Принц заявил, что совершенно невозможно поверить в такую стремительность времени: два часа пролетели как один миг.
- При таких темпах, - сказал он, - год с вами, мадемуазель, показался бы не больше, чем днем. Это не праздность, а удовольствие, которое ворует время.
- Значит, день не пропал зря, - отозвалась Алина, глядя на него поверх чашки. - Я могла бы предложить вам еще одну...
- Нет, нет! - вскричал принц, изобразив испуг. - Я не в состоянии отказаться, а мне нужно через час встретиться во дворце с делегацией ходатаев. Они должны были явиться к двум часам, но я отсрочил... из-за этого.
- Вот видите, ваше высочество! - смеясь, воскликнула Алина. - Я не только разбираюсь в политике, но и имею влияние.
- Действительно, имеете.
Что-то в тоне принца заставило Алину быстро взглянуть на него. Он смотрел на нее так, как смотрели многие, но было и отличие.
Он снова заговорил, глядя ей в глаза:
- Да, вы имеете влияние, мадемуазель.
- На политику?
- Нет, я говорю не о политике. Я привык быть откровенным. Могу я вам кое-что сказать?
По тому, как он смотрел на Алину, его вопрос в самом деле требовал ответа.
- Если вы нуждаетесь в моем разрешении, вы его имеете, - сказала она.
- Так вот, - сказал он тихо, - вы интересуете меня больше, чем любая другая женщина, какую я когда-либо знал. Для меня это очень много значит.
- Ваше высочество, вы очень добры.
- Я сказал, что откровенен.
- Если это правда, значит, я вознаграждена и польщена.
Алина сама почувствовала неловкость своих слова и, как ни странно, смущение. Ее целью в связи с принцем Маризи было нечто другое. Как же отвлечь его от этого?
- Нет сомнений, что ваше высочество интересует многих женщин, сказала она.
- Нескольких. Это мое главное развлечение в жизни. Видите, мадемуазель, я откровенен.
Да уж, в самом деле по-царски! Такого у Алины было в избытке. Она не считала для себя возможным быть игрушкой и, надо отдать ей должное, игрушкой никогда и не была, но принц этого не знал. Она резко оттолкнула свое кресло и встала. Официальная часть ленча была закончена.
Они вернулись в гостиную. Принц, очевидно, почувствовал, что получил отпор: хотя его манеры остались такими же учтивыми и приветливыми, в его поведении тем не менее ощущалось некоторое его неудовольствие.
Алина улыбнулась и расслабилась; она поняла, что теперь держит дело в своих руках. Они поговорили еще несколько минут, потом принц поднялся и стал прощаться. Автомобиль ждал его перед домом.
- Мне не нужно говорить вам, ваше высочество, - сказала Алина, провожая его через приемную до дверей, - как я признательна вам за вашу любезность.
- Это не та признательность, которой я желал бы, - ответил принц. - На самом деле ни о какой признательности не может быть и речи. Я хочу поблагодарить вас за самый приятный ленч, мадемуазель. Au revoir.
Алина сквозь стеклянную дверь наблюдала, как он наклонился, усаживаясь в свой лимузин, дверцу которого придерживал лакей в желто-зеленой ливрее. Машина рванула с места и исчезла в конце улицы.
"Если его самолюбие задето, - сказала про себя Алина, - тем лучше".
Потом она, не отдавая себе отчета, что мыслит вслух, пробормотала:
- Принцесса Маризи.
Она прошла в библиотеку и, усевшись перед камином, погрузилась в раздумья.
С лестницы донесся быстрый легкий перестук, и от дверей послышался голос Виви:
- Алина, ты не трогала мою корзинку для рукоделия?
Мадемуазель Солини оглянулась:
- Что?
- Мой красный шелковый шнур, - объяснила Виви, - я нигде не могу его найти.
Алина слегка замялась, потом ответила:
- Он в моей комнате, я пользовалась им прошлым вечером. Ты найдешь его на моем туалетном столике.
- Спасибо, - отозвалась Виви, и на лестнице снова послышался звук ее быстрых шагов; мадемуазель Солини погрузилась в дальнейшие размышления.
Глава 12
ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Кажется, город Маризи решил устраивать Ричарду Стеттону ежеминутные развлечения все то время, пока он в нем пребывает. Словно бы предоставить ему возможность спокойно отдохнуть ночью, не заменив одни источники тревог и опасностей на другие, поспешающие занять освободившееся место, было бы равнозначно отсутствию гостеприимства.
Покинув сразу после полудня дом мадемуазель Солини, он прогулялся по Аллее к офису немецкой миссии, не переставая улыбаться всему миру.
Он не совсем поверил тому, что говорила ему Алина, у него были серьезные сомнения по этому поводу. Она ведь не рассказала ничего важного, ничего достоверного.
