Брунетти снова взглянул на парочку. Они закончили разговор, и женщина пошла по направлению к Риальто, а мужчина двинулся в их сторону.
Когда он подошел ближе, Брунетти получил возможность разглядеть лицо: выпуклый лоб, кожу, свисающую складками, как от неизлечимой болезни, толстые губы и глаза с тяжелыми веками. У ростовщика была странная, какая-то птичья походка: ноги при ходьбе он слегка приподнимал и, не разгибая, ставил их на землю, как будто беспокоясь о том, чтобы не сбить каблуки туфель, которые уже не раз побывали в починке. На лице Волпато лежала печать возраста и болезни, но его неуклюжая походка — он повернул в сторону мэрии, и Брунетти наблюдал за ним со спины — оставляла странное ощущение юношеской неловкости.
Оглянувшись, комиссар увидел, что старуха исчезла, однако образ то ли сумчатого зверька, то ли грызуна вроде крысы, стоящей на задних лапах, врезался в память Брунетти.
— Откуда ты знаешь обо всем этом? — спросил он Франку.
— Не забывай, что я работаю в банке.
— И эти двое — последняя инстанция для людей, которые не могут ничего от вас получить?
Она кивнула.
— Но как люди о них узнают? — спросил он.
Она внимательно посмотрела на него, как будто размышляла, насколько ему можно доверять:
— Я слышала, что иногда ростовщиков рекомендуют сами работники банка.
— Что?!
— Когда люди пытаются взять кредит в банке и им отказывают, один из служащих как бы случайно предлагает им поговорить с Волпато. Или с тем ростовщиком, который платит ему процент.
— Какой процент? — спросил Брунетти ровным голосом.
Она пожала плечами:
— По-разному.
— От чего это зависит?
— От того, сколько одалживают. От договоренности хозяина или директора банка с ростовщиками. — Брунетти совсем уж было собрался разразиться возмущенной речью, но она не дала ему раскрыть рта: — Если людям нужны деньги, они где-нибудь их все равно раздобудут. Если не у друзей и родственников, если не официальным путем — в банке, то у людей вроде Волпато.
У Брунетти оставался последний вопрос. Настолько деликатный, что ответ на него можно было узнать, только ринувшись напролом. И он спросил:
— Это связано с мафией?
— А что не связано? — вопросом на вопрос ответила Франка, но, заметив, что он раздражен, добавила: — Извини, это была просто шутка. У меня нет прямых доказательств. Но если ты немного поразмыслишь, то поймешь, что это отличный способ отмыть деньги.
Брунетти кивнул. Только покровительство мафии могло гарантировать беспроблемное существование такого прибыльного дела, как ростовщичество, обеспечив невмешательство властей.
— Я испортила тебе аппетит? — спросила она, неожиданно улыбнувшись, и тут же стала прежней Франкой.
— Нет, нисколько, Франка.
— Почему ты интересуешься всем этим?
— Это может быть связано еще кое с чем.
— Почти все в этой жизни связано между собой. — Сделав этот философский вывод, Франка благоразумно закончила разговор, ни о чем больше не расспрашивая, — еще одно качество, которое он в ней высоко ценил. — Пойду домой, обедать. — И она потянулась поцеловать его в обе щеки.
— Спасибо, Франка. — Брунетти обнял ее, чувствуя, как успокаивает его ощущение ее сильного тела и еще более сильной воли. — Видеть тебя — всегда радость.
Она похлопала его по руке и пошла по улице. Глядя в ее удаляющуюся спину, он подумал, что не спросил Франку о других ростовщиках, а теперь уже неловко окликать ее и задавать новые вопросы. Да ему и не хотелось: он торопился домой.
По дороге Брунетти признался самому себе, что ему по-прежнему приятно обнимать уютное, такое знакомое тело Франки, и машинально перенесся мыслью в то время, когда он с ней встречался, а это было более двух десятков лет назад. Он вспомнил длительную ночную прогулку по пляжу Лидо в праздник Реденторе;[14] в то время ему было, должно быть, лет семнадцать. Фейерверк давно уже закончился, и они гуляли, взявшись за руки, потом ожидали рассвета, не желая, чтобы ночь заканчивалась.
Но она закончилась, как и многое другое между ними, и теперь у нее был ее Марио, а у него — его Паола. Он зашел к Бьянкату и купил для Паолы дюжину ирисов, радостный от сознания, что может это сделать, счастливый от мысли, что она ждет его.
Когда он вошел, она была в кухне, сидела за столом и лущила молодой горошек.
