Новая тревожная нотка появилась в голосе Лолы.
— Боюсь интересовалась не я одна. В пяти магазинах мне говорили, что я уже вторая, кто ищет эту камеру.
Холодок прошел у меня по спине.
— Ну?..
— Я решила, что, кто бы это ни был, он пользуется тем же методом-идет по списку из телефонной книги. Тогда я начала с конца списка и нашла первая.
Вошел мистер Берин и предложил мне хайбол. Я с благодарностью кивнул и сделал маленький глоток.
— Продолжай.
— Я боялась оставлять квитанцию у себя. Вложила ее в конверт и послала с мальчиком к тебе в контору.
— Умница. Я люблю тебя, всю до капли. Ты не представляешь, как я тебя люблю.
— Майк, пожалуйста…
Я засмеялся — свободно, радостно, захлебываясь от счастья, которого не испытывал уже очень давно.
— Брось, Лола. Скоро все будет кончено, а у нас целый мир и вся жизнь, чтобы им наслаждаться. Скажи мне, Лола, скажи… — Майк, я люблю тебя, я люблю тебя! — Она всхлипнула.
— Запомни, милая: я скоро приду. Подождешь меня?
— Конечно… Только поторопись — я так хочу тебя видеть!
Положив трубку, я залпом опорожнил бокал — если бы я мог передать мистеру Берину хоть частицу своего счастья…
— Кончено, — сказал я.
Ответа не было — лишь медленный наклон головы.
— Очевидно, мне следует радоваться. Но я не могу примириться со смертями… В них доля и моей вины. — Он содрогнулся и поставил бокал. Хотите еще?
— Да, пока есть немного времени.
Он взял поднос и, выходя, откинул крышку проигрывателя. Я слушал мерный ритм оперы Вагнера и следил за завитками дыма, поднимающегося от кончика тлеющей сигареты.
На этот раз мистер Берин принес с собой бутылку виски, ликер и ведерко со льдом.
— Расскажите мне, Майк, без подробностей, только самое главное, попросил он, опустившись в кресло. — Причины… почему такое случается? Может быть, когда я все узнаю, то смогу успокоиться.
— В этом деле подробности — самое главное, их нельзя опускать. Мы искали имя, а нашли преступление. Мы расследовали преступление, а нашли имена. На сей раз не зевает и полиция. Каждую минуту, которую мы здесь сидим, какой-нибудь сволочи в городе прищемляют хвост. Вы можете гордиться, мистер Берин. Я — горжусь, я дьявольски горжусь. Я потерял Нэнси, но нашел Лолу… и какую-то частицу самого себя.
— Если бы мы только сделали что-нибудь для этой девушки…
— Нэнси?
— Да. Она умерла в таком одиночестве!.. Но ведь каждый сам выбирает себе путь. Если, как вы говорите, она действительно имела внебрачного ребенка и шла по стезе греха — кого тут винить? — Он грустно покачал головой. — Если бы они имели хоть немного гордости… хоть малейшее представление о чести, ничего бы этого не было. И дело не только в Нэнси сколько еще подобных ей?
— Жизнь сложная штука, мистер Берин. Кто не допускает ошибок? Но так жестко расплачиваться…
Бутылка опустела наполовину, прежде чем я взглянул на часы и поднялся.
— Уже поздно. Вельда меня съест.
— Я был рад вашему приходу Майк. Вы хороший человек. Приходите ко мне завтра. Я хочу знать, что происходит.
На пороге мы пожали друг другу руки и, спускаясь по лестнице, я слышал, как закрылась дверь. Портье был на месте: прижимал палец к губам и умолял меня сохранять тишину — я, черт побери, не мог не свистеть! «Осталось совсем немного», — подумал я, выводя машину со стоянки.
Вельда отчаялась меня дождаться. Я заметил ее, когда она переходила улицу, как тростью размахивая своим зонтиком.
— Кто-то обещал прийти через полтора часа! — гневно сказала Вельда.
— Извини, радость, замешкался.
— Ты всегда мешкаешь.
Она становилась дьявольски хорошенькой, когда выходила из себя.
Мы расписались в книге ночных посетителей, и сонный лифтер вознес нас на четвертый этаж. Вельда искоса поглядывала на меня, стараясь сдержать любопытство, и, наконец, не выдержала:
— Обычно я знаю, что происходит, Майк.
— Камера. Рыжая фотографировала.
— Естественно.
— А фотографии можно было использовать для шантажа. Из-за этого и заварилась каша… И нам они понадобятся как доказательства.
— Ага.
Она не поняла, но решила, что все ясно. Позже мне придется рассказать ей подробно. Позже, но не сейчас.
Мы дошли до конторы, и Вельда своим ключом открыла дверь и включила свет. Я так давно здесь не был, что комната показалась мне чужой. Пока Вельда поправляла перед зеркалом прическу я подошел к столу.
— Где квитанция, крошка?
— На самом виду, у тебя под носом.
— Не вижу.
