вами вместе будем разбираться в смерти вашей соседки, – проговорила их участковая.
– Я?! С вами?!
Перейдя проезжую часть, он замер на тротуарной бровке. Сдвинул шапку на макушку, потер ладонью лоб.
– На секундочку, гражданин начальник, я только недавно вернулся из мест лишения свободы. Ввязываться в историю мне бы очень не хотелось.
– Вы уже часть этой истории, Карелин, – строгим голосом оборвала она его. – И вам лучше все время быть на виду. У меня на виду. Чтобы кому-то, не дай бог, не пришло в голову подтянуть вас на роль подозреваемого.
– С какой стати?
Он вернул шапку на место, пошел к дому. Папка с документами уже не так радовала. Вот умеет Маша Климова его растревожить.
– С той самой, что существует практика расследования преступлений, при которой под подозрение попадает тот, кто называется «слабым звеном». Вы из тех самых звеньев, Карелин.
Он как раз завернул за угол дома и увидел ее. Она топталась возле его подъезда на засыпанном песком обледеневшем асфальте. Форменные брюки, объемная черная куртка, вязаная черная шапка. Но даже эта безликая грубая одежда ее не портила. Маша Климова была прехорошенькой.
– Вот вы где, – странно обиженно сложила она губы, завидев подходящего Карелина. Сразу подозрительно прищурилась. – Где были? Что за папка?
Он подавил желание напомнить ей о пресловутом личном пространстве, которого она его время от времени лишала. Молча протянул ей папку. Климовой хватило минуты, чтобы все просмотреть и понять.
– Считаете, у вас получится? – спросила она, возвращая ему документы.
– Считаю, что мне этим стоит заняться.
– Получится заработать, я имела в виду.
– Я хочу этим заняться, – с нажимом ответил он. – Мне вдруг сделалось интересно.
– К вам могут не пойти, – пробубнила она ему в спину, когда Карелин, обогнув ее, двинулся к подъездной двери. – Для них вы как Раскольников. Это который убил старуху-процентщицу.
– Я помню, кто такой Раскольников. – Он резко остановился, холодно глянул. – И я не он. Я не делал ничего осознанно. Может, я вообще ничего не делал.
– Может быть… Но вы же этого не помните. Я читала материалы дела, – похвалилась Маша, с вызовом задирая подбородок. – Вы были настолько пьяны, что…
– Я помню материалы дела, – перебил ее Карелин.
И подумал, что эта симпатичная девушка-участковый может быть большой проблемой в его будущей жизни. Будет ему нравиться и мешать. Мешать и все сильнее нравиться.
– Вот я и подумала, что раз уж все так сложилось… – ее руки в толстых рукавах объемной куртки широко разошлись в стороны. – То мы могли бы помочь друг другу.
– Чем именно?
Вот лично она могла ему лишь навредить. Излишне пристальным вниманием, постоянным присутствием в их доме, их подъезде, возле двери его квартиры.
– Вы помогаете мне разобраться в смерти Сироткиной. Я помогу вам разобраться с убийством восьмилетней давности. Кое-что вызвало у меня вопросы и сомнения. Странно, что этого не заметили тогда, когда велось следствие.
Маша быстро набрала дежурный код на подъездной двери, распахнула ее широко и шагнула внутрь, призывно махнув ему. Карелин не успел за ней последовать. Со стороны соседнего подъезда раздался страшный женский вой и крики о помощи.
– Быстро туда! – среагировала участковый Климова.
Оттолкнув его, она бегом кинулась на крик. Карелину пришлось бежать за ней следом. Грязный снег вперемешку с песком и солью летел из-под каблуков ее форменных ботинок. Бежала, правильно ставя стопу. Спортивная, подготовленная. Хоть и невысокая, и хрупкая, сила в ней ощущалась. Такая скрытая, пружинящая, от которой лучше держаться подальше. У него вот не вышло…
– Что случилось? Что? Валентина Ивановна, успокойтесь! Что стряслось?
Маша трясла за плечи полную пожилую женщину, выбежавшую на улицу в стоптанных домашних тапках и пуховой шали, наброшенной на плечи поверх байкового халата.
– Он! Там! – Посиневшие губы женщины затряслись, когда она, повернувшись лицом к дому, потыкала в чьи-то окна пальцем.
– Кто там? Говорите внятно, – повысила голос Маша.
– Миша там.
– Поняла. Михаил Иванович Пачкин – о нем речь? – Она все еще держала женщину за плечи, легонько встряхивая. – Валентина Ивановна, сосредоточьтесь! Вы про Пачкина?
Женщина кивнула.
– Что с ним не так?
– Он там, – слабеющим голосом проговорила женщина. – Он там висит!..
Все, что происходило потом, было похоже на самую отвратительную историю, которую еще могла преподнести ему судьба в качестве подарка.
Они с Машей добежали до квартиры Пачкина. Дверь была распахнута настежь. Как оказалось, ее не закрыла Валентина Ивановна Миронова. Пришла навестить приболевшего друга, а там такое! Она в ужасе и с криками выбежала прямо на улицу, прямо в тапках и неодетой.
Пачкин висел в собственной ванной. Веревка была переброшена через крюк, на котором прежде висел старенький велосипед. Тот теперь нашел себе место в прихожей. В трениках и майке, с растрепанной седой шевелюрой, с петлей на шее, с вздувшимся посиневшим лицом.
Прямо под ним валялся перевернутый стул. На стиральной машинке лежала нацарапанная карандашным огрызком записка: «Простите меня. Я виноват. Устал».
– Выйдите из квартиры, – скомандовала Маша, набирая сразу своих коллег, а затем «Скорую».
Карелин послушно вышел на лестничную клетку. Приобнял Валентину Ивановну за плечи.
– Вам сейчас лучше сходить домой. Одеться теплее и принять какое-нибудь успокоительное. Хорошо?
– Да, да, да, вы правы. Холодно мне, – часто-часто закивала она и, шаркая подошвами стоптанных тапок по бетонному полу, двинулась к лифту. – И чая надо выпить. Горячего. И капель сердечных. Ох, Миша, Миша, что же ты натворил?
– Валентина Ивановна, а это его почерк? – окликнул ее Карелин.
– Что?
Она уже вошла в кабину лифта и ткнула пальцев в кнопку, задерживая закрытие дверей.
– Там, на стиральной машинке, лежала его записка.
– Да, да, записка… И карандаш был, я видела.
– Это все его? Карандаш, почерк в записке?
– А чье же?! – вытаращилась она на Карелина. – Вы же не станете утверждать, что…
Она замахала на него руками, выпустив кнопку удержания лифта. Дверцы тут же закрылись. Лифт поехал вверх.
– Сейчас все приедут, – порадовала Маша, выходя из квартиры Пачкина минуту спустя.
– Может, я пойду тогда?
– Нет. Не пойдете, – ухватилась она за рукав его легкой куртки.
Маша развернула его на себя так, чтобы свет из подъездного окна падал ему на лицо.
– Теперь-то вы понимаете, почему вам лучше все время находиться на виду, Карелин?
– Нет, не понимаю. Почему?
– Потому что рядом с вами снова начали умирать пожилые люди. И один из них… – Она с грустью качнула головой. – Одна… Умерла не по своей воле…
Женя лежал поперек широкой кровати абсолютно голый. Он слышал шум льющейся воды в ванной.
