— Хорошо. Вы в обратный путь когда собираетесь?
Я ответила, что хотела бы уехать в пять часов тарасовским скорым: за последние трое суток я до такой степени налеталась, что одно только слово «самолет» вызывало приступы тошноты.
— Понятно. Значит, вечера у нас нет. Тогда мы сделаем так. С утра мне надо быть на службе обязательно, а с обеда постараюсь отпроситься у начальства. Не насовсем, так хотя бы на час-полтора. Этого нам должно хватить: не думаю, чтобы у меня было очень много информации для вас, Татьяна. Так что до обеда вы уж погуляйте, город наш посмотрите, а к часу приходите: я буду уже дома. Заодно и пообедаем. Договорились? А сейчас простите: даже кофе предложить вам некогда.
Это было даже больше максимума, на который я могла рассчитывать. А кофе — найду, где его выпить. Уже на пороге я не удержалась и спросила:
— Маргарита Викторовна, а вы и в самом деле служите в милиции?
— Что, «агентура» из числа соседей доложила? — улыбнулась она. — «В милиции» — пожалуй, слишком общее. Я начальник паспортного стола райотдела. Как видите, до «передовой» далеко.
— Ну, это как посмотреть…
Убить в красивом приволжском городе несколько часов для человека, имеющего деньги, не составляет труда. В пятнадцать минут второго я уже сидела на крошечной кухоньке Маргариты Викторовны Олехновской за столом, покрытым веселой клеенкой, и уплетала вкуснейшую окрошку. После уличного пекла ни о чем другом я и не мечтала, но сковородка на плите аппетитно пахла котлетками и жареной картошкой. Мой вклад в обед состоял из шоколадно-вафельного торта — самого приличного, какой нашелся в самарских кондитерских.
— Таня, я все утро думала о нашем разговоре… Давайте договоримся с вами так. Вам я, конечно, расскажу все, что знаю. Препятствовать раскрытию преступления не могу, тем более — после всего, что вы мне рассказали об этом деле. Но… Никому другому ничего рассказывать я не хочу, вы понимаете? Свидетельствовать против собственной дочери… Все-таки она мне дочь, какая бы ни была! Я вам говорила, что забыла об этом, но вы не верьте, Таня: мать не может забыть, что она мать, никогда…
— Я понимаю, Маргарита Викторовна. Разговор останется между нами, обещаю. Впрочем, я думаю, что для суда — если он состоится — показания ваши все равно не были бы решающими: вам же ничего не было известно о преступлениях, ведь так?
— О тех, которые расследуете вы, — разумеется, нет.
Мы обе продолжали старательно избегать страшного слова — как будто теперь это могло что-то изменить!
— Но я знала о другом: моя дочь собиралась совершить подлог — подделку документов. И даже просила меня помочь ей в этом.
Мне с трудом удалось направить очередную ложку окрошки в нужное горло. Ну и ну! «Послужной список» Яночки Звонаревой еще богаче, чем я думала!
— Какие документы? Зачем?
— Паспорт. Ей нужен был «чистый» паспорт, без браков и разводов. Ведь Яна побывала замужем, Таня, даже дважды. Собственно, из-за ее разрыва с первым мужем наши отношения и прервались. А этот ее очередной кандидат — Алексей, да? — был категорически против разведенной невесты. Тоже с запросами молодой человек… Вот ей и пришло в голову слегка «подчистить» свое прошлое. Я подозревала, конечно, что дело там вовсе не в «большой любви», как сказала мне она. Ну, теперь-то вы объяснили мне все как по нотам: за Алексеем — большие деньги и красивая жизнь. А других ценностей у моей дочки никогда и не было.
— Значит, Яна связалась с вами по поводу паспорта? Когда это было?
— Первый раз она позвонила в конце ноября. Прошлого года, разумеется. До этого в течение трех лет я ничего о ней не слышала. Ну, почти ничего: как-то раз через знакомых получила весточку, что Яна вышла замуж за какого-то «крутого» — этого самого Звонарева. Кто-то там случайно столкнулся с ней в Москве, и она поделилась своим счастьем, — таким вот образом и до Самары докатилось, люди рассказали… Да, и вдруг она звонит собственной персоной! Откуда — этого не потрудилась мне сообщить, но звонок был явно междугородний. Разумеется, я сразу поняла: ей что-то от меня нужно. Потому что никаких оскорблений и претензий — все «мамочка» да «дорогая»… «Прости меня за все», — даже такое я услышала! Оказывается, никакого Звонарева уже нет и в помине: «он оказался последним негодяем». Что у них там вышло, она не распространялась: должно быть, просто выставил ее муж за какие-нибудь художества. И вот теперь-то наконец она встретила «настоящую любовь», но Алеша и слышать не хочет о разведенных: не собирается он, видите ли, подбирать чужие объедки… Вот тут и должна была, по сценарию, пригодиться мамочка с ее опытом и связями в паспортных сферах!
