— Значит, они ссорились, и Георгий Эдуардович Пригрозил ей оружием? Так?
— Я не знаю. Меня там не было. Просто я хотела уточнить тот момент, когда всем в доме стало известно про оружие.
— Всем?
— Да.
— Включая вашу домработницу и шофера?
— Причем здесь они?
— Вы хотите сказать, что это дело семейное? Что только кто-то из членов семьи мог выстрелить в хозяина дома?
— Он пока не хозяин. То есть наследство должно быть поделено между ним и Марусей. Дочерью моего… покойного мужа. То есть, должно было быть поделено, но теперь…
— Значит она — самый заинтересованный в его смерти человек, так?
— Зачем вы так?
— Но ведь именно ее застали с пистолетом в руках возле потерпевшего.
— Я не могу себе представить, что Маруся — убийца. Не могу.
— Хорошо. Где вы были в момент выстрела?
— Я? У себя в комнате.
— Одна?
— Да.
— Кто первым вошел в кабинет? После того как девушка подняла с пола пистолет?
— Кажется… Олимпиада Серафимовна. Да. Когда я спустилась, она уже была в кабинете. Потом Наталья Александровна.
— Но с чего вы взяли, что первая появилась там раньше второй?
— Не знаю. Вы у них спросите.
— Значит, вы пришли третьей? А потом?
— Эдик и Егор. Потом Настя и Вера Федоровна. Кажется.
— Кажется?
— Да что я, по сторонам смотрела?! Поймите вы. Мы все думали только о том, что Георгий умер!
— Убит. Что кто-то его убил.
— Эта девочка просто не могла… Не могла.
— Выясним. А кто, по-вашему, мог?
— Не знаю. Никто.
— Никто не мог, а в кабинете лежит труп.
— Может быть, это было самоубийство?
— А причины? Человек получил огромное наследство, он здоров, у него семья… А что у нас с семейной жизнью?
Нелли Робертовна замолчала надолго. Не сказать? Все равно узнают.
— Так что? — мягко, но настойчиво повторил свой вопрос капитан.
— Он, кажется, собирался жениться.
— Вот видите. А вы о самоубийстве говорите! Так и запишем: «собирался жениться». Вам надо пройти дактилоскопию.
— Что!?
— Как всем, живущим в этом доме. На пистолете могут оказаться отпечатки пальцев. Это убийство, Нелли Робертовна, и не надо на меня так смотреть.
— Как угодно…
… — Так. Олимпиада Серафимовна Листова. Вы кем приходитесь потерпевшему?
— Я мать, — (жалобный звон качнувшихся серег).
— Скажите, вы первой вошли в кабинет?
— Первой? Там уже была эта Маруся. С пистолетом. Скажите, зачем? Зачем она убила моего сына?
— А вы что видели, как она стреляла?
— Если бы я это видела, я бы сама кинулась под дуло пистолета! Я подставила бы свою собственную грудь! Я бы не допустила! Я мать!
— А где вы были в момент выстрела?
— На кухне. Я была на кухне. Я хотела сделать ему… Хотела принести что-нибудь, ведь на сухомятке он может испортить себе желудок. Простите. Мой сын… Мог испортить… Не могли бы вы меня отпустить? Мне нехорошо.
— Конечно, конечно. Скажите только, с кем вы были на кухне?
— С кем? Почему с кем? Одна.
— А ваша домработница? Ольга Сергеевна?
— Она вышла.
— Куда?
— Ну, откуда же мне знать? Мало ли дел по дому!
— Да, дом, действительно, огромный. Значит, вы услышали выстрел и, поскольку кухня недалеко от кабинета, прибежали первой. Практически первой, потому что ваша м-м-м… даже не знаю как ее назвать…
— Внебрачная дочь моего бывшего мужа.
— Пусть так. Она уже была в кабинете. Она так быстро бегает? Со сломанными ребрами?
— Вы хотите сказать, что… Что я не спешила, да? Но я не сразу поняла, что случилось! Этот звук… Выстрел… Мне показалось сначала, что в саду. Или на втором этаже. Не знаю. И потом — никто ведь не спешил.
— Но ведь все знали, что пистолет находится в кабинете.
— Я старая женщина. У меня со слухом не все в порядке, порой я теряю ориентацию. У меня только что убили единственного сына. Отпустите.
— Хорошо, вы можете идти. Примите лекарство, успокойтесь. Мы потом погорим. Поймите, что показания каждого члена семьи очень важны. И еще вы тоже должны пройти дактилоскопию. Где там кто-нибудь? Человеку плохо!…
… — Вера Федоровна Оболенская. Да. Из старинного рода князей Оболенских.
Платошин внимательно посмотрел на даму: крошечная шляпка, пришпиленная к взбитым волосам, пухлые пальчики нервно теребят бахрому серебристой шали. А нос у дамы смешной, пимпочкой, и вся она рыхлая, напузырившаяся, словно квашня с тестом. Того и гляди, телеса полезут через край. Княгиня? Смешно!
