Ознакомительная версия.
В темноте не так много шансов вырасти, – сказал бы деду Икер, если бы осмелился, – даже у цветка. Больше того, цветы гибнут в темноте, и другие растения тоже, а ведь растения гораздо более выносливые и отчаянные существа, чем человек. Иногда они пробивают камни, просачиваются сквозь бетонные плиты, – человеку, а уж тем более маленькому мальчику за ними не угнаться. Конечно, есть еще бумажные флоксы и мальвы, которым все равно, что их окружает – свет или тьма. И в полной темноте ничего особенного с ними не случится. Что ж, можно взять как пример для подражания и их, но тогда бесстрашие и воля тоже получатся бумажными.
Ненастоящими.
И вряд ли обрадуют деда. Точка зрения Иисуса на этот счет не совсем ясна.
Да, в тот вечер все было иначе. И Икер не ухватился за сухонькие бабушкины запястья, как случалось всегда, напротив, выпростал из-под одеяла руки, сжал их в кулаки и вообще – повел себя совершенно независимо.
– С тобой все в порядке? – забеспокоилась бабушка.
– Да.
– Уж не заболел ли ты, часом?
– Нет.
– Точно?
– Не люблю телячьи нежности.
– Неужто? – От изумления у бабушки округлились глаза. – Ну ладно, храни тебя бог, малыш. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, ба.
Особенно спокойной ночи Икер не ждал, ведь любая битва – довольно шумное мероприятие, она предполагает скрежет клинков, яростные и торжествующие крики победителей, вздохи и стенания побежденных. Но ничего подобного не произошло. То есть до него доносились какие-то приглушенные звуки, и шли они от птичьей клетки, где в каждой из четырех башенок Икер предусмотрительно расположил своих защитников. Нарисованные Борлито на листках, они вовсе не были бумажными, как унылые бабушкины цветы, – самыми настоящими.
Так казалось Икеру, глаза которого потихоньку привыкали к темноте. Где-то там, в самом ее сердце, отважные рыцари обороняли мальчика от чудовищ, и впервые он заснул спокойно. И в эту ночь, и во все последующие: страх ушел навсегда.
Повзрослев, Икер так и не смог вспомнить, куда подевались птичьи листки из блокнота Борлито. Быть может, их выбросил дед или бабушка спрятала их в свой огромный комод, на ту же полку, где лежал так никому и не понадобившийся матросский костюмчик. Или сами рыцари, посчитав, что их миссия исполнена, отправились к какому-то другому мальчишке, нуждавшемуся в защите.
Эта версия кажется предпочтительной даже взрослому Икеру, особенно в период «Джаззальдии», настраивающей самые черствые души на поэтический лад. А в пропаже стрекоз и бабочек нет никакой поэзии, и думать, что рыцари разделили их участь, невыносимо. Даже взрослому Икеру, ибо здесь он снова вступает на территорию тьмы.
Она никуда не ушла, как он ошибочно подумал в детстве. Она просто дала ему передышку, чтобы маленький Икер успел вырасти и стать полицейским инспектором. Озабоченным теперь поисками ночного портье Виктора Варади.
Субисаррета потратил слишком много времени на детальное изучение прошлой ночи, а ведь у Виктора были и другие ночи, не исключено, что и в них происходило что-то интересное. Дни тоже нельзя сбрасывать со счетов: хотя в них вряд ли сыщется Виктор, но почти наверняка обнаружится Кристиан Платт – живой и здоровый, без красной пижамы и пролома в голове.
Кристиан Платт, бывший когда-то Альваро Репольесом, лучшим другом Икера. У Альваро, каким его знал Субисаррета, не было странной татуировки под коленом и уж тем более микрочипа. Вот чего боится инспектор: столкнуться с Альваро лицом к лицу (пусть и на пленке) – и не узнать его. Или – узнать с какой-нибудь другой стороны.
Темной.
Темной, несмотря на светлые волосы. Черноволосый Альваро был, скорее, светлым человеком. Обаятельным и легким, способным покорить любое сердце, не только женское. Что же произошло с тобой, Альваро? Что происходило в каждый из дней на протяжении целых двух лет? Обрывки последних пяти суток, их мелкие крохи зафиксировала пленка, но вряд ли они прольют свет на двухлетнее отсутствие. Куда больше Икер надеется на запросы, посланные в Британию: если уж нельзя ухватиться за Альваро, может быть, всплывет что-нибудь любопытное, связанное с Кристианом Платтом? Еще один запрос он отправил швейцарским коллегам – относительно колоритной троицы со второго этажа. Субисаррета и сам не может объяснить, почему так поступил. Он не подозревает их в убийстве: девчонка слишком мала, ее черный брат-саксофонист – слишком талантлив… Русская? Представить ее хладнокровно наносящей удар бейсбольной битой по затылку беззащитного человека никак не получается. Кошки?.. После вчерашних зыбучих песков в глазах одной из них, после игры в гляделки с Виктором, инспектор вправе ожидать от ориенталов чего угодно. Но и они – не убийцы, при всем настороженном к ним отношении. Вцепиться кому-нибудь в горло, полоснуть когтями по коже, даже выцарапать глаза они смогли бы. Но проломить голову?
