Ознакомительная версия.
– Кто их знает. Хотя, наверное, находили. Иконки там всякие, посуду, может, старинную…
– Иная иконка дороже сундука с золотом стоит, – с усмешкой сказала гадалка.
– Бывает, – пожав плечами, сказал Руденко.
– Наверное, кладоискатель не бедный был? – спросила Яна.
– Наверное, раз шеф так о нем печется.
– Может, ему вознаграждение хорошее пообещали?
– Может и пообещали, а может, и сразу дали, – безрадостно ответил Три Семерки. – Только нам-то от этого что? Дерет три шкуры! А мы разве виноваты в чем, если улики пока не найдены?
– А шеф ваш того, сам на сокровищах случайно помешан не был? – прищурившись, спросила Милославская.
– Не-е, такого не замечали, – Руденко замотал головой.
Яна замолчала. Она вдруг невольно вспомнила кувшин с монетами, привидевшийся ей во время гадания. Может быть, о неприятности, огорчившей сейчас ее друга, всего-навсего и предупреждали ее карты?
Милославская прочь отогнала последнюю мысль, не желая думать сейчас о том, что начинало угнетать ее еще больше. Она встала и пригласила Руденко к столу.
– Я не голоден, – ответил тот.
– Что-о? Что я слышу? Не верю своим ушам! – гадалка расхохоталась. – Такое бывает?
– Как видишь. Ты ешь, а я рядом посижу.
– Да-а, – протянула Яна, покачивая головой, – видать, серьезную взбучку вам босс устроил. Тут не простую пищу, а что-нибудь покрепче принимать надо, – она лукаво глянула на Семена Семеныча.
– А у тебя есть? – вкрадчиво спросил он, оживившись.
– Водка.
– А, была не была! – махнув рукой, воскликнул Семен Семеныч и встал со своего места. – Наливай. Машину завтра со станции заберу.
Приятели прошли на кухню. Милославская открыла холодильник и достала непочатую бутылку «Гжелки».
– Только немного, – нравоучительно сказала она, ставя ее на стол.
– Не понимаешь ты ничего, мне сейчас нужна «скорая помощь» в неограниченном количестве! – возразил Три Семерки.
– Разве это помощь? Помощь заключается в реальных действиях. А это противодействие всякому действию! – Яна положила перед Руденко палку колбасы и нож, предлагая ему таким образом поучаствовать в сервировке стола.
– Какая ты умная! – саркастично заметил тот. – И что же ты предлагаешь?
– Берусь помочь другу, – пожав плечами, сказала Милославская и подала Руденко блюдце с нарезанным лимоном и две маленькие рюмочки.
– Яна! Неужели? – радостно воскликнул Три Семерки. – А как же твое дело?…
– Буду работать параллельно, – вздохнув, сказала она, накладывая в тарелку болгарский салат.
– Хм, ты чудо, – расплывшись в улыбке, сказал Руденко. Он наполнил рюмки, не дожидаясь Яну, опрокинул свою, закусил лимоном, а потом одновременно задумчиво и деловито проговорил: – Но ведь я не очень верю в твои методы…
Было уже далеко за полночь. За окном монотонно голосил сверчок. Джемма дремала, растянувшись у ног своей хозяйки.
Яна давно уже проводила Руденко, договорившись с ним начать совместную работу утром следующего дня. Она посадила его еле живого в такси – увещевания гадалки не пить много на него не подействовали – и вернулась домой. Ей пришлось долго оправдываться перед Маргаритой Ивановной, которой она позвонила сразу же по возвращении. Та ужасно переживала, не дождавшись в привычный час ни мужа, ни хотя бы его звонка, и на Янино виноватое сообщение о том, что Семен Семеныч вернется домой «не совсем трезвым», ответила весьма холодно.
Милославская не стала объяснять, пытаясь втолковать, что «у них» с Семеном Семенычем был серьезный повод. Она знала, что Руденко и сам это сделает, как только придет в себя, а любящая Маргарита Ивановна его поймет, во все поверит и обоих их простит. Вежливо попрощавшись, гадалка просто положила трубку.
Теперь она одна сидела в кресле, невольно наблюдала за перемещающейся секундной стрелкой и думала, с чего ей начать завтрашний день. Взгляд ее нечаянно упал на до боли знакомую колоду…
* * *
Легкий туман затмил сознание Милославской. С каждой минутой он становился все гуще и гуще, и вскоре она уже была в том состоянии, в каком обычно ее посещали видения.
Яна не чувствовала ни рук, ни ног, ни остального своего тела. Вряд ли она в тот момент вообще сознавала, что сама она, Яна Борисовна Милославская, вообще существует. Карты вырвали ее из реальности, унеся в неподвластные человеческому сознанию миры и заставив полностью раствориться в них. Она не слышала теперь ни сверчков, ни шороха листвы и травы, доносящихся из окна, ни убаюкивающего тиканья часов, ни бдительного сопенья Джеммы, которая до смерти хотела спать, но бросить хозяйку один на один с потусторонними силами ни за что бы не согласилась.
