День уже клонился к вечеру. Вернувшись домой из полицейского участка, где Мак-Клоста, отпуская ее на свободу, молил принять самые искренние его поздравления, Имоджин почувствовала легкую усталость. В результате всех злоключений у нее разыгралась отчаянная мигрень. Она уже решила лечь спать без ужина, но прежде ей хотелось непременно черкнуть пару слов Нэнси Нанкетт — должна же подружка узнать о последних событиях.
Нэнси, дорогуша,
Благодарю Бога, что я так и не поддалась этой новой моде на короткую стрижку, потому что если я и осталась в живых, то только благодаря верности шиньону. Представьте себе…
На рассвете рыбаки выловили труп злосчастного Эндрю Линдсея и сразу же побежали докладывать Тайлеру, которого для этого пришлось поднять с кровати. Вслед за констеблем вытащили из постели доктора Элскотта — ведь надо было еще освидетельствовать покойного, уже доставленного к Корнуэю. Тот не мог скрыть ликования, перешедшего в настоящий восторг, когда узнал, что и этим новым клиентом он обязан все той же самой мисс Мак-Картри.
Эскулап заявил, что осмотренный им тип был уже мертв, когда упал в воду. Свое письменное заключение он направит потом непосредственно Мак-Клосте, а теперь пусть все катятся к черту и оставят его в покое, он хочет еще пару часов вздремнуть, ведь по закону он тоже человек и имеет право на отдых, как и все прочие подданные Ее Величества королевы. Едва врач отбыл, коронер не смог отказать себе в удовольствии незамедлительно позвонить мэру, дабы сообщить ему новость и предупредить, что допрос свидетелей назначается на два часа того же дня в зале мэрии. Он оповестил Мак-Пунтиша, втайне радуясь, что отравил врагу утро, и, насвистывая игривую песенку, приступил к выбору материала для изготовления гроба.
Тем временем констебль направился в «Гордый хайландец», чтобы немного привести в порядок расшатанные нервы, и, воспользовавшись случаем, поделился последними новостями с Тедом Булиттом. Потом официант Томас, которого послали в бакалейную лавку за куском хозяйственного мыла, рассказал обо всем бакалейщице. Элизабет Магру тут же по секрету сообщила новость подвернувшемуся под руку мужу, но сочтя аудиторию явно недостойной столь серьезного происшествия, побежала по соседям. Так что Имоджин еще спокойно спала в своей постели, а весь Калландер был уже в курсе ее последних подвигов. Хотя, по правде сказать, прежнего энтузиазма новость не вызвала. Большинство единодушно сошлось во мнении, что, пожалуй, мисс Мак-Картри все-таки чересчур увлеклась, а наиболее рассудительные, те вообще заявляли, что их родные края вполне могли бы обойтись без подобной рекламы, которая вряд ли вызовет многочисленный приток туристов. Короче говоря, громкая слава доблестной дочери капитана индийской армии мало-помалу сменялась осуждением, и, хотя об этом еще только несмело шушукались, ропот неодобрения постепенно набирал силу — об этом позаботилась миссис Магру, так и не простившая мисс Мак-Картри шумного успеха у нее в лавке.
Не подозревая о развернувшихся вокруг ее персоны бурных дискуссиях, Имоджин спокойно пробудилась от сна, и, как обычно, первым, что предстало ее взору, оказался бюст сэра Вальтера Скотта. Она послала ему дружелюбную улыбку, все больше и больше ощущая себя родной сестрой его славных героинь. Потом, сочтя, что после вчерашних событий вполне может позволить себе немного понежиться, мисс Мак-Картри еще чуток повалялась в постели. При мысли об Эндрю Линдсее в ее душу на миг закралось легкое сожаление — ведь было время, когда она думала, что он мог бы стать ей неплохим мужем… Но не в ее характере было подолгу предаваться грусти. К тому же ведь это ничтожество, прежде чем попытаться ее убить, признался, что не имел никакого отношения к любовной записке, которую она обнаружила тогда у себя в сумке.
Но если не он, то кто же?
Альтернатива теперь стала до крайности проста: либо Гоуэн, либо Аллан. Сердце мисс Мак-Картри страстно желало, чтобы автором послания оказался красавчик Аллан, но здравый смысл возвращал с небес на землю: скорее всего, тайным воздыхателем окажется Гоуэн. Перед глазами снова всплыл зал мэрии и полное, круглое как луна, добродушное лицо, на котором, как она сразу заметила, отражались настоящие, непритворные переживания. Конечно, он не прекрасный принц, но Имоджин была реалисткой и вполне отдавала себе отчет, что в ее возрасте нельзя требовать слишком многого.
