
Пришел Аркнольд, и портье направил его в сад. Аркнольд пожал мне руку, уселся, согласился выпить пива. Вдалеке Данило с Салли не слишком прилежно перебрасывали мяч через сетку, все время хохотали.
Аркнольд проследил направление моего взгляда, узнал Данило и нахмурился. Видно было, что он в нерешительности.
- Я не знал, что Данило будет тут, - сказал он.
- Не волнуйтесь, он вас не услышит.
- Да, но… Слушайте, мистер… Может быть, уйти в дом?
- Как вам угодно, - согласился я.
Мы перебрались в комнату отдыха, но ему и там было не по себе, так что в конце концов мы поднялись в мой номер. Оттуда тоже были видны теннисные корты, зато нас с теннисных кортов увидеть было нельзя.
Аркнольд, как и Конрад, занял большее из двух кресел - видимо, привык считать себя главным. Рубленые черты его лица не отражали тонких эмоциональных нюансов, так что я, как всегда, был не в состоянии понять, о чем он думает.
Общее впечатление - агрессивность, борющаяся с тревогой. А отсюда нерешительность: что делать, нападать или пойти на мировую?
- Слушайте, - сказал он наконец. - Что вы собираетесь сказать миссис Кейвси, когда вернетесь в Англию?
Я задумался:
- Не решил еще.
Он выпятил челюсть, словно бульдог.
- Не вздумайте ей говорить, чтобы она сменила тренера.
- Почему же?
- Я тренирую лошадей как положено!
- Выглядят они хорошо, - согласился я. - А выступают хреново. Любой другой владелец давно бы передал их другому тренеру.
Мистер Аркнольд попер напролом:
- Не виноват я, что они не выигрывают! Скажите ей, что я не виноват. Я за тем и приехал, чтобы это сказать. Скажите, что это не моя вина!
- Если их заберут, вы потеряете плату за тренировки, - сказал я. - Возможно, вы также потеряете лицо. Но зато избавитесь от опасности лишиться лицензии за мошенничество.
- Послушайте-ка, мистер!… - сердито начал он.
Но я перебил:
- Есть еще один выход. Увольте своего старшего конюха, Барти.
То, что он собирался сказать, осталось несказанным. Его челюсть, похожая на капкан, отвисла.
- Если вы решите уволить Барти, - продолжал я небрежным тоном, - я, возможно, посоветую миссис Кейвси оставить лошадей на прежнем месте.
Аркнольд закрыл рот. Наступила длинная пауза. Постепенно большая часть его агрессивности испарилась, уступив место усталой покорности судьбе.
- Не могу, - угрюмо сказал он, не отрицая, впрочем, того факта, что сделать это стоило бы.
- Вы боитесь потерять лицензию? - спросил я. - Или грядущие прибыли?
- Слушайте, мистер!…
- Позаботьтесь о том, чтобы к тому времени, как я уеду, Барти не было, - сказал я самым что ни на есть любезным тоном.
Аркнольд тяжело поднялся и уставился на меня бычьим взглядом. Это ему ничего не дало. Он шумно дышал носом и ничего не мог сказать. А по его лицу я не сумел догадаться, что он хотел из себя выдавить: поток ругательств, самооправдания или просьбу о помощи.
Он посмотрел в окно, убедился, что его приятель Данило все еще играет в теннис, и удалился, не сказав ни слова. Если я когда-нибудь видел человека, загнанного в угол, так это был он.
Я вернулся на террасу и нашел там Клиффорда Венкинса, который бродил вокруг, нерешительно поглядывая на незнакомых людей, загородившихся своими газетами.
- Мистер Венкинс! - окликнул я.
Он поднял глаза, нервно кивнул и принялся пробираться меж столов и стульев в мою сторону.
- Э-э… доброе утро… э-э… Линк, - сказал он, робко приподняв руку и держа ее слишком далеко, чтобы я мог ее пожать. Я ответил таким же ничего не значащим жестом.
Мы уселись за один из маленьких столиков в тени желто-белого тента, и Венкинс согласился, что да… э-э… пива он выпьет с удовольствием. Он вытащил из кармана еще одну неопрятную пачку бумажек и заглянул в них. Видимо, это придало ему мужества.