Отзвонившись супруге Руденко, гадалка перемыла посуду и полы, вернула на кухне все на свои места, сделала генеральное сквозное проветривание, а чуть позже освежила воздух хвойным спреем, потому что даже добросовестное проветривание не смогло ей помочь полностью справиться с отвратительным запахом, установившимся после их с Семеном Семенычем застолья.
Прильнув рукой к карте и втянув ноздрями всегда нравившийся ей запах хвои, Милославская почувствовала удовлетворение, которое в следующий миг усилилось от сознания того, что она наконец-то одна (при всей Яниной любви к общению, уход гостей ей всегда был не менее, а иногда и более приятен, чем их появление). В итоге гадалка, находясь в расположенном к совершению таинства состоянии духа, ожидала от этого таинства понимания и хоть какого-нибудь ответа на мучавший ее вопрос. А вопрос ее терзал известно какой: кто и почему избавился от Ермаковой Евдокии Федоровны.
Однако кое-что мешало гадалке сосредоточенно отчеканивать эти слова. К ней в голову назойливо лез рассказ Семена Семеныча о кладоискателе и привидевшийся ранее кувшин с золотом заодно. Она раз за разом пыталась повторить только одно: кто и почему отправил на тот свет несчастную старушку. Но никакой конкретики не выходило: и старушка, и кладоискатель, и кувшин смешивались в ее мыслях в одну непонятную массу. Карты приняли ее вопрос именно в таком сумбурном виде – буквально через две-три минуты Милославскую окутал тот самый туман.
Сознание бросило ее вдруг в совершенно неизвестное ей, но вполне земное место: она увидела цепь невысоких, не более, чем в один этаж, зданий, неухоженных, серых и неприглядных, похожих на заводские склады. Какое-то время видение удерживало ее подле них, а потом вдруг протолкнуло сквозь стену – такое нередко бывало с Яной в видениях.
Она оказалась в сыром, холодном помещении, в котором царил полумрак. Гадалке стало тяжело дышать – невыносимо пахло чем-то техническим: керосином, соляркой, бензином – точно разобрать она не могла. Вдоль стен в беспорядке лежали разные автодетали, в том числе покрышки от колес, помятые дверцы и крылья и многое другое, ставшее следствием общения автотехники с человеком. Посередине помещения стоял старый грузовик.
Милославская заметила под ним какое-то углубление в полу. Она предприняла попытку подобраться поближе, и у нее сразу же это получилось. Углубление оказалось обычной смотровой ямой, предназначенной для ремонта машин. Что-то вдруг потянуло гадалку вниз, и она внезапно ухнула туда так, что сердце в ней подпрыгнуло.
На дне ямы что-то слегка блеснуло обжигающей чернотой. Гадалка напрягла последние свои силы, чтобы рассмотреть таинственный предмет. О, ужас! Предмет оказался чем-то средним между винтовкой и автоматом. Во всяком случае Яне так показалось. «Боже… – прошептала она, приходя в себя, – какое отношение эта „пушка“ могла иметь к убийству Ермаковой?»
Утро выдалось особенно пасмурным и неприветливым. Это было непривычно для лета, а потому и ощущалось более остро. Как только Яна открыла глаза и увидела вереницей плывущие по небу иссиня-черные тучи, она поморщилась. Вставать теперь совсем не хотелось, потому что, казалось, ничего радостного этот день не обещал.
В закрытую форточку врывался прохладный воздух. Он трепал занавеску и заставлял Милославскую ежиться под тонкой шелковой простыней. Кое-как переборов себя, она все же поднялась; на цыпочках, смешно поджимая пальцы, подбежала к окну, хлопнула форточкой и забралась назад, в постель, натянув теперь на себя мягкий теплый плед.
Мелкие капли западали на стекло, и стало как-то еще грустнее. Казалось, осень решила прийти раньше положенного, но листок перекидного календаря и здравый рассудок говорили, что это не так.
У двери жалобно завыла Джемма. Хотела Яна того или нет, но ей пришлось-таки встать. На ощупь сунув ноги в тапки, она накинула на себя плед и, придерживая его на груди руками, пошла к двери. Собака, увидев наконец хозяйку, нетерпеливо завиляла хвостом.
– Сейчас, сейчас, – хрипло пробормотала Милославская, прихватывая сигареты.
Попутно она взглянула на себя в зеркало. Вид у нее был самый жалкий. Как-то озлобленно повернув в скважине ключ, Яна толкнула дверь, выпуская Джемму.
Ознакомительная версия.