Однако он посчитал для себя джентльменским долгом оправдать ее за недостаточностью улик, тем более что этот самый "джентльмен" совсем недавно обнимал ее. Кроме того, она ведь не отказалась от их бракосочетания.
В миссии, где клерки разглядывали его с таким откровенным интересом, будто он был какой-нибудь выдающейся личностью, ему было сказано, что месье Науманн сегодня не появлялся и его не ждут до завтрашнего утра.
Стеттон продолжил свой путь дальше по улице и задержался у квартиры Науманна, где выяснилось, что тот ушел с полчаса назад. Потом он зашел в банк за деньгами, сделал два или три других дела и незадолго до трех часов прибыл на ленч в отель "Уолдерин".
Как только он ступил в вестибюль, к нему ринулся портье с очень важным и загадочным видом.
Снизив голос до шепота, он сообщил, что шеф полиции дважды звонил в отель, спрашивал месье Стеттона и оставил распоряжение связаться с ним немедленно по прибытии месье Стеттона.
- А чего он хочет?
- Я не знаю, месье, это все, что он сказал.
Стеттон на лифте поднялся в свою комнату. Про себя он решил, что Науманн и Фраминар что-нибудь напутали в их деле, которое должно было уладиться с помощью доктора, и что полиция расследует смерть месье Шаво.
Новые неприятности обещали быть еще более серьезными, хотя и менее опасными, чем те, которые только что миновали. В результате ему грозил скандал, а значит, огласка и, возможно, суд.
- Тьфу, пропасть, - пробормотал он. - Что эти идиоты натворили?
Он подошел к телефону и позвонил шефу полиции.
После десяти минут пререканий и нервотрепки, трижды получив неверный номер - без чего не обходится в Европе ни один телефонный звонок, - он наконец дозвонился до офиса.
- Алло!
- Это Ричард Стеттон. Я хотел бы поговорить с шефом полиции.
- О чем вы хотите поговорить?
- Не знаю. Он звонил в мое отсутствие, сказал, что хочет встретиться со мной, и оставил указание связаться с ним.
- Как ваше имя?
- Ричард Стеттон.
- Назовите по буквам.
Стеттон назвал по буквам.
- Ваш адрес?
- Отель "Уолдерин".
Повисла пауза перед следующим вопросом; клерк на другом конце провода, очевидно, записывал ответы. Потом долетел его голос:
- Подождите минутку, пожалуйста. Я узнаю.
Стеттон ждал не одну минутку, а целых двадцать. Он изнывал от нетерпения; он переминался с ноги на ногу; не переводя дыхания, чертыхался себе под нос; он тряс телефонной трубкой, потом прислонился к стене. Наконец до него донесся голос:
- Месье Стеттон?
- Да
- Тот самый месье Стеттон, который присутствовал при смерти месье Жюля Шаво?
- Да.
- Очень хорошо. Шеф полиции велел мне сообщить вам, что в данный момент у него нет возможности поговорить с вами. Может быть, он даст вам знать позже.
- Но что он...
Раздался резкий щелчок - человек на другом конце провода отключился. С сердитым восклицанием Стеттон стал трясти телефонную трубку и занимался этим - безрезультатно - минут пять. После чего с грохотом бросил трубку на рычаг.
- Идиоты! - буркнул он, не имея в виду никого определенного.
Он схватил пальто и шляпу и вышел из отеля, снова направившись на поиски Науманна.
Поиски заняли три часа. Казалось, что молодой дипломат просто исчез с поверхности Земли. И Фраминара не было ни во французской миссии, ни на квартире. В семь часов Стеттон вернулся в отель, замерзший, усталый и голодный. Он не ел с самого утра.
Пообедав, он снова вышел на поиски, но с тем же успехом. Наконец, он потерял всякую надежду и, обнаружив, что находится недалеко от дома номер 341, решил навестить Алину, но, взглянув на свои часы, увидел, что уже больше десяти. Тогда он вернулся в отель, лег в постель и постарался уснуть.
Утром его разбудил телефон. Месье Фредерик Науманн спрашивал о нем у портье.
Когда минуту спустя Науманн вошел в комнату, Стеттон сидел на краю кровати в белой креповой пижаме и курил сигарету. Он оказал Науманну не слишком сердечный, но все же теплый прием.
Месье Стеттон мечтал узнать, где, во имя всех святых, растущий молодой дипломат скрывался в течение последних десяти лет.
- Если в двух словах, - ответил Науманн, когда получил наконец возможность говорить, - я сохранил твою драгоценную шею от петли палача. Никогда в жизни я не работал так, как работал вчера. Я ожидал от тебя благодарности.
