По моему случаю назначили расследование. Его вела группа из Отдела профессиональной ответственности, которая сняла с меня все обвинения и вынесла вердикт: «полицейское самоубийство», иными словами парень вынудил меня пристрелить его. Гражданский иск родственников убитого отнял куда больше времени и денег. Это еще одна вещь, которую вы не увидите в кино. Безжалостный серийный маньяк имеет обширную семью, включая страдающую хромотой сестру, обучающую детей с особенностями психофизического развития. Любящая родственница будет доказывать, что ее подонок-брат — наидобрейший человек на земле.
Семья утверждала, что я застрелила несчастного из страха, что его не признают виновным. Они проиграли, но, выражаясь образно, во рту каждого имевшего к процессу отношение остался гадкий привкус. К тому времени карьера моя завершилась, и меня перевели на другую должность, направив в провинциальное отделение в Тусоне. И о нем все в один голос твердили: мол, милое местечко. Очень Сибирь напоминает, вот только жарко. Местного старшего агента я ненавидела и продержалась чуть меньше семнадцати месяцев, прежде чем подать в отставку, хотя именно этого от меня и ждали.
Вот теперь вся правда. Почти.
Первый год я отдыхала изо всех сил. Я вступила в Клуб книголюбов, но другие члены начали игнорировать меня, как только узнали, что книг я, вообще-то, не читаю. По совету терапевта попробовала заняться йогой. По его мнению, это должно было помочь мне от «вспышек раздражения». Оттуда меня изгнала инструктор бикрам-йоги после того, как попыталась запретить мне пить воду в душном помещении с температурой плюс тридцать восемь градусов.[1] У меня одной, что ли, «вспышки раздражения»? Намасте[2] моей заднице!
Однако в гимнастический зал я продолжала ходить каждый день, чтобы поддерживать себя в форме. Это было абсолютно необходимо, учитывая специфику моей работы. Нужно уметь импровизировать и быть гибкой. Я брала уроки спецподготовки у инструктора «Морских львов». Его звали Бакстер. Это имя, фамилию не помню. Мы были очень близки, и мне он казался верхом благоразумия — для специально обученного убийцы. Всякий раз, когда представляю Черного Оперативника Бакстера, он выпаливает тупые шутки на тему, как мне использовать в качестве оружия ложбинку меж грудей или ягодиц. Впрочем, Бакстера уже нет — погиб.
По зрелом размышлении, я как малыш в том фильме: у меня среди знакомых больше покойников, чем живых.[3]
И еще о моей отставке: я чувствовала себя так, будто остаюсь тайным агентом, работаю по легенде и временно играю роль Женщины-Определенного-Возраста-С-Юго-Запада. Если кто спрашивал, чем занималась раньше, я отвечала, что расследовала случаи нарушений авторских прав. Это всегда убивало разговор, потому что все хоть раз да копировали пиратское видео.
Я по-прежнему способна слиться с любой средой, в которую попадаю, раствориться на заднем плане, с радостью преуспевать в том, о чем другим женщинам моих лет страшно даже подумать.
Вот такая я. И вот что я скрывала от соседей, от моего нового любимого мужа, а порой и от себя самой. Да и кому может нравиться женщина, способная убивать голыми руками? Как я уже говорила, отставка не решила эти проблемы. Вот разве что — тоже по совету терапевта — я прослушала курс по буддизму в университете. Там и встретила Перфессера. И как следствие, вскоре после этого перестала навещать терапевта.
Притяжение возникло почти мгновенно. Во время первой лекции я наблюдала за эмоциональным и сильным доктором Карло Ди Форенца: он вышагивал взад-вперед перед аудиторией, как тигр в клетке, который сожрал далай-ламу. В середине обзора циклической природы кармы одна из девушек в топике, выдавливающем ее будто пасту из тюбика, спросила:
— Вы хотите сказать, что «куда бы ты ни шел, ты уже там»?
Профессор застыл на месте, поморгал, не поворачиваясь к говорившей. Тигр, отвлеченный москитом.
— Вопреки тому, что написано на наклейке на бампере, — с подчеркнутой медлительностью подала голос я, — это не совсем точное определение.
Карло наконец повернулся к аудитории и нацелил на меня взгляд. От его ухмылки побежали мурашки.
— Продолжайте, — предложил он.
— На собственном опыте знаю: требуется почти год, чтобы догнать себя. Так что, пока ты в движении, нет нужды беспокоиться.
Мужчина снова заморгал. Я ожидала снисходительного комментария. Он вновь усмехнулся.
— Кто вы? — спросил он, сделав ударение на «вы».
— Меня зовут Бриджид Куинн, — ответила я.