— Risi е bisi, — произнес он вместо приветствия, увидев стручки, и протянул ирисы.
Улыбнувшись при виде цветов, Паола согласилась:
— Нет ничего лучше риса с зеленым горошком! — И подставила щеку для поцелуя.
Поцеловав ее, он шутливо спросил:
— А разве ты не принцесса и тебе не нужно положить горошины под матрац?
— Нет уж, лучше поедим ризи-э-бизи, — отказалась она. — Ты не поставишь цветы в вазу, а я пока закончу возиться? — попросила она, показав рукой на полный бумажный пакет гороховых стручков, лежащий перед ней на столе.
Он притянул стул к застекленному шкафу, взял со стола газету, постелил на сиденье и взобрался на стул, чтобы достать одну из высоких ваз, стоящих наверху.
— Думаю, подойдет синяя, — сказала она, внимательно наблюдая за ним.
Брунетти поставил стул на прежнее место и понес вазу к раковине:
— Сколько наливать?
— Половину. Что ты будешь есть?
— А что есть? — улыбнулся он.
— С воскресенья у меня остался ростбиф, могу нарезать салат.
— Кьяра ела мясо на этой неделе?
Неделю назад Кьяра, находясь под впечатлением статьи о современном способе забоя телят, объявила, что всю оставшуюся жизнь будет вегетарианкой.
— Разве ты не помнишь, она с удовольствием ела ростбиф в это воскресенье? — удивилась Паола.
— Ах да, конечно, — ответил он, вынимая цветы из бумаги, в которую их аккуратно упаковал Бьянкат. Вид у него был отсутствующий.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Каждый день что-нибудь да случается. — Он набрал в вазу воды. — Мы живем в порочном мире.
Она вернулась к своему горошку:
— Людям наших с тобой профессий это отлично известно.
Заинтригованный, он спросил:
— А тебе-то откуда?
Полицейский с двадцатилетним стажем, он считал себя чуть ли не единственным авторитетом по части человечества, сбившегося с пути истинного.
— Ты сталкиваешься с фактами морального упадка. Я наблюдаю то же самое в интеллектуальной и духовной сферах. — Паола произнесла эти фразы, как на лекции, будто пародируя саму себя, — она часто использовала этот приемчик, чтобы снять излишний пафос, когда серьезно говорила о своей работе. Усмехнулась и спросила уже нормальным голосом: — Кстати, что настроило тебя на такой философский лад?
— Сегодня мы с Франкой выпили по стаканчику.
— Как она?
— Прекрасно. Ее сын взрослеет, и, мне кажется, ей не слишком нравится работать в банке.
— А кому нравится? — задала риторический вопрос Паола, а потом вернулась к теме их разговора: — Почему встреча с Франкой заставила тебя вспомнить о греховности мира? Обычно встреча с прошлым вызывает противоположный эффект.
Брунетти медленно, один за другим, ставил ирисы в вазу, прокручивая в голове слова жены в поисках скрытого смысла, а может, и враждебности, и ничего такого не замечая. Паола не сомневалась, что он был рад встрече со старым другом, и радовалась вместе с ним, что они пообщались. Как хорошо, что она понимает его, с благодарностью подумал он, и на сердце стало тепло. Один из ирисов упал под стол. Он подобрал его, поставил вместе с другими и осторожно отодвинул вазу в сторону, на безопасное от края расстояние.
— Она дала мне понять, что боится за Пьетро, если расскажет мне о ростовщиках.
Паола подняла глаза от горошка:
— Ростовщики? А что они могут сделать?
— У Росси из Кадастрового отдела в бумажнике нашли телефонный номер адвоката, который вел против них несколько дел.
— Что за адвокат?
— Из Феррары.
— Это не тот, которого убили? — спросила она, внимательно глядя на него.
Брунетти кивнул:
— Судебный следователь, который занимается этим делом, исключил версию о причастности ростовщиков и, кажется, очень заинтересован в том, чтобы убедить меня, что на самом деле киллер убил не того человека.
После длинной паузы — Паола обдумывала услышанное — она спросила:
— Ты думаешь, смерть Росси и убийство этого адвоката как-то связаны?
— У меня нет никаких доказательств. Может, просто совпадение.
— Жизнь — это череда совпадений.
— А убийство — нет, поэтому я хочу выяснить, зачем Росси звонил адвокату.
Она прикрыла ладонями кучку забракованных стручков:
— А почему ты решил спросить о ростовщиках у Франки?
— Я подумал, что, работая в банке, она может знать о людях, которые дают в долг деньги.
