нарисованные брови свелись в сплошную нитку.
— Да. Мы же договорились на двадцать пять за месяц. Дороговато, Нинель Петровна, я ведь только комнату у вас снимаю. Народ за квартиру платит по двадцатке. В стране кризис!
— Добавь, Денис! Добавь. Да. Комната. Не квартира. Зато в центре. Рядом с твоей работой. Вышел, три минуты прошёл — и ты уже на работе. А за двадцатку — три часа пилить с пересадками. Никаких денег не захочешь. Давай ещё пять тысяч! А то обижусь.
— А как вы обидитесь, Нинель Петровна, расскажите, — натянуто пошутил Денис.
— Лучше тебе этого не знать. Тебе сорок уже, а ума, как у двадцатилетнего. Наивняк ты, наивняк! — рассерженно выкрикнула Нинель Петровна и вскочила со стула, отвернувшись от гостя, нарочито загрохотала посудой в раковине.
Денис задумчиво рассматривал банку с вареньем. Янтарный цвет завораживал. Странные конфигурации из прозрачно-жёлтых плодов имитировали художественную абстракцию. Уже поздно. Ехать никуда не хотелось. Да и не к кому. В мини-отелях дороговато. В квартире было тепло и уютно. Привычно. Полгода здесь прожил. Нинель Петровна со странностями, но аккуратная хозяйка. В квартире ни пылинки, ни соринки. Везде чисто, словно только что сделали генеральную уборку. Вряд ли в центре Петербурга можно снять жильё дешевле.
Денис Снегирёв больше года сидел без работы в своём Северодвинске. Жена работала в налоговой инспекции, и хоть зарплату там сократили, они как-то справлялись, но вскоре стало совсем туго. Денис не хотел менять профессию. Фирма закрылась, дизайнеров в городе много, а наниматься в грузчики жена не позволила. Она и предложила Денису ехать на заработки в Петербург.
— Там дизайнеры деньги лопатой гребут! Город большой, бизнесов много — только успевай рекламировать свои способности. Тебя сразу заметят и оценят. Поезжай, Денис!
— А вы? Как вы тут без меня?
— Ничего, проживём! Как-нибудь. Скоро праздники. Вот и приедешь. Не успеем соскучиться.
Денис посмотрел на детей. Сынишка трёх лет и пятилетняя дочь играли в солдатиков. Они не шумели, не кричали, лишь молча и напряжённо передвигали пластмассовые фигурки по ковру, и когда солдатики сталкивались, спешно уводили их на запасные позиции.
«И война у них какая-то безмолвная, не опасная», — подумал Денис.
У него заныло сердце, но он отбросил мрачные мысли. Вскоре на его резюме пришёл ответ из Петербурга. Предложили хороший оклад и премиальные. Много бонусов. Социальный пакет. Жена обрадовалась:
— Я же говорила! Говорила.
Она разволновалась, захрустев суставами пальцев, оглянулась в поисках стула. Не нашла, осталась стоять на ногах. Жена очень волновалась. Однажды Денис неловко пошутил, назвав её енотом. И после часто приговаривал: мол, ты мой «енот-полоскун», когда видел, что жена совсем измучилась от домашней работы. Она постоянно что-то стирала, мыла, протирала и пылесосила. Денис не сразу заметил, что жене не нравятся его шутки. Она перестала суетиться при нём — убирала квартиру, когда его не было дома. Он тоже перестал шутить. Дети почувствовали родительское отчуждение, и в доме исчез детский смех. Так и жили. Молча и напряжённо.
Денис всё крутил блюдце, не замечая, что за ним искоса наблюдает Нинель Петровна. Она протянула руку и остановила движение блюдца.
— Не жадничай! Чем больше тратишь, тем больше придёт, — произнесла хозяйка, и Денис с ужасом почувствовал в её голосе странную трепетность.
Сердце заныло, он с трудом отбросил мысли о доме, о жене и детях и натянул на лицо улыбчивую маску. Так надевают одежду, спеша на работу после бессонной и нервной ночи.
— Я не жадный, Нинель Петровна, но платить тридцатник за комнату не хочу. Дорого. Позвольте мне переночевать, а завтра я подыщу что-нибудь более приемлемое.
— У тебя ведь астма? Или диабет? Тебе чистота нужна, порядок, — женская рука повисла в воздухе.
Денис успел разглядеть синие вены, прожилки и возрастные крапинки на синюшной тонкой коже. Вдруг рука пришла в движение и ткнулась ему в предплечье, затем перебралась на запястье. Денис с тоской наблюдал за хитрыми манипуляциями, одновременно додумывая неприятную мысль, пришедшую только что. Нинель Петровна когда-то была стройной блондинкой, невыразительной и сухопарой, но с возрастом погрузнела, оплыла, впрочем, сохранив миловидность. Она моложава, аккуратна, но болезненная грузность придаёт ей чудовищный вид. Хозяйка похожа на кошмарный сон. На привидение, живущее на кладбище. И ей невдомёк, что она давно перестала быть женщиной. Нинель Петровна этого не понимает. Она продолжает жить в мире грёз. Денис осторожно убрал руку, словно вытаскивал из принтера застрявший лист бумаги. Лицо исказила брезгливая гримаса. Стараясь скрыть неловкость, взялся за варенье: съел одну ложку, другую. И всё смотрел на хозяйку. Женщина съёжилась, точно став меньше ростом, побледнела и вдруг начала хватать ртом воздух.
— Вам плохо, Нинель Петровна? — всполошился Денис, вскочив из-за стола.
И тут же плюхнулся обратно. Его поразила метаморфоза, произошедшая с хозяйкой. Она больше не задыхалась. Нинель Петровна улыбалась. И это было жутко. Лучше бы заплакала.
— Ну что ж, уговаривать не стану, насильно мил не будешь. Чаю хочешь?
— Да, чашечку выпил бы, — покорно кивнул Денис.
Нинель Петровна уселась напротив и подставила чашку под краник. Громко зажурчала вода, зашипел пар из-под конфорки, потянуло абрикосовым ароматом. Денис успокоился, смахнул с себя чёрные мысли, как смахивают муху или комара, прилепившихся внезапно и с налёту. Люди разные. В душу не заглянешь. Съел ещё немного варенья. Вкусное. Нинель Петровна хорошая хозяйка. Этим и успокоился. Денис долго размешивал сахар, вспоминая наказы жены: сахар не ешь, соли поменьше, питайся регулярно и правильно. Здоровый желудок — это наше будущее. И мотала головой в сторону детей, дескать, куда же мы без тебя?
Нинель Петровна опередила его и бухнула в чашку два куска коричневого сахара. Придётся отравиться сладким ядом. Денису стало легче от шутки, мысленно попросив прощения у жены, он сделал глоток обжигающего чаю. Бодрящий напиток весело пробежался по пищеводу и стремительно заскользил дальше. Денис подумал было, что можно и пожертвовать лишней пятёрочкой — комфортная жизнь того стоит; но додумать не успел. В голове что-то ухнуло, словно внутри разорвалась бомба. Свет померк. Уши оглохли. Впрочем, в потёмках угасающего сознания успела прибежать игривая мыслишка, что, вполне возможно, это всего лишь очередной городской блэкаут, но она мигом погасла, и последнее, что услышал Денис, был звон разбитого фарфора. Чашка выпала из его руки и разлетелась вдребезги.
* * *
С ночи ударил сильный мороз. Поначалу горожане обрадовались нежданным холодам, после утомительной и безысходной слякоти было непривычно празднично. Белый иней на асфальте, лёгкий парящий туман