Маргарита резко отодвинула табурет, собрала пустые тарелки.
— Конечно, вы отказались?
— А что, я должна была согласиться? — Хозяйка яростно орудовала деревянной ложкой, раскладывая второе. — Нет уж. Хватит с меня и тех глупостей, которые творила из-за нее всю жизнь. Стыдно вспомнить, как заискивала перед учителями, покрывая дочкины прогулы. Выдумывала глупые истории про собственную болезнь… Как бегала вместе с ней по стадиону, чтобы заставить сдать нормы ГТО. Как пристраивала в медучилище и сама провожала чуть ли не до аудитории, чтоб не сбежала на гулянки… Выходит, на себя только и должна обижаться: не смогла воспитать единственную дочь. Оказалась скверной матерью, хотя только о материнстве и мечтала в девчонках… Вы ешьте, ешьте, Таня, я еще подложу.
— А отец Яны?
— Бросил нас, когда дочка пошла в первый класс. Завел другую семью и подался с ней куда-то на Север, за большими деньгами. Участие Бориса в воспитании дочери ограничивалось алиментами. Я понятия не имею, поддерживает ли Яна отношения с ним сейчас. Думаю, вряд ли: после того, как все «северные» деньги превратились в пыль, отец тоже стал ей не нужен.
Словом, портрет «белокурого ангелочка» вырисовывался достаточно ясно. Только место все же этому портрету было не под куполом храма… Но связи этой ведьмы с Сашей Ветровым я все еще не видела. Олехновская никогда не слышала раньше эту фамилию и не знала ни о каком Александре. А впрочем, я ведь спросила ее мельком, в самом начале…
— Маргарита Викторовна, вы рассказали про первый звонок дочери. Были и другие?
— Еще один, вскоре после Нового года. Постойте-ка… Я пекла пирог, он у меня еще подгорел, пока я разговаривала… Значит, это было вечером шестого января. Тема была, разумеется, та же самая. Она спросила, не надумала ли я помочь ей, я ответила, что зря она теряет время и деньги. Словом, тот разговор ничем хорошим не кончился, как и первый. Слова, которые она мне выговаривала, вряд ли вам помогут, Таня: они имели отношение только ко мне.
Нет более отвратного чувства, когда ничем не можешь помочь хорошему человеку!
— Никаких новых имен, фактов Яна не называла?
— Нет, звучало только имя ее жениха, Алексея, — как и в тот раз. Она кричала, что единственное препятствие — это ее паспорт, и что я — враг ее счастью…
— Вы поняли, откуда она звонит?
— Да, разговор был не по автомату, и телефонистка сказала: «Ответьте Пятигорску». Я, помню, очень удивилась: из Пятигорска мне звонили всего один раз в жизни. Сережа, первый муж Яны. Но это было очень давно. Сергей потом погиб… Погодите, Таня: вы сказали, этот мальчик, Саша, был спортсменом? Но Сергей тоже был спортсменом, горнолыжник, очень известный, и…
— Сергей Жиров?!
Конечно, я и раньше могла бы догадаться, чтобы теперь не ронять вилку на фарфоровую тарелку. Если бы в свое время повнимательней прислушалась к «гласу народа», исходившему от сольской почтальонши Анны Ивановны. Ведь вот не детектив с лицензией, университетов, небось, не кончала, а сразу, безошибочно, одной своей только врожденной мудрой проницательностью, как лакмусовой бумажкой, «проявила» мерзавку! Только одно и извиняет тебя, Таня дорогая: что сама ты видела эту Яночку только раз да и то — мельком. Мелькнуло живое изображение — и исчезло, остались одни разговоры: «Яночка добрая, Яночка хорошая, Яночка наш ангел-хранитель…»
— …На том самом знаменитом чемпионате они с Сергеем и познакомились, — врезался в мои нелицеприятные размышления голос Маргариты Викторовны. — Яна в Австрии проводила отпуск со своим другом — так это теперь называется. Один здешний банкир, в отцы ей годился. А Яне только двадцать два исполнилось… Разумеется, никто моего мнения об этой связи не спрашивал. Правда, жила она уже отдельно: он ей квартирку купил. Ну, а чтоб жениться, — об этом и речи быть не могло: свою семью этот «друг» бросать не собирался. А тут Жиров подвернулся: молодой, красивый, и слава при нем, и будущее… И он сразу все это бросил к ее ногам! В общем, из Австрии они вернулись уже вместе. Из Москвы Яна отбила мне телеграмму: «Встречай с мужем». Я не знала, что и думать… Еще картошечки, Таня? Я поставлю чайник…
