— Что ты хотел узнать, Гвидо? — спросила она и улыбнулась, желая смягчить резкость вопроса.
— Все, что ты можешь рассказать о ростовщиках.
Она на мгновение отвела взгляд:
— Кому нужна информация?
— Мне, конечно.
Ее губы дрогнули в улыбке.
— Понятно, что тебе, Гвидо, но ты спрашиваешь как полицейский, который ведет расследование, или просто хочешь ответить на вопрос какого-нибудь знакомого?
— Зачем тебе знать?
— Потому что в первом случае, боюсь, мне нечего тебе рассказать.
— А во втором?
— Тогда можем поговорить.
— Но в чем разница?
Он задал вопрос как бы между прочим и тут же шагнул к стойке за порцией картофельных чипсов, скорее чтобы дать ей время обдумать ответ, чем потому, что ему на самом деле хотелось перекусить.
Когда он вернулся, ответ был готов. От чипсов она отказалась, решительно покачав головой, и ему пришлось есть их самому.
— Если ты спрашиваешь как полицейский, то все, что я скажу тебе, мне, возможно, придется повторить в суде или тебе придется признаться, откуда ты получил информацию. — Он попытался возразить, но она не позволила. — Если это обычный дружеский разговор, то я расскажу тебе все, что смогу, но я должна быть уверена, что ты навсегда забудешь об этой встрече.
Франка была как никогда серьезна.
— Они что, так опасны? — не поверил Брунетти.
— Выйдем на улицу, — попросила она.
Франка пересекла кампо Сан-Лука и подошла к витрине книжного магазина. Случайно или намеренно, но Франка остановилась на значительном расстоянии от людей, находившихся в этой части кампо, — это были две старухи, склонившиеся друг к другу, опираясь на свои палки.
Брунетти встал рядом с Франкой, взглянул в витрину: отражение было неотчетливым и чуть искаженным, поэтому пара на стекле легко могла сойти за тех молодых людей, которые много лет назад часто встречались здесь за кофе с друзьями.
— Чего ты так боишься? — спросил Брунетти.
— Моему сыну пятнадцать, — сказала она вместо объяснения и в свою очередь спросила: — Почему ты хотел встретиться именно здесь, Гвидо?
Он улыбнулся:
— Я знаю, что ты занятой человек и живешь близко от бара, я посчитал, что здесь будет удобнее всего.
— Это единственная причина? — спросила она, переводя взгляд с отражения на реального Брунетти.
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Так ты действительно ничего не знаешь о ростовщиках? — удивилась Франка.
— Нет. Мне известно лишь то, что в нашем городе они есть. Но мы никогда не получали никаких официальных жалоб в их адрес.
— С ними ведь обычно имеет дело Финансовая гвардия?
Брунетти пожал плечами. Он не имел ни малейшего понятия, чем на самом деле занимаются сотрудники Корпуса финансовой гвардии.[13] Он часто видел их, одетых в серую форму, украшенную яркой эмблемой: пылающий факел, подразумевающий, по всей вероятности, жгущее их сердца пламя справедливости. Однако ему как-то не довелось убедиться в положительных результатах их деятельности, разве что она стимулировала граждан изобретать новые способы уклонения от налогов.
Он кивнул, постеснявшись признаться в своей некомпетентности.
Франка отвернулась и обвела кампо глазами. Движением подбородка она указала на расположенный на другой стороне ресторан-столовую:
— Что ты видишь?
Через огромные окна хорошо просматривалось помещение с маленькими столиками, за которыми сидела в основном молодежь, с наслаждением уплетая фаст-фуд.
— Я вижу уничтожение двухтысячелетней культуры кулинарии, — сказал он со смехом.
— Да нет, что ты видишь снаружи? — серьезно спросила она.
Он взглянул в ту сторону еще раз, разочарованный, что она не оценила его шутку, и увидел перед рестораном двух занятых разговором мужчин в темных костюмах; у каждого в руках был портфель. Слева от них стояла молодая женщина, неловко прижимая к боку сумочку: она внимательно изучала записную книжку и одновременно пыталась набрать номер на мобильном телефоне. Позади нее бедно одетый мужчина лет шестидесяти, высокий и очень худой, наклонился, что-то говоря, к пожилой женщине во всем черном, сгорбленной прожитыми годами. Ее маленькие ручки цепко держали большую черную сумку. Лицо у нее было узкое, с длинным острым носом. Она напоминала какую-то из сумчатых зверюшек.