Умываясь и одеваясь, мисс Мак-Картри не без тщеславия представляла, что, должно быть, весь Калландер уже с гордостью обсуждает новый подвиг той, кому суждено стать самой знаменитой из его дочерей. Надо будет непременно доставить себе удовольствие и снова наведаться в лавку к Элизабет Магру. Вот в таком-то радужном настроении Имоджин и появилась на кухне, где ее сразу же отрезвил неприветливый голос миссис Элрой.
— Похоже, вы тут вчера опять набедокурили? — проворчала почтенная экономка, даже не пожелав ей доброго утра.
— Вы уже знаете?
— Еще бы мне не знать! Во всей округе только об этом и говорят! Люди слетаются на меня, точно мухи на сладкое, подавай им подробности!
Польщенная всеобщим вниманием к своим подвигам, мисс Мак-Картри приняла скромный вид и заметила:
— Вы правы, мне действительно очень повезло…
— Может, у вас там в Лондоне это и считается везением, а у нас тут говорят, что убивать направо-налево себе подобных — ничего в этом хорошего нет!
— Но ведь они же враги Англии!
— Ну и что из того? Вот пусть бы ими и занимались те, кому за это деньги платят! Ну на что это похоже, я вас спрашиваю, чтобы девушка из приличной семьи… Сперва из револьвера палит, а теперь уж вообще камнем человеку голову расшибла… И где только вы гадости подобной нахватались? Вас ведь совсем по-другому воспитывали, уж за это я ручаюсь!
Раздраженная таким непониманием, Имоджин не нашла слов, чтобы поставить старую дуру на место, и замкнулась в глухом молчании. Вступать в дискуссии с женщиной столь недалекой и так слабо разбирающейся в патриотических чувствах ниже ее достоинства. Миссис Элрой же, приняв молчание за признание вины, решила закрепить победу.
— И вообще, откровенно вам скажу, не пристало почтенной женщине, о которой сроду никто дурного слова не сказал, марать свою репутацию. Невелика честь быть в прислугах у девицы, коли о ней судачат ничуть не меньше, чем о лохнесском чудовище! Значит, мисс Имоджин, я как думаю, так и говорю: если вы и дальше собираетесь продолжать эти ваши хулиганские бесчинства, уж лучше мне так прямо и скажите. Я тогда поскорей уберусь подобру-поздорову, пока вам тут дом не спалили!
Настойчивый звонок в дверь освободил мисс Мак-Картри от необходимости отвечать на обличения миссис Элрой. Это оказался почтальон, и Имоджин на миг почудилось, что она стала жертвой галлюцинации: среди газет и рекламных проспектов лежал драгоценный конверт с надписью «Т-34»! Что бы все это могло значить? Ведь не убийца же, в самом деле, вдруг решил вернуть ей добычу! Тогда кто же? Совершенно сбитая с толку, Имоджин перестала прислушиваться к ворчанию миссис Элрой, и старушка наконец замолкла, сердито поджав губы.
Машинально, не отдавая себе отчета, что делает, мисс Мак-Картри поднялась к себе в комнату, мучительно пытаясь разрешить эту новую загадку. Можно ли допустить, чтобы валлиец, опасаясь ареста, решил переправить ей компрометирующий пакет в надежде украсть его снова, когда все утихнет? Но в таком случае он должен был знать об отъезде сэра Уордлоу… Ведь был же в курсе этого Линдсей… В конце концов сдавшись перед почти неразрешимой головоломкой, мисс Мак-Картри сунула конверт за корсаж, который носила, дабы создать иллюзию округлостей, исчезающих с возрастом. Потом, слегка успокоившись, решила пойти прогуляться по Калландеру. Надо же вкусить хоть малые крохи той популярности, аромат которой заранее кружил ей голову.
* * *
Элизабет Магру доверительно сообщила мужу и покупателям: узнай ее бедные родители, что она ведет себя как эта бессовестная мисс Мак-Картри, они бы точно перевернулись в гробу! А может, даже встали бы из могилы и пришли, чтоб забрать ее к себе? Если миссис Плери, миссис Фрейзер и миссис Шарп эта мрачная перспектива привела в неописуемый ужас, то, похоже, перед Уильямом Магру она, напротив, открыла весьма заманчивые перспективы. Сидя за кассой, он задумчиво заметил:
— Что ж, по крайней мере, единственный раз в жизни они бы сделали для меня хоть что-нибудь путное!
От такого неслыханного оскорбления у Элизабет Магру даже дыхание перехватило. Но она быстро справилась с волнением и твердым, исполненным невыразимой горечи голосом обратилась к супругу:
— Вы, Уильям Магру…
Однако Богу, видно, было угодно, чтобы бакалейщице так и не удалось при всем честном народе одержать над мужем сокрушительную победу, поскольку в этот самый момент в лавке появилась Имоджин и семейная ссора четы Магру как-то сразу отошла на второй план.