прохожих. Стало страшно.
«Неужели я похожа на вокзальную проститутку!» – мелькнула мысль.
Я слышала, что у таких девочек по вызову бывают «субботники». Это когда полиция, которая их «крышует», заставляет обслуживать «себя, родимых» бесплатно. Причем выбирают как раз красивых…
– Вот, доставили! – Сержант показал на меня рукой сидевшему в окошечке полицейскому и уточнил: – «Перехват» на нее объявили…
– Никитина! – обрадовался лейтенант, словно старой знакомой, и вскочил со своего места.
– Никитина, – подтвердила я и добавила: – Марта.
– Она! – Державший меня за руку полицейский протянул в окошко документы.
– Шустрая! – похвалил лейтенант, изучая мой паспорт. – И двух часов не прошло, а она уже на вокзале.
– Слинять собралась до того, как хватятся, – прокомментировал сержант.
– Гражданка Никитина! – заговорил лейтенант протокольным тоном. – Вы объявляетесь задержанной по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей сто семь Уголовного кодекса Российской Федерации.
Я разозлилась.
– Это шутка такая? Неужели, чтобы познакомиться, нельзя сделать это по-другому?
Полицейский стоял и моргал глазами, словно не понимая, в чем дело.
По мере того как длилась гнетущая тишина, у меня стала нарастать тревога.
– Погодите! – проговорила я охрипшим вдруг голосом. – А она разве умерла?
– Наконец-то дошло! – просияв, радостно воскликнул полицейский.
– Но ведь я только вчера получила сообщение от Ритки! – заторопилась я. – Маринка уже в коляске ездила! Если с ней что-то и произошло, то это уже точно не из-за меня! Или…
Я недоговорила. До меня вдруг дошло, что она умерла из-за последствий травмы головы. Так бывает. Я где-то слышала, что может лопнуть надувшийся пузырем сосуд и все.
Из глаз брызнули слезы. Я пыталась объяснить, что мне еще надо перечислить немаленькие деньги за обучение на счет Рольгейзер и поехать в пансионат. И что уж точно мне нельзя теперь садиться в тюрьму, поскольку я уже все осознала и покаялась. Я даже собиралась сходить в церковь и поставить свечку. И вообще, если бы Маринка была жива, то она бы меня простила, поскольку люди, прикованные к инвалидному креслу, становятся добрее. Еще она ни за что не позволила бы меня посадить, потому что я собиралась заработать денег и отправить ее лечиться в лучшие клиники. Мне оставалось совсем немного, а она взяла и умерла… Да что там? Я только окончила школу и еще не совсем взрослая и почти не жила. Если меня посадят, то я не выйду замуж и не рожу детей, которые тоже хотят пожить, и никто не имеет права лишать их этого удовольствия, поскольку это бесчеловечно.
– А-а-а! Ых! – рвался из горла воздух.
Сержант между тем неторопливо выворачивал содержимое сумочки.
– Здесь у тебя что? – спросил он.
Оказывается, мы уже стояли в другом месте. Я даже не поняла, как меня провели через решетчатые двери и остановили у стола. Теперь он был завален содержимым моих пакетов.
«Шампунь сучка не положила! – подумала я зло, не увидев среди флаконов купленную в нашем магазине новинку, и тут же упрекнула себя: – О чем это я? Меня в тюрьму забирают, а я о шампуне думаю!»
– Дяденька! Миленький, отпустите! – взмолилась я. – Мне все равно некуда бежать. Даже заграничного паспорта нет и денег тоже. – Говоря это, я отвела взгляд в сторону. Вдруг поймут, что скрываю наличие банковской карты? Для заграницы там, конечно, деньги небольшие, но на первое время хватит. А потом мне Антон будет присылать. А еще Вадик. Вон он какой, оказывается, богатый! И вообще спали со мной, пусть теперь прячут! Конечно, я не скажу им, что специально Маринку подрезала своей машиной, а совру, будто она сама, но полиции просто надо план делать по раскрытию убийств и наполнению тюрем убийцами. Вот они и расстарались. А еще надо будет им сказать, чтобы они наняли адвокатов хороших. А чтобы очень старались и не жалели денег на мое освобождение, сделаю так, чтобы они не знали друг о друге. Пусть думают, будто я у каждого из них единственная.
