саду Уокеров я снова наблюдал со своей территории, зорко отслеживая наличие парней. Но я зря волновался — среди присутствующих двух очкастых ботаников серьёзных конкурентов не имелось. Музыка, торт, танцы и даже шампанское — стандартная программа. Гости разошлись уже в сумерках. В спальне Фей загорелся свет, и она сама позвонила мне на мобильный телефон, сообщив, что родители уехали праздновать дальше, и она абсолютно одна дома. Намек был вполне прозрачным, и я поспешил им воспользоваться. Стащив из бара бутылку вина, я, крадучись, пробрался к запасному выходу мимо гостиной, где родители смотрели телевизор.
Я набрал номер Фей, оказавшись возле ее дома, и она открыла мне двери со стороны сада. Держась за руки и хохоча, как парочка идиотов, мы поднялись в ее комнату. Фей успела сменить к моему приходу нарядное темно-синее платье на длинную футболку и джинсовые шорты, а волосы заплела в густую косу. Дом у Уокеров был шикарным, а спальня Фей — небольшой и уютной. Это все что я успел заметить. Всем моим вниманием владела сногсшибательная именинница. Без косметики и взрослящего ее на пару лет вычурно-нарядного платья она выглядела очень нежно и трогательно. Поставив бутылку на прикроватную тумбочку, я взял Фей за руки и нетерпеливо притянул к себе. От нее пахло ягодами, мятой и чем-то еще, чувственным, пряным, пробуждающим сдерживаемые месяцами инстинкты. Я набросился на нее с поцелуями, жадными, жалящими, ворующими дыхание из легких. Вырвав свои руки, она уперлась ладонями в мою грудь и скользнула пальцами вниз, изучая рельеф. С тех пор, как мы с Фей начали встречаться, занятиям спортом я стал уделять гораздо больше времени, и результат не заставил себя долго ждать. Отец недоумевал, чем вызвано мое повышенное рвение к тренировкам, но с радостью подсказывал необходимые упражнения для рельефного пресса, бицепсов, трицепсов и прочих мышц, на которые пускают слюни девчонки.
— Нет, Джером. Подожди. Я не за этим тебя позвала, — бормотала Фей, когда я отрывался от ее губ, чтобы насытить легкие кислородом.
— Не могу ждать, — хрипло шептал я, опаляя ее губы горячим дыханием. Она дрожала в моих руках, в глазах горел тот самый пожар, который сжигал меня самого. Я видел, как гаснет ее сопротивление в расшившихся зрачках, и снова впился в податливые нежные губы девушки. Забрался под ее футболку, накрывая ладонями теплые холмики, ощущая, как бешено бьется сердце, как напряжены соски под тонким бюстгальтером. Мне не терпелось увидеть ее грудь при свете, без одежды, прикоснуться, попробовать на вкус.
— Подожди… Я должна что-то сказать, — прошептала Фей, когда я снова позволил нам обоим вдохнуть воздуха. Мои ладони скользнули ей за спину, уверенным жестом расстегивая бюстгальтер.
— Я люблю тебя, Фей. Не обижу. Не бойся меня, — проговорил я, прислоняясь на мгновение своим покрывшимся испариной лбом к ее. Она посмотрела мне в глаза со странным отчаянным выражением. Фей хотела меня точно так же, как я ее. Я чувствовал это, видел в глубине темных зрачков.
— Я тоже тебя люблю, Джером, — шепнула она едва слышно, и, взявшись подрагивающими от волнения пальчиками за край моей футболки, стянула ее через голову. Другого приглашения мне и не требовалось. Судорожно раздевая друг друга, мы упали на кровать, задыхаясь от восторга и нетерпения, когда наши обнажённые тела наконец-то соприкоснулись и соединились в одно целое.
В первый раз все случилось слишком быстро. Я был немного сконфужен и смущен, ища оправдания в слишком долгом ожидании и напряжении, в котором провел почти полгода, не позволяя себе перейти условно установленные границы. Но обезоруживающая нежность Фей, ласковый шепот и блуждающие по моему телу ладони, развеяли все тревоги. Второй раз мы не спешили, прочувствовав каждый момент соединения наших тел. Юных, горячих, страстных. Мы не могли насытиться дуг другом, не находили сил разорвать объятия, запутавшись в сбитых простынях, счастливые, потрясённые, наполненные удовлетворением и слепящим непередаваемым счастьем.
Потом она лежала на моем плече, слушая, как гулко бьется мое сердце и чертила круги на вздымающейся от тяжелого дыхания груди кончиками длинных пальцев, а я задумчиво гладил ее спину левой рукой. Мне было хорошо и спокойно рядом с ее теплым стройным телом, доверчиво прильнувшим к моему. И тогда я думал, что ничто и никогда нас не разлучит. Я был счастлив, влюблен и так наивен.
— Пообещай, что никогда не бросишь меня, Джером, что защитишь, — потребовала она, приподнимая голову и упираясь подбородком в мою грудь. Фей смотрела в глаза с нечитаемым выражением, заставляя сердце стучать еще быстрее и громче. Я убрал упавшие на ее лоб спутанные влажные локоны и взял в ладони красивое личико Фей.
— Никогда не брошу, — пообещал я, всем сердцем веря в данную клятву. Я пропустил мимо ушей ее просьбу защитить ее, не придал ей должного значения. Конечно, я готов был защищать Фей от любых напастей, оберегать и лелеять и мне казалось это естественным желанием, не требующим конкретики. Фей взяла мою правую ладонь и поцеловала белесые выпуклые шрамы, на месте которых когда-то были здоровые пальцы.
— Ты расскажешь мне, что произошло? — спросила она, сжимая в своей ладони мою искалеченную руку.
И я рассказал. Ей единственной. Я рассказал Фей все, о чем не знали даже родители. Я говорил им, что все забыл, что помню только детский дом и воспитателей. Я все помнил. Деревянный дом с покосившимся забором и скрипучей калиткой, тетю Тоню, пирожки в школьной столовой. Белый снег, дрожащий на маминых ресницах в то самое утро, когда она несла меня на своих руках. Наверное, ей было тяжело. Пятилетний ребенок весит немало, но ее руки крепко держали меня, она ни разу не остановилась, словно убегала от кого-то. Я рассказал Фей про вокзал, про мать, которая ушла за билетами и не вернулась, про то, как я побежал ее искать и заблудился, а потом чуть не замерз. Про больницу, где очнулся с сильной болью и с перебинтованными кистями и ступнями. Про то, как ждал маму, как верил, что она заблудилась и непременно найдет меня. Про праздник в детском доме под Ростовом и Спенсеров, которые подарили мне новую жизнь. Фей слушала меня, не перебивая, время от времени прикасаясь горячими губами к впадинке на моем горле, когда внезапно у меня не хватало слов, и я начинал задыхаться. Она сильнее сжимала руками мои плечи, словно пытаясь защитить от страшных воспоминаний.