— Бриджид Куинн, давайте обсудим это за обедом.
Почти все студенты захихикали. Только Топик выглядела раздосадованной, что ее предпочли немолодой женщине.
— Думаю, едва ли это возможно в разгар занятий, — заметила я.
— Какого черта! — фыркнул он. — По окончании этого семестра я ухожу на пенсию.
В те дни он держался со мной намного резче. А я была с ним намного откровеннее, пока не поняла, что влюбилась еще в наше первое свидание. Позже, когда накатит слабость, я буду вспоминать это свидание.
В течение года я вышла замуж за Карло Ди Форенца и переехала из своей квартиры в его дом с видом на горы Каталина на севере города. Дом был декорирован покойной женой Карло, Джейн, в стиле моей сумасшедшей тетушки Жозефины. Иными словами, красные абажуры с бахромой и бельгийские искусственные гобелены с изображениями единорогов. На просторном заднем дворе статуя сидящего на скамье святого Франциска в натуральную величину. Меня это устраивало, поскольку сама я никогда не украшала свое жилье. Кроме того, это соответствовало тому типу человека, на которого мне хотелось походить. Словно готовая суперобложка для книги.
Дом шел в комплекте с парой мопсов — что-то вроде помеси Петера Лорре[4] со свиной сосиской. Собак Карло подарила Джейн перед самой смертью от рака пять лет назад: она решила, что после ее ухода забота о животных даст мужу цель в жизни. Мы всё собирались дать им клички.
Но лучшей частью моих перемен был сам Карло.
Это все — я имею в виду свадьбу — произошло настолько быстро, что в голове звучал голос матери, шепчущей одну из своих банальностей: «Женишься на скорую руку да на долгую муку». Но мне так хотелось. Признаюсь, тогда я не была ни в чем уверена, ведь с Карло мы едва познакомились. Однако, поскольку сравнивать мне было особо не с чем, новый образ жизни пришелся вполне по душе. Кто-то скажет, что этого недостаточно для выстраивания хороших отношений, но я точно знала: настало время оставить жестокость в прошлом и отдать все силы на освоение роли идеальной жены. Да, идеальная жена — это женщина, которой я теперь стану.
Карло старался не спешить. Он привыкал не подкрадываться и не обнимать меня сзади. Класть ладонь мне на щеку так нежно, чтобы я прижималась к ней, а не напрягалась. А еще никогда не пытался вытянуть причины моего поведения «бей или беги», и я уверена, что он внутренне согласился: лучше ему не знать. Я понемногу отмякала, учась доверять ему. Жизнь казалась идеальной, за исключением тех моментов посреди ночи, когда меня вдруг переполняла тревога, а сердце начинало колотиться в привычном ужасе от мысли, что он бросит меня и я потеряю все, что наконец обрела.
Этот первый год мы занимались любовью, выгуливали мопсов, соблазняли друг друга нашими любимыми блюдами (его — суши, мои — индийские), смотрели фильмы — во мне неожиданно проснулся интерес к психоделическим работам независимых студий, Карло же с удовольствием поглощал картины, где все взрывалось, — и собирали камни.
Коллекционирование камней и минералов, можно сказать, мое хобби. Симпатичные камни не менялись и не умирали у тебя на руках. Мое любимое местечко для поиска — безлюдное высохшее русло реки примерно в полумиле от дома, под мостом, по которому бежит шоссе Голдер-Ранч-роуд. В сезон летних муссонов сумасшедший ливень, выплеснув в пустыню все тридцать сантиметров годовой нормы осадков за несколько месяцев, обрушил столько камней с окрестных гор — собирай не хочу.
В тот день в начале августа я самостоятельно дошла до пересохшей реки, наполнила рюкзак почти десятью килограммами всего, что выглядело нестандартно и красочно, и потащилась обратно в гору, чувствуя небольшое головокружение и слабость от сорокаградусной жары, но довольная трофеями.
А вскоре показался наш задний двор на восточном краю ранчо «Черная лошадь». Мы — недавняя «аномалия», окруженная коренными обитателями пустыни. Людьми с лошадьми. Людьми, живущими в трейлерах и готовящими в них стряпню на метане. Когда идет дождь, отчетливо слышен запах навоза. И иногда трейлеры взрываются.
Думаете, я тут критику развожу? Проведя бульшую часть жизни в городских квартирах, я искренне полюбила эту деревенскую местность так, как можно полюбить сгорбленного старенького дядюшку, который рассказывает интересные вещи о войне. Полюбила запах конского навоза и редкий крик осла, принесенный ветром невесть откуда, или навевающий воспоминания отрывистый звук выстрела со стороны стрелкового клуба «Пима».
