заплёванный пляж, загаженный гниющими фруктами и усыпанный окурками. Елена Валентиновна брезгливо повела плечами. И в этот момент почувствовала на себе сильную руку. Кто-то приобнял её, она даже не поняла кто — уже смеркалось.
— Что загрустили, Елена Валентиновна?
— Нет-нет, мне очень весело! — испугалась она, с ужасом осознавая, что на неё обратил внимание сам главный инженер.
Мужчина неказистый, в возрасте, но жеманный и ухоженный, любитель дамского пола, преимущественно, юного. Елена Валентиновна не считала себя дурнушкой, но на внимание главного инженера не рассчитывала. Она знала свои слабые места. Не молода, не обаятельна, скучна. Серая мышь. Конторская крыса. Ей бы кого-нибудь попроще и побойчее, но таких она не встречала, чтобы и простой, и бойкий, и денежный. Ей попадались какие-то нелепые: то пьющие, то гулящие, то женатые. И все до единого — безденежные. Главный инженер тоже женат. Любит налево сходить, да кто из мужчин не любит?
— Хотите, я вас отвезу? — он огляделся. Молодёжь распалилась и вывалилась из-под тента прямо под майский дождь, устроив танцпол на мокрой траве.
— Подожду до автобуса. Ничего, я не устала, — ещё больше испугалась Елена Валентиновна.
Как бы не обиделся главный инженер. Потом проверками замучает. Он злопамятный, как все неказистые мужчины.
— Поедемте, Елена Валентиновна, дождь идёт, промокнете, простудитесь!
От настойчивого бубнящего голоса заныли виски. И сразу стало сыро, неуютно, промозгло. Кузина неохотно приподнялась, и главный инженер подхватил её под руку:
— Вот и славненько! Вот и добренько!
От этих его «славненько» и «добренько» захотелось взвыть и упиться глинтвейном до беспамятства, но время было упущено. Елена Валентиновна шла по тропинке, увлекаемая жилистой сильной рукой главного инженера. Она ничего не чувствовала, даже сырость отступила, и лишь страх разъедал её внутренности. Она жутко боялась этого человека. Через много лет сама себе она не смогла объяснить, почему тогда испугалась. Словно маньяк на неё напал. А это и не маньяк был — всего лишь главный инженер небольшого промышленного предприятия.
Умирая от страха, Елена Владимировна села в машину, а когда понеслись по мокрому шоссе, окончательно оглохла и ослепла, настолько сильным был страх перед этим человеком. Так они очутились у неё дома. Затем он ушёл, оставив после себя устойчивый запах мужского одеколона. Пронзительный аромат держался две недели, затем исчез. А вот страх остался. От страха Елена Валентиновна быстренько уволилась с прежнего места работы и нашла себе тихую должность в бухгалтерии коммерческой компании.
Финансовый отдел располагался в трёх офисах, а она довольствовалась небольшим закутком возле подсобки и занималась теми расчётами, которыми никто не хотел заниматься. Её всё устраивало: оклад, месторасположение компании — рядом с домом; закуток, небольшая столовая по месту работы. Удобно, недорого — не шик, конечно, зато никому ничего не должна. А через какое-то время Елена Валентиновну стало тошнить, она начала раздражаться от всего: от комфорта, от столовой, от закутка. Но самое страшное, что её тошнило от работы. Как увидит кипу папок на столе — и сразу дурно становится.
На новой работе Елену Валентиновну невзлюбили. Сотрудницы кривились, поджимали губы, сводили брови на переносице, а она всё терпела, пока тошнота не стала переливаться через край. Кузина поминутно бегала в туалет, долго плескалась над раковиной, надеясь, что тошнота как пришла, так и уйдёт, если на ней не зацикливаться. Всячески старалась не концентрировать внимание на недомогании, но вскоре поняла, что здоровье прохудилось, и придётся изворачиваться, чтобы отпроситься в поликлинику. Добром не отпустят. Скажут, бери дни за свой счёт. На новой работе практически никто не болел. Все выглядели бодряками и бодрячками. Кузина повздыхала и взяла неделю отпуска без содержания. После походов по многочисленным врачам, после сдачи нужные и ненужных анализов Кузина узнала, что крепко и давно беременна. Настолько крепко и настолько давно, что абортом уже не отделаться. Придётся рожать! Так ей сказал мужчина-доктор в районной поликлинике.
— Да-да, рожать! Иначе — смерть, — буднично бросил он, выписывая многочисленные бумажки.
Елена Валентиновна пыталась заглянуть ему в глаза, но они погрузились в изучение странных бумажек и ничего не видели.
«У него фокус сбился», — подумала Кузина, — надо поправить!»
— А вы не ошиблись? — спросила она, надеясь вернуть то блаженное время, когда ещё не было в ней никакой беременности.
— Нет, ошибки быть не может. Придётся рожать!
— А почему именно сейчас?
Вопрос прозвучал странно, но многозначительно. Доктор, мужчина за пятьдесят, с круглым добрым лицом и усталыми глазами даже бумаги отодвинул, настолько удивился.
— Что — именно сейчас?
— Ну, это… почему раньше не залетала? — смущенно пробормотала Елена Валентиновна.
— А-а, значит, время пришло рожать, — раздражённо махнул рукой доктор и снова уткнулся в писанину. — Знаете, иногда с женщинами такое случается.
Он почти выпихнул её из кабинета, загрузив кипой исписанных бумажек. Елена Валентиновна покорно отправилась по указанному адресу. Теперь её жизнь переместилась в женскую консультацию. Была в её характере какая-то тупая покорность. Что скажут, то и сделает. Сказали, пришло время рожать, значит, надо родить. А зачем, для чего, осознать не успела.
Так ничего и не поняла Елена Валентиновна в жизни. Она и не задумывалась ни о чём. А вышло, что родила дочь-красавицу. И этот факт не сумела оценить. Во-первых, главный инженер был страшнее крокодила из зоопарка. Жеманный, да, ухоженный, да, но весь сморщенный, желчный, неприятный. Его от злобы сморщило. Сплющило в ноль. Взглянув на него, можно было закрыть глаза и ждать, когда страшное видение само распадётся на атомы. Где, когда, в каком колене промелькнули красивые гены и у кого: у Елены Валентиновны или у главного инженера? Никто об этом не знает и ничего уже не расскажет. Она вычеркнула его из своей памяти. Всё забыла. Только запах одеколона помнила. Едкий такой, пронзительный. Елена Валентиновна старалась не вспоминать тот злополучный вечер, а когда на неё накатывало, вздрагивала, явственно ощущая тошнотворный запах — тот самый, от которого её опутало страхом, как паутиной; да так, что сознание отшибло.
Время шло. Девочка росла. Редкая красота дочери пугала неразумную мать. Она разглядывала спящую девочку и удивлялась, как такая красавица будет жить на белом свете? Потом удивляться перестала. Привыкла. К тому же выяснилось, что красота дочери имеет недостаток — всего один, но существенный. Девочка по имени Алина оказалась неуклюжей. Она постоянно падала, подворачивала ножки, ручки, клонила набок головку. Кому только не показывала Елена Валентиновна ребёнка: и докторам, и знахаркам, и экстрасенсам — все только руками разводили. Впрочем, они что-то бормотали про нарушение координации, пульсацию, вибрацию и другую невразумительную муть.
Алина часто падала, но ничего не ломала.
