Ознакомительная версия.
— А, Мура поздороваться вышла, — сказал вернувшийся хозяин, — гостей мне намываешь, а они уже тут. — Наливая из коричневой, потрескавшейся кринки молоко в такую же глиняную, слегка отбитую кружку, он спросил: — А ты кто, дочка, будешь?
— Меня зовут Софья. Я журналист, пишу о погибающих деревеньках.
— А-а-а, — протянул хозяин, — о погибающих, значит. Тогда это к нам, — и протянул мне кружку.
— Как вас зовут? — отхлебнув густого, холодного молока со специфическим привкусом, спросила я.
— Авдей Петрович. Или дед Авдей, как все тут кличут…
— Авдей Петрович, расскажите, пожалуйста, о Ренате. Как я понимаю, она замечательная девушка, и неплохо бы о ней в газете написать: «Не перевелись еще добрые души на Руси».
— Да мы сами прописать о ней хотели! — оживился дед Авдей. — Да не велит она! Мне говорит, слава не нужна, я вам от души помогаю! Вот, значит, какая славная.
— А как все началось? Как она в первый раз к вам приехала и когда?
Положа обе руки на стол, дед сидел напротив меня. Нахмурив удивительно высокий, хорошей формы лоб (лоб уже успел стать двухцветным — верхняя, скрытая от солнца кепкой часть оставалась трогательно белой, нижняя умудрилась схватить солнца и приобрела бронзовый оттенок), Авдей Петрович соображал, как бы лучше объяснить городской журналистке о том, какая хорошая девушка Рената Кутепова.
— В позапрошлом годе, — издалека начал дед, — аккурат в это самое время, программа по телевизору прошла. — Дед выговаривал «по телевизеру». — О доме престарелых, стало быть, показывали. Рената, значиться, посмотрела, старушек наших пожалела и подарков навезла. Тушенки, стало быть, масла, круп всяких и белья, там, постельного. А в доме том, — дел Авдей склонился над столом для пущей доверительности разговора, — старуха наша, Матрена проживает. Она ей и говорит: «Мы-то что, мы здесь на всем готовом, спасибо государству, стало быть. А деревня наша — Козлово, — второй год без света, колодец засорился, за хлебом пять верст топают». Вот так. Ну, Рената к нам и приехала.
— А дальше что?
— А дальше вот что. — Дед довольно выпрямился: — Она и с монтерами договорилась, свет обратно провела, и с этими… как их, ассенизаторами, вот! Те нам колодец главный прочистили. Теперь у нас порядок. Раньше-то как было, — самогону бабки наварят, тем и живут. Приедут мужики из соседнего села за самогоном, хлеба, масла, макарон навезут, так этим… натуральным обменом и жили. Зимой-то попробуй-ка, пять верст в валенках до сельмага потопай. Только самогоном и спасались. Козловский, он, почитай, самый лучший в округе. Мы ж его чисти, не ленимся…
— А теперь?
— А что теперь? Он и теперь самый лучший, — по привычке похвалился деда, да вспомнил, с кем разговаривает, и осекся: — Только ты этого в газете прописывай. И так участковый пугает…
— Ну зачем же, — улыбнулась я. — О самогоне другие пишут, я о жизни деревни пишу.
— Вот-вот, напиши, стало быть. Самогон не трогай, — он почитай главный двигатель деревенской жизни, — произнес дед реконструированную фразу о рекламе и торговле. — Выпьют бабки по рюмочке, песен попоют, вечер и прошел. Какой от этого вред? Не перед телевизором же день деньской куковать. Зимы-то длинные, темные, а ежели с умом пить, так и вреда не будет.
— А без ума? — улыбнулась я.
— А без ума жить всем плохо, — насупился дед. — Вон, у Анатольевны, зять с дочкой совсем ум пропили. И померли от этого. День и ночь, день и ночь, глушили ее проклятую…
— Кого?
— Да самогонку эту, что б ей пусто было! Двух внучат нарожали и сгорели. Анатольевна-то бабка крепкая, внучат вырастила, а толку? Младший, правда, Шурка ничего, — с головой. А старший Федька, ну весь в отца! Из армии пришел и давай куролесить. — Дед задумался и взгрустнул. — До сих пор не оправится. А ведь, почитай, тридцатый годок пошел. Вот.
Нда. Подзатянул дембель с гулянкой.
Дед воспоминаниями расстроился, шмыгнул носом и поднял с пола кошку. Положил на колени и начал оглаживать заскорузлой, натруженной рукой с траурными каемками вокруг широких ногтей.
— Одна радость у Анатольевны — Шурка. В институте техническом учиться. Сам-то, как и Федька, интернатский, но с головой. Тут что-то не так сделал, или… недоделал, чуть не исключили его. Бабка хотела двух коз продать, денег, значит, насобирать, да Ренатка не дала. Сама в институт поехала и договорилась — не выкинули Шурку.