Меня втолкнули в узкую, как пенал, комнату и закрыли решетчатую дверь. Бомжеватого вида женщина подвинулась на скамейке и постучала ладошкой рядом с собой:
– Проходи, садись!
Небрежно одетая во все грязное, она рассматривала меня, словно животное в зоопарке.
Нас в этой камере было всего двое, и места хватало. Однако я некоторое время стояла, размышляя, стоит или нет присесть и кто до этого давил своей задницей эти грязные доски. Но вал событий и стресс притупили брезгливость, и я опустилась на скамейку рядом с дверьми.
По коридору сновали люди в полицейской форме. Были среди них и женщины. Никто не смотрел в мою сторону, и это удивляло. По моему мнению, такая девушка, как я, за решеткой как минимум должна привлекать внимание.
– И что, долго теперь нас здесь держать будут? – поинтересовалась я дрожащим голосом.
Мучил вопрос, что будет дальше.
– Меня через час-другой выпустят, – сказала со знанием дела женщина. – А тебя, судя по всему, повезут в изолятор…
– Какой еще изолятор? – удивилась я, уверенная, что повезут в тюрьму. – Меня за убийство поймали…
– Не поймали, а задержали, – продолжала она наставлять с назиданием и сочувствием и вдруг перешла на шепот: – Ты вот что, девка, в отказ иди! Ничего не видела, ничего не знаю. Если свидетелями будут пугать, говори, похожих на меня много. И еще! Будут давать в руки что-то с места преступления, не бери. Пальцы оставишь – конец. Для судьи пальцы – первое дело!
– Да она сама умерла! – провыла я.
– Вот же глупая! – шлепнула себя по бедру ладошкой моя сокамерница.
Она еще что-то продолжала говорить. Иногда задавала вопросы. Я односложно отвечала или просто кивала. У самой в голове была каша. Вслед за размышлениями о неотвратимом наказании пришли другие мысли. Я вдруг испытала страх перед родителями Маринки. А что, если они потом отомстят? Вдруг решат отыграться на матери? Постепенно размышления сместились в сторону уж совсем непонятных вещей. Я вдруг вспомнила, что не одну ночь сжимала свой талисман в руке и просила Бога помочь. Почему все так вышло? А может, он не помогает, когда вершится зло? Тогда почему не сразу все произошло? Мне было позволено пожить в свое удовольствие, и в последний, самый решающий, момент вдруг рушатся все планы и ломается жизнь. Я где-то слышала, что испытания даются для очищения души. Выходит, и у меня наступил период такого очищения? Но почему из всего класса именно мне такая суровая кара? Неужели я больше всех грешила? Ну конечно! А что, ведь даже то, что осуждала мать и желала зла отцу, – это тоже грех…
«Господи! – мысленно завопила я. – О чем это я? Меня сейчас в тюрьму посадят, а я рассуждаю о грехах! Да ведь мне всего восемнадцать! Ужас!» Я хотела спросить у сокамерницы, сколько дают за убийство, но она дремала, уронив голову на грудь. Тогда я стала вспоминать случаи из жизни. Вот был серийный убийца в Москве. Наташка рассказывала. Он, кажется, сорок человек убил. Ему дали пожизненный срок. Но я не убийца! Я просто неаккуратно водила машину, и в результате этого Маринка разбилась. Будь она опытнее, может быть, так и не вышло. Значит, виноват еще и мажор. Зачем передавал ей управление? Стоп! Если так рассуждать, то и Лешка-Контекст тоже должен свое получить. А что? Он просто был обязан отговорить меня ехать, но доверил управление автомобилем человеку без прав. Куда смотрел? Захотел попользоваться мною и расщедрился. Поделом ему… А что поделом-то, если только меня одну арестовали? Нет, по телевизору показывали, как какая-то женщина, дочка депутата,
