положено, и хотел было уходить, как светленький нагнулся ко мне и спрашивает:
– Ты здесь Геннадия Яблочкина не встречаешь?
– Нет, – говорю. – А кто это?
– Да так, знакомец один. – А потом повернулся к моему благодетелю и таким заискивающим голоском говорит:
– Василий Александрович, пойдемте в зал, там люди ждут.
А тот оттолкнул его и как заорет:
– Пшел вон, лизоблюд! Ты думаешь, я не знаю, чего ты возле меня увиваешься?! Тебе деньги мои нужны, а не дочь моя. Вот, – здесь он сложил пальцы правой руки в кукиш и сунул его прямо парню в лицо. – Выкуси. Шиш ты у меня получишь, – и, пошатываясь, пошел в кафе. Ты бы видел, как бедного парня перекосило. Я думал, он этого мужика разорвет, так у него кулаки сжались, но он только попыхтел-попыхтел, а потом повернулся, да как рявкнет на меня: – А ты чего здесь стоишь?! Пшел вон отсюда, пока милицию не вызвал! Ну, я, конечно, коробку с посудой в руки – и ходу.
– А с утра стал пропивать халявные деньги, пока менты не забрали, – закончил его рассказ Гена.
– Точно! – ударил его по плечу Виктор так, что тот взвыл.
В этот момент снова лязгнула дверь и в проеме показалось прыщавое лицо молоденького сержантика.
– Огрызкин! На выход! – срывающимся на фальцет голоском прокричал он и, смутившись, спрятался за дверью.
– Ну, мне пора, – тяжело поднимаясь с нар, произнес Гена. – Если раньше выйдешь, чем я, можешь на моем участке поработать. Больше никого не пускай, а то потом хрен выгонишь. Все. Бывай здоров.
И Геннадий, заложив руки за спину, вышел в коридор.
– Ну что, вспомнил? – спросил следователь, когда он опустился на уже знакомый табурет.
– Угу. Как же. Вы мой мозг так напугали, что теперь его все мысли стороной обходят.
– Значит, сознаваться не хотим? Так. Раз правильная мысль в твой, как ты говоришь, мозг сама идти не хочет, придется ее туда загнать.
Следователь встал и начал медленно обходить угол стола, а Огрызкин, зажмурив глаза, пытался угадать, куда последует первый удар, когда от двери раздался грозный окрик: – Капитан Фомин! А ну прекратите рукоприкладство! В чем дело?
– Геннадий открыл один глаз и чуть повернул голову. У порога стоял подполковник. Судя по всему – начальник этого отдела.
– Владислав Семенович, – возвратился на свое место следователь. – Этот бомж был нами обнаружен у трупа Брызгунова Василия Александровича.
– Во-первых, не бомж, – перебил его подполковник.
– А… Как, простите, Ваше имя, отчество?
– Геннадий Степанович.
– … Геннадий Степанович. А во-вторых, Вы читали заключение судмедэксперта?
– Да, – опустив глаза, кивнул головой капитан.
– Значит, знаете, что Брызгунов был мертв уже около двух часов. И что, по Вашему, все это время убийца сидел рядом с ним? Вы, как я посмотрю, не только Дзержинского на столе держите, но и пользуетесь его методами. Из людей признание выбиваете. Головой, капитан, нужно думать, а не руками размахивать. Поняли меня?
– Так точно, товарищ подполковник! – вытянулся в струнку следователь.
– Вот и хорошо. Геннадия, э-э-э, Степановича допросить пока как свидетеля, снять у него отпечатки пальцев и задержать до сравнения с отпечатками на ноже. Они должны быть скоро готовы, а вот тогда-то и будем решать, что делать дальше. Выполнять.
Дверь за подполковником захлопнулась, и следователь медленно опустился в свое кресло.
– Повезло тебе, Геннадий Степанович. Но ничего, я все равно из тебя правду выжму.
Огрызкин глядел на оловянный бюстик и представлял, как Феликс Эдмундович в перерывах между приступами кашля выбивал из карманника признание в подготовке контрреволюции. Когда Дзержинский в очередной раз закашлялся, он вздрогнул и перевел взгляд на следователя.
– Командир. У вас в камере сидит один экземпляр с амбре из дешевого портвейна. Так вот, он ночью видел наш камень преткновения живым и теплым в компании одного молодого субъекта.
– Чего он видел? – вытаращил глаза на Огрызкина капитан.
– Хорошо. Попробую сказать на вашем языке. В обезьяннике один алконавт бакланил, что ночью срисовал вашего жмурика с каким-то чуваком.
– Так что ж ты молчал, идиот! – вскочил с места следователь. – Эй! Сержант!
Через секунду паренек с испуганными глазами распахнул дверь.
– … У нас в обезьяннике сидит кто-нибудь пьяный?
– Ну, вроде есть там один. По виду из их братии, – сержант кивнул в сторону Огрызкина.
– Этого отведешь, пусть пальчики снимут, и прикрой пока, а того – сюда. И бегом.
После прохождения этой грязной процедуры, Геннадий вновь оказался на знакомых нарах. В камере Витьки уже не было, но вместо него у окна сидели два паренька лет двадцати и о чем-то живо шептались. Увидев Огрызкина, они замолчали и неприязненно уставились на него.
– Все в порядке, ребята. Я здесь в уголке пристроюсь, и, считайте, что меня нет, – извиняющимся тоном сказал Геннадий и прилег у самой двери, но один из них, в кожаной, поблескивающей множеством заклепок куртке, встал у его изголовья и, презрительно глядя сверху вниз, процедил сквозь зубы:
– Эй! Мешок с дерьмом. Ты че это здесь разлегся? А ну, вскочил, живо!
Огрызкин удивленно взглянул на него, но, поняв, что парень не шутит, немедленно поднялся.
– Тебя за что повязали?
– За сигареты.
– Чего?!
– Я говорю, пачку дорогих сигарет нашел, а менты увидели, и им тоже таких захотелось. Вот, пришлось сделать бартер. Я им пачку, а они мне синяк и ночлег.
От хохота парень в кожанке присел на корточки, да так и остался сидеть, обхватив руками живот, а его приятель беззвучно трясся, опустив голову и закрыв лицо длинными и черными, как смоль, волосами.
– Ну, ты, бомжара, даешь, – утирая слезы поднялся с пола «кожаный». – Ладно, живи пока. Только чтобы в твоем углу было тихо и не воняло, а не то,
– он поднес кулак к Гениному лицу. – Понял?
Огрызкин кивнул головой и снова забился в свой угол, а парни, еще немного посмеявшись над ним, вернулись к прерванному разговору.
– Так вот, я и говорю, – зашептал длинноволосый. – Он штуку баксов за нифига предлагает.
– Что значит – за нифига?
– Просто одного мента нужно найти и ему адресок скинуть.
– И за это – штука?
– Ну да. Я еще переспросил, может, мочкануть его, а он головой вертит, нет, говорит, просто напиши где живет. Улица, дом, квартира, в общем – полный расклад.
– Вот, блин! – ударил себя по коленям «кожаный». – Что ж ты раньше молчал?
– Да я же тебе только начал говорить, а тут этот желтолицый.
– Да. Не вовремя он нам на глаза попался, – вздохнул «кожаный». – А как зовут того, кого найти надо?
– Яблочкин Геннадий Сергеевич. Живет, вроде бы, в этом
