Пририсовал пьедестал и человечка на верхней ступеньке. Сапун поставил запятую и закончил предложение: боюсь ее до умопомрачения.
И только Николай Павлович оставил все, как есть.
— Ну, ты и мастак! — толкнул приятеля заметно повеселевший Жук. — Крылов отдыхает!
— А кто такой Крылов? — поинтересовался Гулькин. — Это из Совета Федерации, что ли?
— Нет, не из Совета. Держи выше! Иван Андреич, известный русский баснописец.
— А этот при чем?
— А при том, что поскромничал наш Николаша, противный…
Последнее слово было произнесено в таком тоне, что дополнительных комментариев не потребовалось. Светлов побледнел и был готов ввязаться в драку. Ерофей не позволил. Осадил вскочившего полковника, ткнул в нос хохмачу кулак.
Но Жука понесло:
— Это надо же, как красиво у нас получается: одинок, зависим от подчиненных! Как много лишних букв! Написал бы проще: гомик.
— Да я тебе…
— А ну хватит! — так стукнул по столу кулаком Олег Олегович, что графин с коньяком подпрыгнул и приземлился в непосредственной близости от края, две пузатые стопки покатились и со звоном разбились об эксклюзивную итальянскую плитку. — На противника пашете, петушки? Не позволю общее дело испортить!
— Олежек, ты чего? — испуганно повернулся к нему Иван.
— Ничего: тут бы элементарно выкарабкаться, а эти…
— Нервы, Олег, — устало опустился в кресло Ерофей Игоревич. — Это все нервы.
— Нервы… Да эта зараза только того и ждет. В самый корень зрит, гнида! Копейкина любимого детища лишила, Мотьку — папаши-толстосума, Роберта — вожделенной славы.
— А дальше по списку я… — бескровными губами прошептал Гулькин.
— Спасайся, брат! Подключай, кого надо. За границу махни. Или хоть бабу свою отправь…
— Погодите! Не так сразу. Даю ночь на размышление. Завтра к восьми прошу собраться. Займемся стратегией защиты. И еще: сегодня к вам придут люди. На каждого — два профи нормального класса. Будьте с ними корректны и откровенны. У меня все…
— Ну, до завтра уж как-нибудь протянем… Ночью все кошки в одном цвете — поди разберись!
— А Жук в своем репертуаре…
Замечание никого не тронуло.
Гулькин вышел одним из первых. Почувствовал слабость в ногах, присел на ступеньках. Легкость, с которой он лавировал в сужающемся лабиринте, пропала. В сознании огромными жерновами перемалывались возможные тактики. Жену он, конечно, отправит. И сам отправится вслед за ней. Только бы успеть! Только бы…
— Эй, Вано, — рядом пристроился Николай, — о чем тоскуешь?
— Да вот, неможется что-то. Нервы, наверное…
— Может, заскочим на рюмочку чаю? Есть у меня местечко на примете.
— Не в этот раз, Николай. Мне торопиться надо. Ты иди, я сейчас…
— Ну, как знаешь, — Светлов уже догонял остальных.
От подъезда отъезжали дорогие иномарки. Избранные покидали насиженные места. Похоже, администраторы рая пересмотрели список его обитателей.
Чувствуя непонятную тяжесть в сердце, Иван Иванович по дороге заскочил в цветочный павильон у вокзала — тот работал до полуночи. Выбрал семь шикарных кремовых роз. Купил в супермаркете бутылку любимого Карининого «Мартеля», корзиночку клубники, тубу взбитых сливок.
«Встречу Каринку из бани чин-чинарем, — отгонял он дурные предчувствия излишне оптимистичной интонацией, — а потом уговорю на Ниццу. Или Канары. Самое время! Летом-то и у нас хорошо отдыхается…»
С легкостью купидона он взлетел на четвертый этаж. Прошел на кухню, соорудил на столе соблазнительный натюрморт. Полюбовался на шедевр. Глянул на часы.
— Не мешало бы переодеться!
Отправился в гардеробную.
— Не понял…
Половина шкафа оказалась свободной. Одежда жены исчезла. Иван распахнул соседний шкаф — та же картина — ни одной шубы!
— Что за хрень?
Прошел в спальню, набрал номер знакомого сыщика:
— Леш, нас, кажись того… — и заметил на прикроватной тумбочке конверт. — Погоди… тут послание какое-то…
Сердце застучало неровно и мелко, подмышки противно взмокли, руки затряслись…
Гулькин, ты козел!
И как я могла ничего не замечать!
Столько лет отдала ничтожеству! Прощай
Послание сопровождалось двумя фотографиями. И копией справки о выплате алиментов.
Зря он надеялся, что жена останется в счастливом неведении. Карина… главный и почти единственный смысл его жизни. Женщина, во имя которой он стал тем, чем стал. Без которой не мыслил жизни.
Ночные кошмары, дневные тревоги и страхи взорвались перед глазами ослепительным фейерверком. Дыхание перехватило. Пол и потолок поменялись местами. Гулькин рванул галстук вместе с пуговицами воротника. Упал на пуховую гору подушек. Судорожно выхватил из-под нижней пистолет…
* * *
Встреча прошла в теплой конструктивной обстановке. Коньяк пришелся кстати. Людмила не беспокоила. Маменька успешно отбыла на фазенду.
— Ну как ты тут? Разобрался?
— Не то слово. Михей, ты гений!
— Преувеличиваешь. Но приятно…
— Куда там! Скажи: недооцениваю! Наши вон, прохлопали громкий процесс в соседней епархии. Всем кагалом!
— Я тоже прохлопал. Поначалу. Искал важные события в области, а не подумал, что сегодня людям любые границы не границы. Отдыхали в одном месте, а потом взяли и поехали дальше. Были бы, как говорится, деньги и желания. В общем, лохонулся, признаю. Но! — Михей многозначительно поднял указательный палец. — Сам лохонулся, сам исправился. А что теперь?
— Теперь придется разгребать давно и не нами нагребанное. Я два дня в архиве угробил. Дело, скажу тебе…
— Не томи, что в материалах суда?
— В материалах все нормально — у истца своя свадьба, у ответчика — своя. Супруга погибшего Османа Османова показывает, что находящиеся в состоянии алкогольного опьянения лица — сплошь фигуранты из твоей таблицы — выстрелили петардой или фейерверком в катер, которым управлял ее муж. В результате взрыва Османов погиб. Его сын получил несовместимые с жизнью ранения.
Ответчики в один голос заявляют, что сами ничего не запускали, просто проводили выходной на лоне природы. Фейерверк решил устроить владелец судна, на котором они катались по Валюшинке.
— По чему катались?
— Да по Валюшинке нашей. Забыл? Речушка у нас такая протекает. По границе нашей и соседней областей. Рыбой богатая — страсть! Там народу пропасть. Что летом, что зимой. Так вот…
Владелец судна дал признательные показания. Да, запускал. Разрешенные законом фейерверки, продукция уважаемого соседнего государства. Сертификат качества предъявил.
— Даже так?
— Там все было схвачено как в аптеке. Дедку сто лет в обед. Даже если бы признали виновным, хотя возрастной ценз и не позволял, то ухватиться не за что. Ну, запускал и запускал. В безлюдном месте. А что из-за поворота в этот момент катерок выскочил — так обыкновенный несчастный случай.
— Можно оспорить.
— А толку? Там же суд присяжных организовали. Типа в качестве эксперимента. Два дела провели. Образцово-показательных. В прессе осветили. Все, как положено. А третьим слушанием было наше дело. Тут уж как ни крутил залетный адвокатишко, а народные заседатели по-своему решили. Свои люди, чего
