class="p1">– Дура!
Да, он ею был увлечен еще со школы. И сейчас она его возбуждала, когда бывала рядом. Когда долго не виделись, он о ней почти не вспоминал. Но вот когда появлялась рядом, он сходил с ума. Но, блин, это не повод, чтобы она о нем так гадко думала!
Да, Димка узнал о его проделках. И прижал его однажды за ужином в ресторане доказательствами. И пригрозил, что если он не прекратит, то…
– Мне плевать на тебя, – рассматривая его, как вспоротую лягушку под микроскопом, произнес тогда Карелин. – Но ты все время трешься возле Лизы. А она моя жена. И мне не хочется, чтобы ее имя трепали рядом с твоим…
Каким был заботливым! Женя фыркнул и потянулся к своим часам на тумбочке. Заботливым и слепым. Рогоносец хренов!
Он вышел из номера уже через десять минут. Даже в душ не пошел. Дома помоется. Не любил он все эти полотенца и простыни. Все чужое, не свое. Как и женщина, с которой он переспал только что. Дома помоется. У него еще есть время до начала рабочего дня. Хорошо, его дом почти за углом. И ехать далеко не нужно.
Он все успел. И душ принять. И одежду поменять. И даже пожарить себе яичницу с сосисками. Ел, почти уже убегая. Время поджимало. Ел прямо со сковороды. Швырнул потом ее в раковину. Вечером помоет. Бегом до лифта, бегом из подъезда до машины. Так же, почти бегом, от машины до ступенек отдела. И все равно опоздал. Эксперт Воронин уже нервно прогуливался перед запертой дверью его кабинета.
– Ну, что это, Женя! Ну, что это?! – взмахнул он заключением, которое принес сам, не поленился. – Я тут, понимаешь, до вас с новостями. А вас нет-с.
– Пардон, Игнаша. Мигом…
Женя вставил ключ в замочную скважину. Дважды повернул, распахнул дверь, впуская эксперта впереди себя.
– Что-то невозможно интересное, раз ты не выдержал и сам пришел?
Он расстегнул куртку, швырнул ее в шкаф на пол. Тут же поспешил к чайнику. Воронин не простит, если уйдет без угощения после того, как сам соизволил заключение принести.
– Чай, кофе? – показал ему свои запасы Осипов.
– Давай чай, – мазнул взглядом по банке дешевого растворимого кофе Воронин. – А к чаю что?
Осипов едва в ладоши не захлопал, вспомнив о купленной для Климовой шоколадке. Ей так и не отдал, не представился случай. Сам он сладости не очень-то жаловал. И шоколадка так и лежала в верхнем ящике его стола.
Воронин остался доволен. И мило улыбался, рассказывая о новостях, пока Женя хлопотал.
– В общем, в квартире твоего повешенного пенсионера была обнаружена бейсбольная бита.
– Ничего себе!
– Да, да, узнай у родственников, на всякий случай, откуда она у него там завелась?
– Узнаю. Непременно узнаю…
Честно? Осипов не очень-то спешил заниматься этим делом. Он уже был готов списать его на самоубийство. И полковник не настаивал особо, не велел углубляться.
– Записка есть? Есть. Следов насильственных действий не обнаружено? Нет. Нечего огород городить. Готовьте официальное заключение и не возбуждайтесь…
– Так о чем это я? – Воронин почесал коротко стриженный затылок, аккуратно отломил пару шоколадных кубиков, закинул в рот, пригубил чаю. – А! На бите я обнаружил странные следы. Еще в квартире обнаружил. Хорошо замытые, но они остались. Я задался вопросом. И забрал биту с собой. То есть изъял в соответствии с протоколом.
– Да понял я, понял, Игнаша. – Осипов нетерпеливо глянул на часы.
– Ты не торопись, Жека, – с легкой обидой произнес Воронин и отломил еще два кубика шоколада. – Я мог бы и не обратить внимания. Во-первых, самоубийство. Записку дедок оставил. И все такое…
– Но ты обратил внимание. Молодец! – совершенно искренне похвалил его Осипов.
– Да… И не зря. – Воронин скромно улыбнулся. – На бите были следы затертой крови, не так давно там появившейся. Мне удалось взять образцы на анализ. И я подстраховался и отправил образец на анализ ДНК. Мало ли, подумал ваш добродушный толстяк. Вдруг что-то обнаружится? Вдруг дедок при жизни не только бродячих собак этой битой гонял?
– Ну, судя по тому, что ты сам пришел, что-то обнаружилось?
– Так точно, капитан Осипов. Обнаружилось одно совпадение. – Воронин подхватил со стола экспертное заключение и помотал им в воздухе, как волшебным платком. – Кровь принадлежит Карелину, осужденному восемь лет назад за зверское убийство пожилой женщины. Не мне тебе рассказывать, что тогда его анализ ДНК исследовался, чтобы установить причастность к злодейству. И он, разумеется, остался в базе. Вот это все у меня и совпало.
Женя уже минуту стоял посреди своего кабинета с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. То, что рассказывал Воронин, казалось нелепицей, былиной о хождениях славного богатыря Карелина.
– Чего рот открыл? Чаю лучше подлей, – беззлобно глянул на него Игнат.
Осипов послушно налил ему до краев чашки кипятка из чайника. Осел на край соседнего стола с чайником в руках.
– То есть этой битой Карелина кто-то бил? Правильно я понял?
– Ну да. И совсем недавно.
Воронин медленно пережевывал подтаявший шоколад. Изумление Жени Осипова доставляло ему удовольствие. Он его предвидел, потому и пришел сюда сам.
– То есть дед настучал этой битой по голове Карелину?
Женя поводил головой и едва не поставил мимо стола чайник. Подумал минуту-другую, а потом прищурился в сторону Игнаши.
– Ты, когда начал рассказывать, сказал: в квартире повешенного пенсионера, – произнес он медленно. – Не повесившегося, не самоубийцы. А повешенного. Так?
– Так. Умница, что обратил внимание. Все же ты хороший мент, капитан. Я всегда тебя всем хвалю.
– Деда убили? То есть его повесили? Он не сам? Я правильно понял?
Тут Воронин неожиданно посерьезнел и отрицательно замотал головой, проговорив:
– Не совсем так, Жека. Он мог и сам повеситься, конечно. И записку он писал. Но! Но был он при этом в состоянии, близком к отключке.
– Пьяный?
– Нет. Алкоголя не было в его крови.
– А что было?
– Чай, Женечка. Все тот же чай, которым уже была отравлена жительница этого злополучного дома. И если на стульчик он вставал сам и записочку сам писал, то уж петлю такую смастерить в полусонном состоянии вряд ли бы смог. Если только…
Воронин со вздохом поднялся с места. Аккуратно завернул в фантик оставшиеся кубики шоколадки, сунул в карман толстого вязаного кардигана сливового цвета.
– Если только – что?
– Если только он загодя все это не смастерил, задумав самоубийство.
Валентина Ивановна Миронова не знала, чем себя занять. По дому все было сделано. Ей казалось, что пыль уже
