Ёсико посмотрела на него взглядом, в котором одновременно читалось и сомнение, и понимание. Хиро в ответ приподнял брови. Ёсико хотела было заговорить, но Сато продолжила рассказ.
– Я пообещала Иисусу то же самое, что обещала Каннон. Через месяц я забеременела Таромару... Это Нобухидэ. – Сато виновато улыбнулась. – В младенчестве мы звали его Таромару.
Ёсико наклонилась вперед и хмуро посмотрела на мать. Сато ничего не заметила либо ей было все равно. Хиро подозревал последнее.
– Когда я забеременела, – продолжила Сато, – я постаралась поставить статую в честь Бога, но потом узнала, что Он предпочитает, чтобы его почитали крестом.
– Не совсем так, – сказал отец Матео. – Крест – это символ, напоминающий нам о Его жертве. Самому изображению креста мы не поклоняемся.
– Тоже самое, что и с ками, – сказала Сато. – Бог существует в дереве, за исключением того, что ками – это дерево, а Иисус – это не воплощение креста.
Хиро подавил улыбку. Он видел, как внутри отца Матео теология борется с прагматизмом. Последний победил.
– Я рад, что вы познали Иисуса, – сказал священник. – Надеюсь, вы продолжите ему молиться.
Сато выглядела обиженной.
– Я же обещала, не так ли?
Ёсико встала и поклонилась.
– Спасибо, что пришли.
– Спасибо, что выслушали нас, – сказал Хиро.
– Пожалуйста, скажите Акеши-сама, нам жаль, что мы его не застали, – добавил отец Матео.
Хиро уже был готов озвучить свою просьбу насчет дополнительных дней, когда Ёсико сказала:
– К моему брату вам следует обращаться Акеши-сан, а не «сама».
– Я прошу прощения за свой несовершенный японский, – сказал отец Матео. – Я думал, что к наследнику стоит обращаться с самым высоким почтением.
– И ваш японский, и ваше понимание совершенно верны, – вмешалась Сато. – Но Нобухидэ не является наследником моего мужа. Это Ёсико.
Хиро было трудно скрыть удивление.
– Наследница – Ёсико?
– Да, – сказала Ёсико. – Еще до рождения Нобухидэ.
– А закон признает наследника женского пола? – поинтересовался отец Матео.
– Только если глава семьи оставляет специальное завещание, в котором и указывает ее имя, – сказал Хиро.
– Что мой муж и сделал, – сказала Сато. – Он написал завещание много лет назад.
– До рождения Нобухидэ? – спросил Хиро.
– Нет, – ответила Сато. – К счастью, после. Так что никто не может назвать это случайностью или оплошностью.
Хиро бы очень хотел взглянуть на это завещание, но ему нужна была причина, которая не вызвала бы никаких подозрений. Он посмотрел на отца Матео и немного склонил голову, надеясь, что иезуит поймет его намек и найдет причину.
– Как интересно, – сказал отец Матео. – Я никогда раньше не видел японского завещания. Мне интересно, насколько они отличаются от португальских.
Месяцы обучения тому, как понимать шифрованные взгляды и молчаливые сигналы, наконец дали свои плоды.
– Хотите посмотреть? – спросила Ёсико.
– Почту за честь.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала Ёсико. – Я принесу его.
Она вышла из комнаты, пока гости рассаживались на свои места у очага. Сато вежливо им улыбалась, хотя на ее лбу собрались печальные морщинки.
Вернулась Ёсико. В руках она несла облупившийся, но дорогой бамбуковый тубус. Она опустилась на колени у очага, открыла крышку и перевернула тубус вертикально. Оттуда выпал свернутый пергамент. Свиток сохранил свою форму, развернувшись лишь слегка.
Ёсико двумя руками протянула пергамент отцу Матео. Он принял его таким же образом и аккуратно развернул.
– Могу я попросить Хиро перевести? – спросил священник. – Я не очень хорошо читаю на вашем языке, чтобы понять суть столь важного документа.
Ёсико согласно кивнула:
– Конечно.
Хиро взял свиток и быстро его прочитал. Он был исписан крошечными иероглифами изысканным и аккуратным почерком. Каллиграфия говорила о мастерстве и многолетнем опыте. Ни одна клякса не омрачила свиток.
Внизу, подтверждая все написанное, стояла алая печать Акеши Хидэёши. Пастообразные чернила были глянцевыми, немного приподнятыми над бумагой, как того и требовала печать. Хиро не разглядел никаких дефектов ни в сборке печати, ни в ее исполнении.
Ведя пальцем по строчкам, синоби начал читать вслух.
