трубку. Дана восприняла мой совет с предельной серьезностью, она выискивала в своей коллекции аметист и устанавливала его на лоб, как памятник Ленину – на постамент. Не сомневаюсь, что оставшуюся часть разговора она провела, лежа на диване с камнем на голове.
– Все, я это сделала! – объявила она. – Он и правда работает, ты – просто чудо!
– Спасибо, вставлю это в свою рекламную кампанию. А теперь расскажи мне, что ты там знаешь.
– Я знаю, почему тебе является дух Региши, почему она не может обрести покой! Она не покончила с собой, она была убита!
Вот теперь она застала меня врасплох. Шах и мат. Возникло желание тоже водрузить на голову какой-нибудь прохладный кристалл, потому что жаром меня обдало неслабо.
– Убита? – эхом повторила я. – О чем ты?
Оказалось, что на следующий день после похорон началась повторная проверка по делу Регины. Нет, не из-за моих показаний, меня там вообще забыли. Расследования добилась старшая сестра Регины, Евгения. Когда этой дамочке было что-то нужно, она обладала хваткой бультерьера и настойчивостью носорога. Бывают такие люди, на вид – крошечка-Дюймовочка, улыбается мило, и никто не догадается, что ее челюсти способны жевать бетон.
Изначально Евгения согласилась с версией о самоубийстве. Она даже настояла на том, чтобы полиция закрыла дело и оставила семью в покое! Ну а потом выяснилось, что при самоубийстве страховка Регины уверенно уплывает в туман, помахав семейству ручкой.
А деньги – это вам не справедливость какая-то и не оборванная жизнь сестры. Деньги Евгении были очень даже нужны. Поэтому она торпедой рванулась в полицейский участок.
Сначала полиция не хотела ей подыгрывать. Для них открывать только что закрытое дело – все равно что себе в нос плюнуть. Но Евгения отыскала где-то письма с угрозами, которые приходили Регине накануне смерти. Очень вовремя эти письма нарисовались! Якобы дети Евгении нашли их случайно и уже после похорон.
Да конечно. Десять раз. Как вообще в этой семейке выросла такая адекватная девушка, как Регина?
– Думаю, полиция взялась за это дело, чтобы поквитаться с Евгенией, – заявила Дана.
– Каким это образом?
– Понятно же, о чем они в первую очередь подумали! Что никакие письма ее пацаны не находили, а она сама все это написала, лишь бы страховая что-то выплатила! Если бы это подтвердилось, у нее были бы большие проблемы.
– Но подтвердилось, что она была права?
– Вот именно! Оказалось, что Регина реально получала письма с угрозами! И уже давно!
Я, в отличие от полиции, ни в чем сыновей Евгении не подозревала. Я слишком хорошо помнила, что Аделаида Викторовна упоминала какого-то фанатика, преследовавшего Регину. А вот то, что семья знала об этом раньше, чем сообщила, – неоспоримый факт.
– Ты можешь предположить, почему Регина никогда не жаловалась на это? – спросила я. – Или она жаловалась?
– Нет, в полиции об этом слыхом не слыхивали. Но я знаю, почему! Регина была очень смелая – и очень самостоятельная. Привыкла быть одна, никому не доверяла и все делала сама.
Думаю, она решила, что этот псих просто болтает и ничего ей не сделает.
– Когда он начал ей писать?
– Да где-то с полгода назад.
И снова не совпадает со сроком получения защитного талисмана. Вероятнее всего, Регина и правда не боялась своего преследователя. Но почему? Наивность – или она точно знала, на что он способен, а на что – нет?
Пока я размышляла об этом, Дана продолжила:
– Когда полицейские убедились, что это все правда, они начали проверку – и сработали молодцом!
– В смысле?
– Ее убийца найден! Его сегодня арестовали! А это значит, что все закончилось, очень скоро ее призрак перестанет тебя беспокоить!
О том, кто якобы убил Регину Харитонову, я узнала бы и без помощи Даны. Уж очень личность «маньяка» была примечательная, первые новости в интернете появились в тот же день. Разумеется, полиция официальных комментариев не давала и никаких имен не называла – для этого было слишком рано. Но мы живем в век, когда любая попытка скрыть информацию равносильна желанию удержать воду в ладонях: что-то да останется, однако половина точно вытечет.
Дана все равно была мне полезна – кто подумал бы! Благодаря ей я работала с точными данными, а не с сетевыми байками в духе «он сказал, она сказала». Так что я видела: картина и правда складывается. Но какая-то дурацкая картина!
Человек, угрожавший Регине, звал себя Джон Рассел. Все в том же интернете, конечно, это была его среда обитания, а из своей душной квартирки он выходил, чтобы батона с молоком купить и очередную писульку с угрозами отправить. На самом же деле, родители нарекли его Иван Рассольников. Чего и следовало ожидать. В интернете можно любого персонажа под фамилией Бонд копнуть – и половина окажется Бондаренко. Вторая – Бондарчуками, если что.
Но Джон Рассел был примечателен не только сменой имени, в наши дни таким никого не удивишь. Он еще и долгое время не мог определиться с полом. Родился он мальчиком – врачи еще советского роддома, которые не заморачивались гендерной самоидентификацией, увидели первичные половые признаки, и этого им хватило.
Однако к шестнадцати годам дитятко озадачилось вопросом: а мальчик ли я? А кто вообще придумал, что пол определяют по наличию определенных органов? В общем, после некоторых душевных метаний Ваня объявил себя маленькой девочкой.
Вот только родители Вани этот душевный порыв не оценили и отправили сына в психушку. Тогда еще могли – ребенок несовершеннолетний, под опекой. Понятно, что посылать собственное дитя в дурдом – так себе решение, особенно в маленьком городке, где соседи будут полгода шептаться, даже если ты при них воздух испортишь. А уж такой скандал – мечта сплетников! Однако чета Рассольниковых решила, что уж лучше пусть болтают про дурдом, чем про то, что их сын теперь – дочь. Вот такие у людей приоритеты.
Принудительное лечение ничего хорошего Ване не принесло и коренным образом его не изменило. Он просто научился притворяться и не доверять людям. В восемнадцать лет он вышел оттуда с сувениром в виде диагноза «шизофрения». Подозреваю, что хотя бы отчасти верного – судя по его дальнейшему поведению.
Надо сказать, что девочкой Ваня себя больше не считал, но не стоит искать в этом заслугу врачей, потому что не считал он себя и мальчиком. Он пришел к выводу, что пол и гендер – замшелые пережитки прошлого. Ампутировать и забыть. Можно быть кем угодно и чем угодно без оглядки на