— Я вижу множество людей, которые делают то, что люди обычно делают на кампо Сан-Лука.
— Что именно? — спросила она, поднимая на него настороженный взгляд.
— Встречаются — случайно или по договоренности, разговаривают, заходят выпить, как и мы, а потом идут домой обедать, что и мы с тобой тоже проделаем.
— А эти двое? — Франка указала подбородком на худого мужчину и старуху.
— Она, похоже, находится на пути домой к обеду, только что отстояв длинную мессу в одной из небольших церквушек.
— А он?
Брунетти еще раз посмотрел на пожилую пару. Они были по-прежнему увлечены разговором.
— Синьора, сдается мне, пытается спасти его душу, а синьор решительно не желает спасаться, — ответил Брунетти.
— И правильно делает. Все равно ему нечего спасать, — заметила Франка.
Брунетти удивился, услышав от нее столь резкое высказывание: Франка в жизни ни о ком не сказала дурного слова.
— Да и ей наплевать на спасение его души, — добавила она холодно и безапелляционно.
Франка повернулась к книжному магазину и, стоя спиной к Брунетти, тихо сказала:
— Это Анжелина Волпато и ее муж, Массимо. Эти двое — самые страшные ростовщики в городе. Никто не знает, когда они начинали, но в течение последних десяти лет большинство людей обращалось именно к ним.
Брунетти заметил, что кто-то остановился рядом с ними: подошла женщина, чтобы рассмотреть книги на витрине. Франка замолчала. Когда женщина отошла, Франка продолжила:
— Люди знают, что они ссужают деньги под проценты, приходят сюда, разговаривают с ними, а потом Анжелина приглашает их к себе домой. Она настоящий вампир! — Франка с трудом перевела дыхание. — Оттуда она звонит нотариусу, и они подписывают бумаги. Она дает им деньги. Если нужно лишь несколько миллионов лир, заемщики поручаются своим имуществом. Но если сумма значительная — пятьдесят миллионов или больше, — то она мгновенно рассчитывает процент, хотя, как мне говорили, она неграмотна, как и ее муж. — Франка остановилась, запутавшись в собственных мыслях, вздохнула и закончила: — Если нужна очень крупная сумма, они соглашаются передать ей право собственности на дом, если к назначенному дню не сумеют выплатить условленную часть долга.
— И если они не сумеют?..
— Тогда ее юрист привлекает их к суду, поскольку у нее есть документ, подписанный у нотариуса.
Рассказывая, она не отводила взгляда от обложек книг, выложенных в витрине, а Брунетти в это время инспектировал свою память и совесть и был вынужден признаться самому себе, что услышанное было для него не ново. Точных деталей он, конечно, не знал, но хорошо представлял схему, по которой действуют ростовщики. Однако финансовые преступления — это головная боль Финансовой гвардии. Лишь обстоятельства и слепой случай привлекли его внимание к Анжелине Волпато и ее мужу, которые сейчас, в солнечный весенний полдень все еще беседовали на другой стороне маленькой венецианской площади.
— Какой процент они берут?
— Это зависит от того, в насколько отчаянном положении находится заемщик, — ответила Франка.
— А откуда они об этом положении узнают?
Она отвела взгляд от маленьких поросят в пожарных машинах, несущихся неведомо куда на обложке детской книжки, и с укоризной посмотрела на него:
— Ну, это тебе известно не хуже, чем мне. Когда человек вынужден просить банковский кредит, сотрудники банка узнают об этом к концу дня, члены их семей — утром, а весь город — к полудню.
Брунетти пришлось согласиться. Потому ли, что чуть ли не все жители Венеции связаны друг с другом кровным родством или дружбой, или просто потому, что этот город, сокровищница мировой культуры, остается, по сути, большой деревней, но ни один секрет сохранить в здешнем тесном мирке невозможно. Для него давно стало очевидным, что финансовые проблемы любого венецианца быстро становятся достоянием общественности.
— И все же, какой процент они требуют? — повторил он вопрос.
— Говорят, двадцать процентов в месяц. Но я слышала, что иногда и пятьдесят.
В Брунетти тут же заговорил венецианец.
— Это же шестьсот процентов в год! — вскричал он, не в силах скрыть негодования.
— Намного больше, если это составной процент, — поправила Франка, тем самым доказав, что ее предки прожили в Венеции на несколько веков дольше, чем предки Брунетти.
Брунетти снова взглянул на парочку. Они закончили разговор, и женщина пошла по направлению к Риальто, а мужчина двинулся в их сторону.