— Кем вы приходитесь потерпевшему?
— Георгию Эдуардовичу? Первая жена. К сожалению, бывшая.
— К сожалению?
— Он был инициатором развода, не я.
— Причина?
— Ах, ма шер, это было так давно!
— Простите?
— Господин капитан, конечно. Ма шер — это значит дорогой мой. По-французски. Привычка, простите. Причина развода… Ну, не знаю. Я не стала его удерживать. Возможно, что другая женщина. Ведь не прошло и года, как он женился на Наталье.
— Вы где были в момент выстрела?
— Я? У себя в комнате.
— Одна?
— Да.
— Говорят, вы пришли в кабинет последней.
— Моя комната находится в самом конце коридора. И потом, она в мансарде на третьем этаже. Я задремала, и не сразу сообразила, что случилось, когда услышала выстрел. А потом вдруг вспомнила про пистолет в кабинете, и…
— И?
— Побежала. Как все.
— В каких отношениях вы были с потерпевшим?
— Я? В отношениях? У нас общий ребенок.
— Ему, кажется, уже двадцать восемь лет, вашему ребенку.
— Я мать и для меня он всегда будет ребенком. И потом, разве Эдик не имеет никаких прав жить в этом доме, доме своего родного деда?
— Но он, насколько я понял, не жил здесь. А жили вы.
— Ах, Нелли всегда была ко мне так добра! Поймите, мне много не надо. Я человек скромный, нетребовательный.
— Вы где-нибудь работаете?
— Работаю? Я?
— Но до пенсионного возраста вам еще далековато, а?
— Я женщина.
— Понятно. Сейчас с пистолета снимут отпечатки пальцев.
— Отпечатки? Почему отпечатки?
— А вы должны пройти дактилоскопию. Как все в доме.
— Но… Разве нельзя без этого?
— Нет.
— Но это же оскорбительно!
— Простите великодушно, госпожа княгиня, но в доме труп.
— Что ж. Ах, господи, что же это! Мне нехорошо.
— Что-то болит?
— Сердце. Я такая впечатлительная! Конечно, у нас с Георгием Эдуардовичем давно уже все остыло, но я как вспомню… Как вспомню…
— Хорошо, вы можете быть свободны…
…— Наталья Александровна Листова, бывшая жена. Если быть точной, вторая бывшая жена.
— Вы сегодня поссорились с потерпевшим
— Ах, доложили уже! Не сомневаюсь, что Вера. Никак не поймет, что делить уже нечего. Да, мы поссорились. А что я должна была делать? Он же собрался выдворить меня отсюда!
— Потому что собирался жениться. Так?
— Вот оно, грязное белье! А еще просили меня… Нет уж, я скажу все. Не только меня он собирался выгнать отсюда, но еще и Нелли. И Настю. И, между прочим, Нелли врет, когда говорит, что прибежала в кабинет после меня. То есть прибежала, конечно, но… После того, как вышла оттуда. Вот. Она стояла на лестнице, когда я вошла в дом. Просто стояла на лестнице и чего-то ждала. Олимпиада Серафимовна ее не видела, у нее зрение слабое, а я видела. Там есть такая небольшая ниша, и если внимательно приглядеться…
— Может, это была не она?
— А кто еще?
— Вообще-то Олимпиада Серафимовна только что жаловалась на слабый слух, но никак не на зрение. Похоже, что у нее дальнозоркость, а? Никак не близорукость.
— Она вам наговорит! Кто-то стоял в нише, я вам клянусь!
— А если это просто ваша фантазия? Или месть, а?
— Ха! Не хотите — не верьте.
— А если посерьезнее?
— Я вам еще и не такое расскажу!
— Но ведь это вы сегодня ссорились с потерпевшим, а не Нелли Робертовна Листова.
— Что? Она не ссорилась? Просто у Нелли такая манера скандалить. Она не кричит, а, напротив, говорит очень тихо и подчеркнуто вежливо. Она заходила сегодня к Жоре в кабинет, это все знают. И они могли поскандалить.
— Из-за чего?
— Как это из-за чего? Думаете, ей надо, чтобы Жора женился? Как же! Это он нарисовал себе идиллию: с молодой женой и младенцем в этом доме, в работе над книгой, в тишине и покое. А остальные как хотите. И два сына тоже. Вот и получил пулю в лоб
— В глаз. Пуля попала потерпевшему в глаз метров этак с двух-трех и разворотила полчерепа. Крупный калибр, хотя само оружие — это нечто! Честное слово, в моей практике такое в первый раз. Потерпевший убит из антикварного пистолета! Да. Значит, вашего сына хотели лишить наследства? И вы из-за этого поссорились с бывшим мужем?
— Я мать.