— Рената и внукам помогает?
— А как же, сироты, — вздохнул дед. — Федьку на мебельную фабрику грузчиком пристроила. Вроде как не пьет в последнее время. Исправился. Шурка там же в ночную смену подрабатывает. У Ренатки на той фабрике брат двоюродный в директорах, присматривает, стало быть. Анатольевна-то на Ренатку, как на икону молится, — выправились ребята. Шурка, правда, и так не пил. Я говорит, бабушка, так как папка с мамкой жить не хочу. Я говорит, на инженера выучусь, человеком стану.
— Авдей Петрович, а Рената часто к вам приезжает?
— Последнее время реже стала, все больше Любаву присылает. Но вон когда Анатольевна с воспалением легких слегла, она к ней в больницу, почитай, каждый день наведывалась. Анатольевна говорит — вся палата бананами да яблоками питалась. Вот как. Добрая она, Рената-то. Мне помогла пенсию выправить. Документы взяла, чего-то там кому-то показала, мне пересчитали, теперь на пятьсот рублей больше получаю. Бабки каждый раз за ее здоровье рюмочку поднимают…
Выезжая из деревни, я заметила, что знакомый автомобиль Ренаты проводила удивленным взглядом старушка с бидоном на колясочке. Она остановилась, хотела вроде бы махнуть рукой, но так и не решилась. Если Рената оплачивает для селян сотовый телефон, то минут через десять сарафанное радио донесет до нее известие — кто-то приезжал.
По рукам тут же пробежал взвод мурашек, ладони стали влажными, я отключила свой сотовый и решила, не дожидаясь звонка от владелицы Рено, ехать домой и получать разгон глаза в глаза. Без вмешательства средств коммуникации, так сказать.
Ключей от гаража в подвале высотки у меня не было. Я припарковалась на стоянке возле дома и, честно говоря, чрезвычайно волнуясь, еле попала карточкой магнитного ключа в электронный замок у персонального лифта пентхауза.
Ренату я увидела, едва створки лифта раскрылись, пропуская меня сразу в гостиную. Девушка стояла лицом к лифту, опираясь задом о спинку дивана, скрестив руки на груди и сложив ноги крестом. Вся ее поза говорила о закрытости, неприступности и едва сдерживаемой ярости, которая вот-вот обрушится на гостью.
— Где ты была? — звенящим шепотом спросила дочь Кутепова.
— Ты знаешь, где, — спокойно ответила я.
— Ты за мной следила?! — крик разнесся по всему дому, и в гостиную, мелькнув испуганной мордашкой, заглянула Света. И тут же скрылась обратно. Гнев Ренаты был неподделен.
— Тебе лучше позвонить своему отцу, — сохраняя ледяное спокойствие, проговорила я.
— Зачем?! Он тут при чем?! Ты думаешь, он тебя отмажет?! Шпионка!! Фискалить решила…
— Рената, успокойся, — перебила я. — Вчера вечером Михаил Петрович сказал, что тебе угрожает опасность, и я пообещала, что буду с тобой.
— Ты врешь!!
— Нет. Это правда.
— Я тебе не верю.
Взяв с тумбы трубку радиотелефона, я поднесла ее Ренате и попыталась всунуть в руку.
Она отмахнулась, двинув плечом, и тогда я сама набрала номер служебного телефона ее отца, и только после этого девушка согласилась принять трубку.
— Папа, — резко выговорила она, — тут Софья… — И замолчала. — Да, папа. Конечно, папа, я буду дома. До вечера.
Отстранив трубку от уха, Рената какое-то время оторопело смотрела на меня, потом вдруг, взвизгнув, подбросила телефон вверх, трубка ударилась о потолок и от нее отлетела крышка задней панели.
Не обращая внимания на разрушения (на потолке остался след от удара трубки), девушка подскочила ко мне и начала тормошить, тискать, повторяя при этом:
— Папка! Это мой папка! Софья, ты не представляешь! Я думала, он на меня сердится, а он… он!! Он же за меня боялся!! Поэтому дома держал! Папка!!! — взвизгнула она в последний раз и тряхнула меня с такой силой, что клацнули зубы.
В гостиную вновь заглянула мордочка Светы. По-прежнему испуганная, по-прежнему недоумевающая. Няня с удивлением смотрела, как хозяйская дочь колошматит троюродную сестру, а та лишь вяло сопротивляется.
Рената немного успокоилась и полу боком села на спинку дивана, болтая одной ногой.
— Поверить не могу. Меня что, собираются похитить? Ты по этому помчалась за мной? Да?
— По этому, — усмехнулась я.
— А почему папка мне ничего не сказал? — покачивая ногой в тапке, спросила Рената.
— Он не хотел тебя тревожить.
— Черт! — девушка ударила рукой о спинку дивана. — Я думала… я думала… Черт!
Ознакомительная версия.