– «Я, Акеши Хидэёши, записал эти слова на пергамент в седьмой год правления сёгуна Асикаги Ёшифудзи». – Хиро замолчал и посмотрел на священника. – Ёшифудзи – это детское имя сёгуна. Повзрослев он взял имя Ёситеру.
– Спасибо, – издал смешок отец Матео. – Это объясняет, когда было написано завещание? Я пока не сильно хорошо разбираюсь в японском летоисчислении.
– Это значит, что написано оно было двенадцать лет назад. – Хиро опустил глаза и начал читать дальше. – «Моя воля такова: после моей смерти моя дочь, Акеши Ёсико, наследует все мое имущество, включая деньги, земли и все, чем я владею или на что имею права. Если мое пособие сохранится и после моей смерти, оно в полном объеме должно перейти к ней.
Я желаю, чтобы Ёсико полностью обеспечивала свою мать, Акеши Сато, и моего брата, Акеши Хидэтаро, вплоть до их смерти. Она должна разрешить моему сыну, Акеши Нобухидэ, продолжать жить в нашем семейном доме. Во всех вопросах, касающихся клана, последнее слово должно принадлежать Ёсико. Я доверяю ее решениям, как если бы она была моим сыном.
Жизнь коротка и печальна. Мудрый самурай проводит свою, готовясь к смерти. Когда я уйду из этой жизни, знайте, я был к этому готов».
Палец Хиро коснулся печати.
– Акеши Хидэёши.
Он потер между собой указательный и большой пальцы. Печать не была ни мягкой, ни влажной.
– Оно очень хорошо составлено, – сказал отец Матео.
Ёсико рассмеялась:
– Согласна, но мой брат считает иначе.
– Он разозлился? – спросил священник.
– Не то слово. Нобухидэ ожидал, что отец назовет своим наследником его.
– А он может оспорить завещание? – поинтересовался отец Матео.
– Нет, – твердым голосом ответила Сато. – Таково желание моего мужа. Я знаю, когда именно он его написал и где хранил. Я забрала завещание после его смерти.
– Свидетельство жены является окончательным подтверждением, если она видела завещание и знала о его содержании до смерти супруга, – объяснил Хиро.
Сато кивнула:
– Я знала. Такова воля Хидэёши.
Хиро вернул свиток Ёсико. Она туго его свернула и засунула обратно в тубус. Положив бамбуковый цилиндр на татами, она спросила:
– У вас есть еще вопросы?
– Мы пришли в надежде убедить Нобухидэ дать нам еще немного дней на поиски убийцы Хидэёши, – ответил Хиро Ёсико, но говоря это, он перевел взгляд на Сато. – Было бы крайне прискорбно, если бы невиновная девушка умерла из-за элементарной нехватки времени.
Сато согласно кивнула. Синоби посмотрел на Ёсико, вскинув брови в молчаливом вопросе.
– Мне очень жаль, – ответила женщина, – но я не могу удовлетворить вашу просьбу. Без каких-либо дополнительных улик. Если к завтрашнему дню вы сможете найти того шпиона или доказать, что это именно он убил моего отца, я повторно рассмотрю вашу просьбу.
– Спасибо. – Это был единственный ответ, который Хиро мог дать на данный момент.
– Могу я задать вам еще один вопрос? – спросил отец Матео.
Ёсико заинтересованно посмотрела на священника.
– Прошу прощения за свою бесцеремонность, но мне крайне любопытны японские законы и обычаи. После смерти отца будет ли вам и дальше выплачиваться его пособие?
– Как правило, такого не бывает, – ответила Ёсико.
– А у вашего отца были какие-либо другие доходы? – спросил иезуит. – Какое-то свое дело или наследство?
Ёсико и Сато переглянулись.
– Хидэёши был наследником своего отца, но тех денег уже давно нет, – ответила пожилая женщина. – Мы надеемся, что сёгун проявит милость и будет дальше платить нам пособие.
– А как в Японии решают вопросы с кредиторами? – спросил отец Матео.
Ёсико склонила голову на бок.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду.
– Есть ли у вашего отца какие-нибудь денежные обязательства? Перед торговцами рисом или портным? Или вот чайный дом, например. Каким образом будет оплачен его последний счет? Будет ли ему вообще этот счет выставлен, если он там умер?
Хиро был впечатлен неожиданно тонким замечанием отца Матео. Синоби было интересно, на какие средства Хидэёши мог позволить себе посещение Сакуры, если ему платили только пособие. Но этикет запрещал ему задавать подобные вопросы. Дело было не в том, что можно было задать их, опираясь на юридические законы. Только чужеземец мог быть таким назойливым и не нанести при этом серьезного оскорбления.
– Я буду очень... разочарована, если Маюри ожидает платы за ту ночь, когда погиб мой отец.