Такое – ни одной кошке не под силу.
Пару минут Субисаррета развлекает себя тем, что пытается представить кошку, которая держит биту в лапах: получается забавно, но при этом кошка теряет черты животного и приобретает человеческие. И ничего, кроме вечного мультяшного неудачника Тома, не вырисовывается. Том смешной, а то, что случилось в номере Кристиана Платта, вовсе не смешно.
А ведь была еще женщина-кошка! И не одна, целых две, Икер видел фильмы с их участием: голливудская муть, на которую его когда-то таскала Лусия. Имени актрис инспектор не запомнил, лиц – тоже, только облегающие черные комбинезоны из кожи.
Русской пошел бы такой комбинезон.
Почему он подумал о русской?
Потому что оба ориентала принадлежат ей, потому что она нелепо солгала о Брюгге и потому что… Субисаррета не прекращал думать о ней с тех пор, как они расстались вчера вечером. Нельзя назвать эти мысли навязчивыми, они держатся особняком, не привлекая к себе особого внимания. Они ведут себя как кошки, сопровождавшие Виктора Варади к лестнице на второй этаж: чтобы увидеть их, нужно обернуться, остановиться. Когда Икер думал о Лусии, все было понятно: Лусия вызывала вполне определенные желания, другие девушки – тоже. Никаких особых желаний (сосредоточенных, как правило, в районе паха) русская не вызывает. Но Икеру хотелось бы еще раз взглянуть на лицо-папоротник. И хотелось бы, чтобы этот папоротник рос где-нибудь в гордом одиночестве, на чистой почве, свободной от мелких корешков, коротких и жестких кошачьих волос, сгнивших прошлогодних листьев, – всего того, что составляет окружение русской Дарьи. Сюда еще можно добавить забитый землей мундштук от саксофона и парочку потерянных ангельских перьев – и картинка будет полной.
«Дарлинг», – так назвал русскую черный принц крови, дарлинг – дорогая.
Звучит фамильярно и немного пошловато, но не исключено, что это всего лишь производная от не слишком удобоваримого русского имени. Если бы Субисаррете представился случай… Нет… если бы они с русской познакомились при других обстоятельствах…
Они бы никогда не познакомились при других обстоятельствах.
И дело не в том, что в гостинице «Пунта Монпас» (как и в любой другой гостинице Сан-Себастьяна) Икер не возник бы в ином качестве, кроме полицейского инспектора. И не в том, что он не смог бы подойти к Дарье на улице (он никогда не знакомился с женщинами на улице). Все намного проще и сложнее одновременно.
Эта негромкая, насмешливая, немного отстраненная девушка как-то связана с убийством. С раной на затылке. Не обязательно той, что явилась причиной смерти Кристиана Платта, и убийство могло быть совсем другим, совершенным не в Сан-Себастьяне, где-нибудь в другом месте. В другое время, которое давно прошло или еще не наступило. Воображению Субисарреты, подстегиваемому «Джаззальдией», легко представить пролом в черепе – как край обрыва.
И на краю сидит она, русская, болтая ногами над бездной.
Инспектор всеми силами пытается отогнать от себя видение, не иначе бессонная ночь виной тому, что оно возникло. И русская, и саксофонист выглядели вполне респектабельно, ангел был мил, как и положено бойкой и живой восьмилетней девочке, и… Не стоит так демонизировать кошек. Не стоит воскрешать маленького Икера со всеми его неизжитыми страхами.
Маленький Икер давно вырос, стал полицейским инспектором, обладающим крепкой волей и немалым бесстрашием. А сейчас ему понадобится еще и удача, чтобы разыскать Виктора Варади.
Глава пятая:
квартира Виктора Варади, Ирун,
24 июля, 10 ч. 10 мин. по среднеевропейскому времени
…Крысиная нора.
Именно это определение пришло на ум инспектору, едва он оказался в жилище ночного портье. Никто не впускал его туда, но проникнуть внутрь большого труда не составило, хотя у Икера и не было электронного ключа от всех дверей.
Ознакомительная версия.
