как рекомендовал ему Ткачёв, но не понимал затеянной Андреем Викторовичем комбинации. И, судя по всему, она была очень сложной и многоходовой.
Когда Гришаев ехал в такси ему позвонил Ткачёв.
— Евгений, попросите у куратора выход на СВР.
— И как я это ему объясню?
— Нужна мелкая шалость в Вашингтоне. И передайте ему свой разговор с американцем. Думаю, он поймёт.
Гришаев так и поступил. Включив «глушилку», он подробно рассказал кураторуо вербовке Хэя.
— Я дам вам контакт в Службе внешней разведки, — сказал куратор. — Но не гарантирую, что он будет полезным. Было бы лучше, если бы структура действовала сама.
То же самое вечером Хмель и предложил Ткачёву.
— Викторыч, я думаю, что с такой шалостью и Вика справится. У неё есть ресурс, и есть деньги. К тому же, она за границей. Но контакт с нашей СВР не помешает. Там тоже любят деньги… Вопрос в другом — где мы возьмём два миллиона для американца?
— Я этим займусь, — уверенно пообещал Андрей Викторович.
Джонатан Хэй был очень озадачен звонком от своего шефа по закрытому каналу.
— Сынок, — вещал шеф мрачным тоном. — Тут в Вашингтоне озабочены. Какие-то русские, под видом организации «За свободу», напугали ФБР и нашего президента. Выясни, что это за люди, и кто за ними стоит.
— Сэр, у меня тоже появилась информация по этой структуре. Но за неё просят денег.
— Джонатан, ты меня пугаешь! — вскрикнул шеф. — Что-то часто ты требуешь денег.
— Сэр, я могу вам лично предоставить возможность разбираться с этим вопросом. Выведу на свой контакт, а там поступайте так, как посчитаете нужным, — лукавил Хэй, зная, что шеф ни за какие коврижки не поедет в Россию. — Есть данные, что «За свободу» достаточно радикальная организация.
Шеф немного подумал, потом неожиданно спросил:
— А я могу лично побеседовать с твоим источником по телефону?
— Не уверен, что он знает английский.
— У меня есть переводчик, Джонатан.
— Я могу организовать такой разговор, — быстро согласился Хэй, не желая сердить шефа. — Буквально через пару дней.
Ткачёв постепенно восстанавливался после «безработного» периода. Он обретал тот прежний ритм жизни, когда работа захватывала его, требовала постоянной деятельности тела и мозга. Рефлексы и навыки бывшего генерала КГБ хоть и несколько притупились, но они никуда не делись.
Андрей Викторович, сравнивая службу в милиции и в КГБ, сделал для себя существенный вывод. Если ловить уголовников, то смысл работы заключался в «игре на опережение» — просчитывались ходы, и нужно было только выйти в нужное место, и в нужное время раньше преступника, то работа с агентами специальных служб велась только на превосходстве инициативы. Её ни в коем случае нельзя было упускать. Противник долженпостоянно находиться под давлением, чтобы у него не было времени анализировать и предугадывать ходы. Чтобы он увяз в навязанной игре с руками и ногами.
Но, если раньше система, в которой служил Ткачёв, помогала ему всеми средствами, то в данный момент существующая система была на стороне противника, и Андрей Викторович мог полагаться только на себя и своих агентов. И Ткачёв отлично понимал, что если систему не изменить, то ему, Хмелю, Вике и Шмелю, придётся прятаться и воевать против своих же — на своей же земле. А им долго не выдержать такого напряжения.
— Хмель, нам до зарезу нужен аналитический отдел, — задумчиво высказал мысль Андрей Викторович. — А то мы потеряемся в анализе противостояний нашей элиты.
— Это не ко мне, Викторыч, — махнул рукой агент, смакуя кофе. — Попроси Гришаева пробить бывших сотрудников КГБ. Я помню, у тебя уже был подобный опыт формирования таких групп.
— Нужны аналитики новой формации, — продолжал Ткачёв. — У старых мышление другое. Если раньше основа была в противоборстве идеологий, то сейчас — в жажде власти и наживы.
— Хм, — теперь задумался Хмель. — А ты сходи к Хулю. Не смотри, что он просто гримёр — это старый еврей, тонко чувствующий перемены. Заодно спроси про ребят, о которых говорила Вика. Он, наверняка, тоже их обучал.
Ткачёв быстро собрался и отправился в парикмахерскую, благо она была недалеко.
Илья Абрамович был учтив и гостеприимен. Он закрыл своё заведение и провёл Андрея Викторовича себе на квартиру.
— Что вас интересует, Иван Иванович?
Ткачёв коротко изложил свои вопросы.
— Наконец-то! — воскликнул Хуль. — Меня спросили по делу. А можно конкретнее?
— Почему наш президент себя так ведёт? Он что, вообще ни черта не понимает?!
— Он делает так, как ему говорят его советники. Вокруг него слишком много малограмотных, но слишком много жадных. Вы обратите внимание на их фамилии… Березовский, Гусинский, Ходорковский, Чубайс… Вы думаете, что их что-то интересует, кроме денег? Что вы хотите от бывшего первого секретаря Свердловского обкома? Его кто-то учил как вести дела при капитализме? Нет! У нас премьер-министр по фамилии Черномырдин! Хорошо, что не Жопин, и не Анусов…
Ткачёв засмеялся.
— При чем тут фамилия премьера?
— Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, — многозначительно объяснил Хуль.
— Понятно, — улыбался Ткачёв над непосредственностью гримёра. — Вы по существу можете что-то сказать?
— А как же! Милейший, Иван Иванович, вы читали «Капитал» Маркса?
В ответ Андрей Викторович покрутил в воздухе ладонью.
— О-о-о! — протянул Хуль. — Эта книга для вас должна стать настольной. Все принципиальные моменты в капиталистических отношениях освещены в ней в подробностях. Власть и деньги идут под руку друг с другом. У кого больше денег — у того больше власти. Заимеете печатный станок для денег, и власти у вас будет столько, сколько возьмёте.
— То есть, нынешний президент попросту сидит на подачках?
— Именно! — горячо воскликнул Хуль. — Он вместе с Горбачевым развалил СССР и вооруженным путём в 93-ем пресёк попытку коммунистов демократическим образом вернуть себе власть. И, заметьте, его никто на Западе не осуждал. А почему? Потому что прогнулся под капиталистов. Упал перед американцами и раздвинул ноги, как дешёвая проститутка! Ладно, если бы Россия хоть что-то получила взамен, так нет! Мы катимся в пропасть!
Илья Абрамович ненадолго смолк, переводя дыхание. Успокоившись, продолжил:
— Нынешний президент, раскинув руки для объятий, несётся в сторону Америки и Запада со скоростью старого дребезжащего самосвала, и тащит за собой одиннадцать тележек. Три-то благополучно нацепили свастику и, аккурат, первого мая годом назад, ушли в Европейский союз. Благодаря объединённым немцам. Те же немцы для нашего самосвала поставили бетонный забор и сказали — эта рухлядь не к нам, вам к американцам. А те, в свою очередь, в лучших хоккейных традициях, мощным силовым приемом филейной части своего тела, отправляют самосвал на задворки.
— Неужели он этого не понимает? — нахмурился Ткачёв. — Как бы сам лез,