— О-ох, ну вот же… — Ее взгляд медленно скользнул со стола на меня, глаза расширились. — Она пропала, Майк.
— Пропала! Как это?!
— Отлично помню, что перед уходом положила ее на стол. У меня всегда все в порядке…
Вельда замолчала. Ее рука опустилась на чистую записную книжку. Лицо утратило всякий оттенок.
— Говори же!
— Вырвана страница… та, где я записала телефон и адрес Лолы.
— Боже!
Я распахнул настежь переднюю дверь, рассматривая ее на свету. Вокруг замочной скважины блестели мелкие царапины, оставленные отмычкой. Я, наверное, закричал, потому что в ушах стоял пронзительный звук, когда я мчался но лестнице. Ступеньки прыгали перед глазами, сливаясь в дрожащий серый ряд.
Акселератор был вжат в пол до предела, но моя нога дрожала от напряжения, стараясь вдавить его еще глубже. Стрелка спидометра подпрыгнула к ограничителю и там остановилась. Тормоза протестующе визжали на поворотах. Я был благодарен дождю и позднему часу: мне не мешали ни прохожие, ни машины. Мои глаза смотрели только вперед, а рука намертво вцепилась в руль.
Я не смотрел на часы, но время, казалось, растянулось, и прошла целая вечность, прежде чем я бросил машину у подъезда. Ни разу не оступившись в кромешной тьме, я добежал до двери, рванул ее, и крик застрял в горле твердым комком.
Лола лежала на полу с распростертыми руками; верх платья был пропитан кровью. Я свалился рядом на колени и приподнял ее голову. Рана в груди клокотала. Она еще дышала.
— Лола…
Ее веки дрогнули. Она увидела меня, и губы, совсем недавно такие алые и сочные, разошлись в слабой улыбке.
— Лола…
Я пытался помочь ей, но ее глаза сказали мне, что было слишком поздно. слишком поздно. СЛИШКОМ ПОЗДНО.
Каким-то образом она сумела указать пальцем на телефон, потом на дверь, и рука ее бессильно упала. Лола не издала ни звука, но губы шевельнулись, и она сказала в последний раз: «Я люблю тебя, Майк». Я наклонился и нежно, мягко поцеловал ее, ощутив соленый привкус слез.
Ее глаза закрылись — Улыбка осталась на лице, но Лола была мертва. Знай — я люблю тебя. Знай, что всегда, всегда буду любить тебя. Только тебя.
Я был опустошен. Внутри у меня все выгорело — ни эмоций, ни боли. Да и что чувствовать, что делать?.. Я закрыл глаза и произнес молитву, молитву без слов. Когда я открыл глаза, Лола все также указывала на дверь — даже сейчас, мертвая, пыталась мне что-то сказать.
Пыталась сказать, что убийца притаился на лестнице, не успев убраться! Он ждал от меня очевидного: что я вызову врача и полицию и, тем самым, подарю ему драгоценные секунды. Но если есть что-нибудь святое на свете, он не уйдет! И тут я услышал шорох…
Ну нет!!!
Я не старался не шуметь, я перепрыгивал через ступеньки, едва не отрываясь от перил на площадках. Убийца тоже больше не пытался таиться и бросился на улицу; взревел мотор. Я влетел в машину, и мы почти одновременно вырвались на шоссе.
Кто бы ни сидел за рулем, он явно осатанел от ужаса и несся по дороге без малейшего опасения за свою жизнь. Может быть, он услышал мой дикий смех, когда расстояние между нами начало сокращаться; может быть, он мысленно видел мое лицо: глаза, горящие жаждой мщения, и зубы, стиснутые так, что крошилась эмаль.
Тело превратилось в клубок мышц, раздираемых яростью. Я не мог дышать, я мог только втягивать воздух, задерживать его как можно дольше и выпускать с протяжным свистом. За нами погнались было полицейские машины, но быстро отстали и затерялись.
Каждую секунду видеть, как уменьшается расстояние, каждую секунду подбрасывать еще больше угля в огонь, разъедающий мои внутренности и затуманивающий зрение, пока не остался один только узкий туннель света и в конце его — машина. Мы ехали уже почти бампер к бамперу, и я чувствовал, как становлюсь на два колеса при поворотах. Страх заставил меня притормозить — страх, что потеряю его. На крутом вираже он выиграл время и вырвался на полквартала вперед. Я знал, куда он стремится — на Вестсайдскую автостраду, надеясь побить меня там в скорости.
Не уйдешь. От смерти нельзя уйти. Под капотом рвались и кричали от напряжения сто сорок черных лошадей, а я смеялся, как безумный, пока по щекам не покатились слезы. Автострада выросла внезапно, и он попытался свернуть на нее, отчаянно ударив по тормозам. Колеса с диким визгом скользнули по бетону, машина пошла юзом и влетела в дорожное ограждение. Раздался скрежет металла, во все стороны брызнули осколки стекла. Скрежетанье моих тормозов добавило новую ноту к этой неземной симфонии разрушения.