- Э-э… компания решила, что… э-э… в смысле, они считают, что лучше будет устроить прием перед… э-э… перед показом фильма, понимаете ли.
Понимаю, понимаю. Они боятся, что если устроить прием после показа, то я могу смыться.
- Вот… э-э… список лиц, приглашенных… э-э… компанией, и вот тут… где-то тут был… а, вот он! Список корреспондентов и людей, купивших билеты на прием. Мы ограничили число присутствующих, но мы… э-э… возможно, там будет… ну, то есть… немножко много народу, если вы понимаете, что я имею в виду.
Он обливался потом. Промокнул лоб аккуратно сложенным белым квадратиком. Видимо, он ожидал взрыва. Но что я мог сказать? Я сам это устроил. Наверное, мне следует быть благодарным людям, которые захотели прийти…
- Ну, если это… э-э… нормально, в смысле… ну… у нас осталось еще несколько билетов… э-э… то есть на саму премьеру, понимаете… по двадцать рандов…
- По двадцать рандов? - переспросил я. - Не дороговато ли?
- Это в благотворительных целях! - поспешно ответил он. - В благотворительных…
- Да? И на что пойдут эти деньги?
- А-а… э-э… сейчас посмотрим… вот, у меня тут где-то было… - Он пошуршал бумажками, но так ничего и не нашел. - Во всяком случае… поскольку в благотворительных целях… и компания хочет… ну, в смысле, поскольку остались лишние билеты, понимаете ли… устроить какую-нибудь рекламную акцию…
- Нет, - отрезал я.
Венкинс снова сделался несчастным.
- Я же им говорил… но они сказали… э-э… ну, в общем…
Он иссяк. Да, по сравнению с их компанией КГБ покажется добрым дедушкой!
- Где будет проходить прием? - осведомился я.
- А-а… э-э… напротив кинотеатра «Всемирный», в отеле «Клипспрингер Хайте». Я… э-э… я думаю, вам понравится… в смысле… ну… это один из лучших отелей в Йоханнесбурге.
- Отлично, - сказал я. - Я вернусь сюда в следующий вторник - ну, скажем, к шести вечера. Позвоните мне, и мы обо всем договоримся.
- Да, конечно… э-э… но компания сказала… э-э… что им хотелось бы знать, где вы… э-э… где вы остановитесь в парке Крюгера.
- Не знаю, - ответил я.
- А не могли бы вы… э-э… узнать? - попросил он с совсем уж несчастным видом. - Компания сказала… что ни в коем случае… что если я не узнаю, то…
- Ага. Ладно, - сказал я. - Я вам дам знать.
- Спасибо! - выдохнул он. - И еще… э-э… ну… в смысле… э-э…
Он снова заглох. Я уже успел мысленно ответить «Нет!», прежде чем мысль о страшной компании, висящей у него на хвосте, все же заставила Венкинса разродиться:
- Мы… то есть… ну… компания… устроили для вас… э-э… фотосеанс. В смысле… ну, то есть… Сегодня после обеда.
- Какой еще фотосеанс?! - угрожающе осведомился я.
Он снова протер лоб платочком.
- Ну… это… в смысле… фотографировать вас хотят.
Объяснение далось ему нелегко, но еще хуже ему пришлось потом, когда я наконец понял, что компания желает сфотографировать меня возлежащим в одних плавках под пляжным зонтиком рядом с грудастой фотомоделью в бикини.
- Ступайте в вашу компанию и скажите им, что, если они думают, будто фотографии с голой девкой помогут им распродать билеты по двадцать рандов, значит, их представление о рекламе устарело лет на пятьдесят!
Венкинс снова вспотел.
- И можете сказать своей компании, что еще одно такое дурацкое предложение - и я никогда больше не приеду ни на какую их премьеру!
- Но… - промямлил он. - Но вы же понимаете… после всех этих фотографий в газетах, где вы делаете Кате искусственное дыхание… после этого нас завалили - буквально завалили! - просьбами… и все дешевые места разошлись в момент… и билеты на прием тоже…
